– Большое спасибо, – отвечает она. – Вся фишка заключалась в том, чтобы не раскрывать перед ним все карты. Мальчишки ведь все по природе любопытны, как маленькие дети, им нравится выполнять несложные задания и разгадывать тайны. А как только у них возникает какая-то навязчивая мысль, они и сами не могут понять, откуда она взялась. И все, шарик покатился.
– Прямиком к выпускному.
– Именно.
– Они должны знать, кто ими манипулирует, – говорю я. – Чтобы потом поблагодарить тебя.
– Я просто хочу, чтобы мы все были вместе. А еще надо делать добро, – серьезно отвечает Холлис, – особенно пока никто не видит.
Вечером я прихожу к Мине. Она лежит на кровати лицом вниз, по полу разбросана одежда.
– Я должна все отменить, – говорит она в подушку.
– Так, а почему? – спрашиваю я, перешагивая через вещи.
– Потому что, что бы я ни надела, я выгляжу как ряженая кукла, а еще я вспотела. И вообще, я лучше посмотрю кино с тобой!
Глупо, конечно, но эти слова вызывают у меня вспышку радостного триумфа.
– Понятное дело, мы всегда любили это делать. – Я поднимаю с пола несколько платьев. – Но жизнь неумолима.
Мина переворачивается на спину и таращится на вентилятор под потолком.
– Это слово дня из приложения. «Неумолимый».
– По-моему, оно слишком простое для тебя.
Я показываю платье, которое она надевала на день рождения Холлис.
– Надень опять вот это, – предлагаю я. – Оно хорошо на тебе смотрелось.
– Что ты имеешь в виду под «хорошо смотрелось»?
– Когда я смотрел на него, мне оно казалось хорошим, а не плохим.
– Все равно нет, потому что это будет выглядеть так, будто у меня всего одно платье, как у гребаной Золушки.
– Золушка – самая клевая принцесса.
– Золушка – неудачница и размазня, у которой нет отца.
Мне нечего ответить на это. Мина протягивает мне свой телефон.
– Придумай какую-нибудь отмазку. Правдоподобную, но милую. – Она снова переворачивается на живот. – А потом оставь меня здесь умирать.
Я открываю их с Куинном переписку. Он написал ей сообщение:
Я боюсь акул и свиданий, но очень хочу тебя увидеть. В чем прикол?
– У тебя сообщение. – Я возвращаю ей телефон.
Мина смотрит на экран, приоткрыв рот. Я еще ни разу не видел на ее лице такого выражения. Потом она закусывает губу и снова падает на кровать.
– Блин-блин-блин!
– Так. – Я встаю и достаю свой телефон. – Судя по всему, пришло время тяжелой артиллерии.
Я звоню Холлис по видеосвязи:
– Что ты делаешь?
Холлис отвечает на звонок с необычайно самодовольным видом.
Услышав ее голос, Мина широко распахивает глаза и начинает яростно качать головой.
– Привет! – говорю я Холлис, отмахиваясь от Мины. – Ты была права. Нам нужна помощь.
Я уклоняюсь от туфли, брошенной в меня Миной. Она шипит что-то про неудачный момент.
– Так, дай мне поговорить с Миной.
Я протягиваю телефон. Мина топает ногой, но берет его.
– Привет! – говорит она Холлис с уже невозмутимым видом. – Прости, мне так неловко…
– Брось ты! Я это обожаю! Ты хочешь выглядеть трахабельной или миленькой?
– Хм… и так и так, наверное…
– Вот именно. Значит, так, у тебя есть обычная белая майка, типа тех, что мы носим на физру?
– Э-э-э, да.
– Тогда надень ее, а Кэплан пусть сделает маленький разрез сбоку прямо под твоей грудью, ну или чуть ниже – как тебе будет комфортно. Потом нужно ее снять и отрезать нижнюю часть по метке.
– Ладно…
– И помнишь ту белую юбку, которую ты надевала в девятом классе на весенний концерт?
– Э-э-э, да.
– Я как раз недавно вспоминала ее. Хочу надеть что-то подобное на ужин в честь окончания школы, но не могу найти ничего подходящего, ну, понимаешь, простое, хлопковое и А-силуэта, с вайбами Лины в Греции из фильма «Джинсы-талисман»…
– Я купила ее в «Олд Нэви» лет десять назад.
– Но ты ее не выбросила?
– Возможно. Надо поискать. Но разве она не будет мне сейчас мала?
– Просто примерь ее и покажи мне. Кэп, принеси ножницы!
Когда я возвращаюсь в комнату, Мина стоит на четвереньках перед шкафом.
– Нашла! – говорит она Холлис.
Когда Мина вытаскивает юбку, к моим ногам падает маленький пожелтевший листок бумаги.
– Круто. Надевай юбку, майку и джинсовую куртку Кэплана. Она где-то на полу в его машине.
– Что это? – спрашиваю я у Мины, поднимая бумажку с пола.
– Я в ней не утону? – спрашивает Мина у Холлис.
– В этом вся задумка, – отвечает Холлис. – Мини-юбка, кроп-топ[24] и большая куртка. Но перезвони мне, если вдруг получится дерьмово.
Она отключается.
Бумажка в моих руках очень напоминает вырезки из старинного альбома.
– Что такое «Хризантема»? – спрашиваю я. – И кто все эти люди?
Мина вздыхает.
– Это просто мусор.
Она раскладывает на кровати юбку и майку. Я беру в руки ножницы. Мина смотрит на них.
– Может, ты просто проткнешь меня ими?
– Мина.
– Можно не в сердце. А в бедро или икру, чтобы мы вместо всего этого поехали в травмпункт?
– Ты правда так не хочешь идти? – спрашиваю я. – Если что, ты не обязана.
Мы несколько мгновений молча смотрим друг на друга.
– Все хорошо, ты можешь сказать мне…
– Я очень, очень хочу пойти, – внезапно говорит Мина.
– Ну что ж, хорошо, тогда давай резать майку.
– Закрой глаза.
Она отворачивается от меня и стягивает с себя футболку. Я зажмуриваюсь. Мне вдруг становится не по себе. Очень не по себе. Мне кажется, что, если я сейчас не скажу что-нибудь, комната взорвется. Или я потеряю контроль над своим телом, случайно открою глаза и увижу спину Мины. Но в спинах нет ничего сексуального, так что не страшно… Не знаю, почему я думаю обо всем этом. Наверное, я просто привыкаю к новой Мине, которая хочет ходить на свидания. И выглядеть трахабельной.
– Я схожу за курткой! – чересчур громко объявляю я.
Я пытаюсь идти с закрытыми глаза и врезаюсь в стену. Я перехожу улицу к машине, и куртка оказывается именно там, где сказала Холлис.
Я предлагаю подбросить Мину до кинотеатра, но она запрещает мне подвозить ее на свидание, словно я призрак ее отца. И вот я слоняюсь по дому из комнаты в комнату, пока мама не приказывает мне уйти, потому что я действую ей на нервы. Тогда я иду к Холлис.
– Это не Мина только что села в машину Куинна? – спрашивает Оливер, с которым мы сталкиваемся в дверях.
– Ага, она.
– Ну ты идиот!
– И что это должно означать?
В ответ Оливер лишь качает головой.
– Иди подрочи лучше, – говорю я.
– Сам иди дрочи!
– Мне это не нужно. Я иду к своей девушке. Это такой особенный человек – и твоя девчонка, и твой друг, но когда вы оказываетесь вместе одни…
Брат высовывается из дверей и кидает мне в голову клюшку для лакросса, но промахивается.
По дороге к Холлис я достаю из кармана листок бумаги, который подобрал с пола у Мины и который она назвала мусором. Я собираюсь выбросить его в один из баков, которые вынесли на улицу, но тут до меня доходит, что это такое. В детстве у Мины была целая коллекция таких старых библиотечных карточек. Я не могу оторвать взгляд от списка имен, написанных выцветшими чернилами: Элеонора Джейкобс, 16 августа 1996 года. Эйприл Холлоуэй, 1 сентября 1996 года. Мэгги Бриггс, 14 сентября 1996 года. Затем снова Элеонора, шесть раз подряд. И потом, в самом низу, Китти Джейкобс, 11 июня 1997 года. Я переворачиваю карточку. Почерком, похожим на почерк Мины, но более мелким и округлым, написано: «Хризантема» Кевина Хенкеса, первая любимая книга Мины, 2001». Я осторожно убираю карточку обратно в карман, стараясь не помять ее.
– Как она выглядела? – спрашивает Холлис, когда я падаю на ее кровать.
– Как ты, – отвечаю я.
– Это неправда. Я очень старалась продумать ее стиль, чтобы улучшить его, не навязывая свой собственный…
– Я шучу. Она не была похожа на тебя, но выглядела очень мило.
– Не похоже, что ты шутишь. А как выгляжу я?
– Не знаю.
Холлис ложится рядом и начинает водить пальцами по моей руке.
– Я могу кое-что спросить? – осторожно начинаю я. – Почему ты так загорелась всем этим?
– Разве не очевидно?
– Нет, – отвечаю я. – Я вообще не понимаю ничего из того, что сейчас происходит.
– Ну, наверное, потому что теперь мне больше не кажется, что у тебя две девушки.
Я огорошен ее словами.
– Тебе так казалось?
– Не совсем. Я слегка драматизирую.
Я молчу.
– Ладно. Да, иногда мне так казалось. Как будто Мина – это твоя девушка для души, а я… не знаю. Для секса.
– Господи… звучит ужасно. – Я смеюсь. – Не говори так про себя.
– Да брось, я и сама виновата. Если бы я не была такой ревнивой, мне было бы плевать, что твой лучший друг – девушка, и у нас бы не было никаких проблем.
У Холлис так легко получается анализировать саму себя. Я мысленно восторгаюсь, и завидую, и чуть не пропускаю ее следующую фразу:
– И еще я была почти уверена, что она тайно влюблена в тебя.
– Она совершенно точно в меня не влюблена.
– Нет, была, но теперь, думаю, уже нет.
Пальцы Холлис замирают на моей руке, и я понимаю, что она ждет ответа.
– Как скажешь.
– По-моему, теперь все будет нормально.
– Что ж, хорошо.
– Раньше я хотела, чтобы мы с тобой были такой парой, которая называет друг друга лучшими друзьями.
– Такие пары очень скучные, – говорю я, – и, наверное, никогда не трахаются.
– И то правда.
– Не хочешь принять душ?
Холлис смеется и откатывается от меня.
– Ну-ка пойдем, девушка для секса. – Я притягиваю ее к себе и закидываю на плечо.
– Вообще-то это не смешно.
– Тогда почему ты смеешься?
••
Но в душе у меня никак не встает. Не скажу, что это нечто из ряда вон. Просто со мной давненько такого не случалось. Класса так с десятого. Мне как будто снова пятнадцать. И очень хочется, чтобы Холлис перестала вглядываться в мое лицо. Я пытаюсь придумать, как отшутиться.