– Хорошо, – говорю я, – ты иди и подожди меня внизу.
Но Мина не уходит. Она склоняет голову набок.
Ничто на свете не заставит меня отвести от нее взгляд. Я ощущаю каждый удар своего сердца, как удар гонга. Она опускает взгляд на мои ладони, все еще сложенные на промежности. На секунду, долгую и одновременно короткую, я не могу ни пошевелиться, ни заговорить. Мина берет меня за руки и разводит их в стороны. Она смотрит туда, затем поднимает взгляд на меня. И тут мы целуемся. Она обнимает меня за плечи. Время ускоряется, и мы прижимаемся друг к другу так сильно, что я теряю равновесие и, кажется, срываю занавеску над ванной. Она падает на нас, и Мина смеется мне в рот, отталкивает занавеску и целует меня еще сильнее, а потом мы оказываемся на полу. Она швыряет куда-то свою футболку, и мы катаемся по полу, опрокидывая энергетик. Стука в дверь я почти не замечаю, но Мина слышит его и отстраняется.
– Кэплан? – зовет мама. – Можно войти?
Я застываю, но Мина быстро двигается, собирает свою одежду и бесшумно выходит через другую дверь, которая ведет в комнату Олли.
– Кэплан?
– Входи! – кричу я и опускаюсь на колени перед унитазом, потому что ничего лучшего в голову не приходит.
Мама открывает дверь и смотрит на смятую занавеску в ванне и красную лужицу пролитого энергетика.
– Боже мой, – говорит она, – что тут произошло?
Я бормочу что-то невнятное, не отрывая лица от унитаза. Она подходит, опускается на колени рядом и убирает волосы с моего лба.
– Ой, ты весь горишь!
– Я в порядке, мам.
– Дорогой, ты весь красный…
– Ничего страшного…
– Мне кажется, у тебя жар. – Она прижимает руку к моему лбу, а затем встает, чтобы порыться в аптечке.
– Мам, клянусь, со мной все в порядке.
– Прими это, – говорит она, протягивая мне жаропонижающее, – и ложись в постель, ладно?
– Да, хорошо.
– Так, давай-ка я…
– Мама! Я сам! – Я практически выталкиваю ее из ванной, а потом, чуть задержав ладонь на ручке двери Олли, бросаюсь в его комнату.
Брат сидит на кровати, разложив перед собой домашнюю работу, и смотрит в окно с открытым ртом. Он поворачивается ко мне и указывает на окно.
– Мина, – говорит он, – без одежды, в лифчике, вошла и подмигнула мне. А потом вылезла из окна.
Я подбегаю к окну и смотрю вниз, но там никого нет.
– Ребята, вы только что… вы только что собирались…
– Не знаю, – говорю я, пытаясь направить мысли в нужном направлении, но ее лицо так и стоит у меня перед глазами.
– Тогда почему ты все еще стоишь здесь и разговариваешь со мной? – Он вскакивает на ноги, и бумаги разлетаются по всей комнате. – ДАВАЙ! ЭТО ОН!
– ЧТО? – Не знаю, почему я кричу в ответ, но это здорово.
– ЭТО ОН, ТОТ САМЫЙ МОМЕНТ!
– ЧЕРТ! ЛАДНО!
Я вылетаю из его комнаты, несусь вниз по лестнице, пробегаю мимо мамы, которая в прихожей завязывает шнурки на кроссовках, и выскакиваю за дверь. Я пересекаю улицу, не замечая ничего и никого, не сводя глаз с голубой входной двери дома Мины. Я со всей силы ударяю по медному молотку. Сначала ничего не происходит, и я чувствую, что сердце вот-вот выскочит из груди, а потом мама Мины открывает дверь.
– Кэплан?
– Гвен! Ой, миссис Штерн! Мина дома?
– Кэплан, почему на тебе нет одежды?
Я опускаю взгляд на свои боксеры.
– Черт!
– У тебя все в порядке?
– Да, – отвечаю я. – Наверное. Простите, что ругнулся вслух. Случайно получилось. На самом деле, по-моему, все может стать еще лучше.
Она все еще непонимающе смотрит на меня, преграждая путь, но меня так переполняют эмоции, что я открываю рот и говорю:
– Мы с Миной только что поцеловались, а потом вошла моя мама, и Мина убежала, и вот теперь я здесь, чтобы поговорить с ней, и на мне только трусы, потому что я вчера вечером напился до беспамятства, и меня вырвало на одежду, но я здесь не потому, что целовал вашу дочь без одежды, – это просто совпадение.
Кажется, она готова захлопнуть дверь у меня перед носом. Затем с непроницаемым выражением лица мама Мины отходит в сторону. Я не жду, пока она передумает. Я несусь вверх по лестнице в комнату Мины. Дверь открыта. Она снова в одежде и удивленно смотрит на меня, как это только что делала ее мама.
– Какого черта! – шипит она.
– Прости!
– Что ты здесь делаешь?
– Я не знаю!
– Почему ты не оделся?
– Я НЕ ЗНАЮ!
– Ш-ш-ш!
Она зажимает мне рот рукой, и мы оба поворачиваемся к двери, но тут с лестницы доносится какая-то музыка. Мина в замешательстве наклоняет голову, и я не могу удержаться, чтобы не протянуть руку и не коснуться ее лица.
– Господи Иисусе! – Она шлепает меня по руке, и я отскакиваю назад и складываю руки за спиной.
– Прости!
– Что ты сказал моей маме?!
– Я вел себя естественно, но деликатно. Я просто сказал ей, что… что мы поцеловались…
– О господи…
– И что я хочу с тобой поговорить.
– И что она сказала?!
– Ну ничего, но она позволила мне подняться.
– О господи! – повторяет Мина, оглядываясь на дверь.
Музыка звучит еще громче.
– О чем ты только думал, Кэплан?
– Хм. Наверное, что это, должно быть, тот самый момент? И что я не хочу пропустить его?
Мина пристально смотрит на меня.
– Боже мой, – говорит она, – не могу поверить, что у тебя встал…
– Прекрати! Перестань говорить об этом, иначе это повторится снова!
Это лишь смешит ее. Она закрывает глаза руками, и ее плечи вздрагивают.
– Мина, – слабым голосом говорю я.
Она делает глубокий прерывистый вдох, потом опускает руки и смотрит на меня.
– Ну и ладно, – говорит наконец Мина.
– Что ладно?
– Я и не против. Если это повторится.
– Правда?
– Да.
26
Мина
Это происходит снова. В голове становится пусто и гулко.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спрашивает Кэплан.
– Да, – повторяю я, – уверена.
– Как скажешь, – отвечает он. Но что-то в его голосе заставляет меня замереть и посмотреть на него.
– А ты? – спрашиваю я.
– Да, пожалуй. Только если немного нервничаю.
Я тяну его за руку, и он тоже опускается на колени. Мы прижимаемся друг к другу лбами.
– Это всего лишь я, – говорю я.
Кэплан запускает руку мне в волосы, за ухом.
– В том-то и дело, – отвечает он. – Это ты.
После этого мы вместе лежим в моей постели, запыхавшиеся и ошалевшие.
Я не собираюсь притворяться, что никогда раньше не думала об этом моменте. Но сейчас я просто замираю от удивления, и мне даже стыдно подумать о том, что кому-то из нас придется нарушить молчание, и еще мне страшно, что это будут за слова. Мне кажется, что если начну я, то с моего языка сорвется что-то масштабное и необратимое.
Когда мы были маленькими и еще помещались в моей детской кровати, мы спали валетом. Всякий раз, когда я не могла заснуть, я закрывала глаза и представляла, как выглядит его лицо на другом конце кровати. Длинные светлые ресницы, редкие веснушки, родинка под правым глазом, волосы на виске, такие светлые, что в детстве казались почти белыми. Я делала так с самого детства, и это никогда не казалось мне неправильным или романтичным.
И вот однажды ночью, когда мне было двенадцать лет, в этих странных сумерках между сном и явью, когда его ноги в полосатых носках были в дюйме от моего носа, я подумала о том, каково это – поцеловать его. Я была так смущена, что вскочила и меня вырвало в ванной.
Я чувствую, что он смотрит на меня, но не могу повернуть голову. Я смотрю на потолок, на солнечные лучи, скользящие по нему.
– Что это за музыка? – спрашивает Кэплан.
Мы прислушиваемся. Я пытаюсь сосредоточиться на его словах, а не на огромном чувстве, которое окутывает меня, а может, наоборот, исходит изнутри, пробиваясь наружу после стольких лет.
Куда только ушло время?
Мы не сделали и половины того, что хотели.
– Это проигрыватель отца, – говорю я. – У него была большая коллекция пластинок. Он любил старые мюзиклы.
– Я даже не знал, что у тебя есть проигрыватель.
– Я не могу вспомнить, когда мы в последний раз включали его.
– Что это за песня? – спрашивает он.
Я собираюсь сказать, что понятия не имею, но потом узнаю ее.
– Some other time[31], – отвечаю я.
Слова песни звучат так отчетливо, как будто песня играет прямо в моей комнате. Наверное, маме внизу это кажется прикольным.
– Как ты думаешь, зачем она это включила? Чтобы создать настроение? – спрашивает он.
– Нет, я думаю, просто чтобы дать нам возможность побыть наедине.
Я сажусь, тянусь за своей футболкой, стараясь сохранять спокойствие, и опускаю ноги на пол.
– Я не могу вспомнить, когда в последний раз в доме звучала музыка, – говорю я, просто чтобы что-то сказать.
Я встаю, натягиваю шорты и поворачиваюсь к Кэплану.
Он лежит на кровати, закинув руки за голову, и наблюдает за мной. Заметив выражение моего лица, он тут же спрашивает:
– Что не так?
– Ничего. Тебе нужно одеться…
– Я пришел в трусах.
Он смеется, и я тоже пытаюсь, но на самом деле мне хочется плакать. Я оборачиваюсь и нахожу для него футболку большого размера. Кэплан внимательно наблюдает за мной, пока натягивает ее через голову.
– Эй, – говорит он. – Ты в порядке?
Эта футболка осталась у меня после научной олимпиады, спереди принт таблицы Менделеева, а под ней надпись: «МЫ АРГОН ДЛЯ БАРИЯ».
– Да, я в порядке, – отвечаю я. – Но, думаю, тебе лучше уйти.
Он обескураженно смотрит на меня:
– Уйти?
– Да.
– Прямо сейчас? После того, как мы только что…
– О, не будь таким. – Я отворачиваюсь и делаю вид, что собираюсь заправить постель. – Ты занимался сексом не один раз.
Меня охватывает паника: если я не останусь одна в ближайшие тридцать секунд, то, наверное, взорвусь.