– Затем, что ссориться с тобой весело и интересно.
– И? – Она корчит рожицу, ожидая продолжения.
– И я скучаю по этому.
Она гневно смотрит на меня. Этот фирменный взгляд Холлис чертовски красив – глаза так и сверкают от ярости.
– И я лучше буду ссориться с тобой, чем не говорить совсем.
Она снова сверлит меня взглядом. Но потом вздыхает и проходит мимо. Уже почти на парковке она разворачивается ко мне.
– Ну что, ты идешь?
Вот как мы с Миной подружились. Она была маленьким гением, а я – маленьким злым придурком. Мы встретились во втором классе. Через год после того, как мой отец ушел от нас и мы переехали из Индианы в Ту-Докс[7], штат Мичиган, в маленький квадратный белый домик на Кори-стрит, стоявший прямо напротив замка из красного кирпича с голубой парадной дверью и огромным латунным дверным кольцом. Для меня это было как раз вовремя.
Никто никогда не учил Мину читать. Она была легендой школьного родительского комитета. Однажды, когда ей было года три, а я, наверное, все еще учился говорить, она сидела в машине со своими мамой и папой. Родители о чем-то спорили и пропустили нужный поворот. Мина со своего места крикнула им, что Элпайн-стрит осталась позади. Когда они спросили, как она об этом узнала, Мина ответила, что увидела знак. Остаток дня родители возили ее по городку и показывали на знаки, а она просто называла их – Уиллоу, Гейтс, Брайтон (как будто «р» произносить так легко), Хьюрон, Манси, Бьюфорт – чертов Бьюфорт!
Помню, когда я впервые услышал эту историю, мне захотелось швырнуть свои наггетсы в лицо женщине, которая ее рассказывала. Я не понимал, зачем она дразнит маму рассказами об этом чудном даровании, которое жило прямо через дорогу от нас, об этом Моцарте книг, учитывая, что мне было семь с половиной лет, а я, хоть убей, не мог различить «б» и «п»? После того вечера мама строила планы так, чтобы наши семьи собирались вместе, и все время предлагала поиграть с Миной. Тогда я думал, что она считала, будто общение с этой девочкой положительно скажется на мне и сделает умнее. Сейчас же мне кажется, что ей было просто одиноко без папы и хотелось завести друзей, пусть тогда она еще не знала, что маме Мины вскоре тоже придется растить ребенка одной. Не знаю.
Тем временем на уроках мы погрузились в адское чтение вслух. На тот момент я уже довольно хорошо играл в футбол и командовал остальными на поле, так что другим детям, пожалуй, было весело каждый день наблюдать мои стыд и унижение, когда учительница называла нас, пассажиров трясущегося Поезда Судьбы, по очереди. Я всегда читал максимум слова четыре. Потом все начинали смеяться, и учительница называла следующего. Той осенью нас с Миной посадили рядом. После того как я заикался, словно пещерный человек, по жестокой, но очевидной иронии судьбы настала очередь Мины. У нее был очень приятный чистый голос, она не читала слишком быстро, чтобы произвести впечатление, но и не бубнила монотонно или забывала, как дышать. В ее голосе звучали мудрость и умиротворенность, словно ей была известна тайна, спрятанная за всеми этими словами, которой она, возможно, решит когда-нибудь с нами поделиться. Она не была особо популярной, но всем нравилось слушать, как читает Мина.
Тогда я ненавидел ее всем сердцем. Мне, восьмилетнему, одержимому лишь собой и собственным местом в этом мире, казалось, что Мина делала все это специально, что она существовала лишь для того, чтобы выставить меня в плохом свете, чтобы внести разлад в естественные правила и порядок мира, в котором я был королем. Она читала даже на переменах. И именно это бесило меня больше всего. Перемены были для того, чтобы кричать, бегать и пинать мячи – для всего того, в чем мне не было равных. И тогда я выплеснул на нее всю свою ярость – начал издеваться над ней. Я был трусом и уже тогда не умел выяснять отношения, поэтому никогда ничего не говорил открыто. Но при всех, кто готов был слушать, я обзывал ее «зубрилой», «чудилой» и «неудачницей». Довольно примитивно, но удивительно: остальные это подхватили. Я называл ее «очкариком» и «пучеглазой». Я говорил, что ее веснушки – заразная болезнь всех зубрил. Что у нее длинные и темные волосы, потому что она ведьма. Моя война была подпольной, но на следующий день другие дети повторяли все это ей в лицо. Мина была другой, особенной. Я указал остальным на это, и мы все отвернулись от нее.
Но она сносила это все с высоко поднятой головой, и я бесился еще больше. Мина никак не реагировала, она не плакала, никому ничего не говорила. Словно она вообще нас не слышала, а если и слышала, то ей было плевать. Мина была выше всего этого. А потом, на Хеллоуин, когда мы все пришли в школу в костюмах, она явилась в огромных игрушечных очках, которые увеличивали ее глаза, раскрасила веснушки зеленым и черным и, конечно, надела ведьмовскую шляпу. Это было круто, что уж говорить.
Спустя неделю мисс Леви решила утереть мне нос и этим, похоже, изменила ход моей жизни. Однажды она задержала нас после урока и объявила, что с этого дня у нас будет читательский клуб, в который будем входить лишь мы двое. Мы с Миной должны были стать партнерами по чтению. Хоть я был самой бестолочью в классе, но даже мне хватило мозгов, чтобы понять – мне, тупице, нужна помощь гениальной Мины. Я выбежал из класса, но Мина бросилась вслед за мной:
– Постой! Куда ты?
– На перемену, к друзьям. Отстань от меня!
– Погоди минуту. – Она тяжело дышала от быстрого бега. – Что тебя огорчезлило?
– Огорчезлило?
– Ты огорчен и злишься.
– Нет такого слова. И почему ты такая странная? – Но ей удалось так сильно обескуражить меня, что я остановился. Я хотел понять и не чувствовать себя глупым. – А что не так со старым добрым «злишься»?
– Я бы не стала разговаривать с тобой, если бы ты просто злился. У меня нет времени.
Я посмотрел на нее и ощутил укол совести. Это было новое, но не очень приятное чувство.
– Прости, что назвал тебя «странной».
– Все нормально. Меня так все называют.
– И за это тоже прости.
– Что за глупости? Это не твоя вина.
Я стоял и молчал.
– Меня называли странной еще до того, как ты сюда переехал.
Эти слова должны были принести облегчение, но я почувствовал себя еще хуже.
– И мне жаль, что так случилось с твоим папой.
– О! – ответила она. – Спасибо.
Я переминался с ноги на ногу. Мина пристально смотрела на меня, и это заставляло меня нервничать.
– Я встречался с ним однажды. Он делал мне укол.
– Ну это была его работа.
– Да, только в тот раз мне было совсем не больно.
Мина недоверчиво уставилась на меня:
– Уколы – это всегда больно.
– А тогда мне было не больно. Из-за того, как его сделал твой папа.
– И как он его сделал?
– Я ни капельки не боялся, – ответил я, уже жалея, что вообще заговорил с ней.
– Что ж, я всегда считала его хорошим доктором. Здорово, что кто-то еще считает так же.
– Конечно.
– Ладно, а почему ты огорчен?
Я вздохнул.
– Потому что для меня чтение – это что-то невозможное. Пусть мне лучше поставят десять уколов, чем я прочту хотя бы страницу.
– Ты серьезно?
– Да, наверное.
– Ну ты ошибаешься. Сам увидишь.
Сказав это, она пошла вперед по коридору, и я последовал за ней.
Нам дали особое домашнее задание: мы с Миной должны были читать по полчаса каждый вечер. В тот раз Мина перешла через дорогу, постучалась в мою дверь, и мама впустила ее. Она, чувствуя себя как дома, прошагала в мою комнату с первой частью «Гарри Поттера» под мышкой.
– Ты издеваешься? Тут же миллиард страниц!
– Это отличная история, так что ты будешь только рад, когда прочитаешь ее.
В течение следующих тридцати минут, отсчитываемых моими новыми водонепроницаемыми электронными часами, мы читали друг другу вслух. Мина читала пять страниц, я две – медленно, с запинками, но все же читал. Она оказалась права, это была классная история, и тридцать минут быстро пролетели. Тем вечером, поужинав, я слонялся по дому, гадая, что будет дальше с мальчиком, который жил в чулане под лестницей.
– Пойду прогуляюсь, – объявил я.
Мама появилась из ниоткуда, перекрыв входную дверь рукой. На ней была медицинская форма, потому что она так и не переоделась после смены.
– Уже почти восемь, Кэплан. Ты никуда не пойдешь.
Я вздохнул.
– Я собираюсь к Мине Штерн. Через дорогу. Мне нужна помощь с чтением.
Эти слова оказались волшебными. Мама улыбнулась противной взрослой улыбочкой и дала мне пройти. Я перешел дорогу в темноте, затаив дыхание из-за позднего времени и странности своего успешного побега. Я немного задержался у входной двери, чувствуя себя неловко. Затем обошел дом сбоку, пока не увидел приоткрытое окно наверху. Белые занавески с маленькими серебряными звездочками развевались на ветру. Крыша, которая выступала над боковым крыльцом прямо под окном, была всего в каком-то футе[8] от игрового комплекса, поэтому я взобрался на него и позвал, обращаясь к звездам. Занавеску отдернули в сторону, и появилась Мина в фиолетовой ночной рубашке с узором из планет и ракет. Меня тут же поразила голубизна ее глаз без очков, а затем она приоткрыла окно пошире и спросила меня, что, черт возьми, я здесь делаю, и не собираюсь ли я упасть и сломать себе шею.
– Я пришел, чтобы почитать. Мне нужно знать, что будет дальше.
Как вы понимаете, есть определенные вещи, которые нельзя пережить, не обретя друзей. Одно дело – сразиться с огромным пещерным троллем. Совсем другое – вместе читать вслух перед сном всю серию книг о Гарри Поттере.
– О чем ты думаешь? – спрашивает меня Холлис. Мы лежим на разложенных сиденьях ее машины, заднее стекло занавешено покрывалом.
– Да ни о чем, – отвечаю я, не открывая глаз.
– Удивительно, как парни могут думать ни о чем.