– А ты знаешь, брат, о том, что полмиллиона человек из-за этой вот «буферной зоны» стали беженцами? Знаешь ли ты, в каких условиях они живут? А вы что делаете в этих зонах? Ни-че-го… Ваши войска поставили блокпосты и стерегут эту территорию. Там нет армян, там нет азербайджанцев. Ваше правительство даёт кучу гарантий и льгот тем, кто туда переедет жить. Но все понимают, что рано или поздно мы освободим свои земли. Просто много молодых пацанов положим. Но ничего не поделаешь, как русские говорят, лес рубят – щепки летят. Хотя ведь каждая «щепка» – это чья-то жизнь и судьба. Я наслышан о многих влиятельных армянах в Москве, но, к сожалению, не слышал о таковых в Ереване. Я ничего не смогу поменять. И поверь, мне жаль наших пацанов, да и ваших тоже. Мы же все когда-то были одним народом, советским, – почти шёпотом сказал Гасан.
– Правильно делаешь, что не знаешь местных армян, тут, в политике, почти нет влиятельных и порядочных. За рубежом, может, и есть, а здесь их нет. И если кто-то и появляется, то они его уничтожают, так, как уничтожили великих сынов нашего народа Карена Демирчяна[48] и Вазгена Саркисяна[49], – грустно закончил Артак, сделал вдох и продолжил тихим и монотонным голосом:
– Гасан-джан, услышь меня. Вам не нужна эта война, и нам она не нужна. Я люблю звёздное небо, и ты его любишь. Зачем же нам делить небо?
– Зачем, зачем! Кто начал всё это, брат? Ты опять о своём и не слушаешь меня. Да, мы все жили себе мирно и спокойно. Годами дружили с вашим народом. Ты сам свидетель, как мой отец привёз к нам домой вашу семью. Потом Горбачёв пришёл к власти, и начался развал некогда великой нашей родины – Союза Советских Социалистических Республик. И что? Ваши затеяли митинги первыми. Ваши заговорили о том, что Карабах – это Армения, и пошли выгонять наших с насиженных мест. Что, разве не так? Потом приехали в наш дом эти так называемые защитники родины и убили моего отца. И с тех пор эта война стала моей войной. Рано или поздно я найду того мерзавца, который расстрелял моего отца в упор и сжёг его. Он был главарем среди них, и я помню его лицо. Обязательно найду! – завершил свою речь Гасан и посмотрел в ту сторону, где спали его бойцы.
– Найдёшь, точно найдёшь. И знаешь, брат, я бы с удовольствием сам прикончил того негодяя, что застрелил дядю Юсуфа. Я никогда не убивал людей, но после этого убил бы и Чёрного Салмана из твоего отряда.
– Э-э-э нет, брат, не так-то легко убить человека. Хотя, возможно, тебе придётся убить сегодня одного нелюдя…
Гасан изучающее посмотрел на Артака. Тот отвёл глаза в сторону, предполагая, что в голове командира созревает план его побега…
– Не бойся, брат, – спокойно добавил Гасан. – Пока я жив, ни один волосок не упадёт с твоей головы. А за готовность покарать убийцу моего отца спасибо тебе, братское спасибо.
– Видишь ли, Гасан-джан, я примерно представляю себе того, кто убил твоего отца.
– Как, знаешь? – отозвался Гасан.
– Да нет, лично его я не знаю, однако знаю типаж таких людей. Это бездельники, которые ни на что не способны в обычной жизни, но в военных условиях, с оружием в руках превращаются в самодовольных придурков. Я видел таких «соколов самообороны», которые в начале войны слетелись, как коршуны на добычу. Дело в том, что война, как магнит, притягивает к себе много дерьма. И в нашем городке был один такой. В первые дни войны он возомнил себя защитником родины и собрал отряд из таких же обормотов, бездельников и наркоманов, каким был сам. Потом, якобы, уехал на фронт.
Были и другие, настоящие патриоты – те, кто геройски погибал на фронтах в неравных боях с превосходящими азербайджанскими силами. Они гибли, а этот жировал. Его звали Хайк, и он был обычный водитель КАМАЗа. Бездельник и тунеядец. И так и постарел бы за рулем своего КАМАЗа, если б не эта война. Он придумал себе кличку – командир Айк. Как потом оказалось, всё, что он сделал за годы войны, это разграбил две или три азербайджанские деревни. Он со своим отрядом и у простых армян отнимал машины, мотивируя тем, что они нужны фронту. Отнимал «Нивы» и УАЗы, но вскоре позарился на «Жигули» и «Волги», которые никак не могли быть полезными на фронте.
Именно тогда в Армении появилось настоящее патриотическое движение с пассионарными ополченцами – АНА, то есть «Армянская Национальная Армия». Вот в ней много было настоящих героев. И этого придурка, командира Айка туда не взяли. Он уже захватил находящиеся в нашем городке химический завод и завод точного машиностроения, провозгласив себя их директором. Потом же, когда структуры АНА расформировали, водитель КАМАЗа Айк стал генерал-майором. Ему на плечи налепили звёзды, и стал он официально генералом Айком. И кстати, по-моему, он до сих пор генерал, вроде уже генерал-лейтенант. И то, что творят его сыновья и подручные, не сделает ни один азербайджанец. Они держат в страхе весь город и весь район.
– А у нас появился Народный фронт Азербайджана, там тоже были патриоты, но были и шакалы, – тихо продолжил беседу Гасан, сравнивая созвездия.
– Да, так всё и происходило, брат! А наши народные фронты одинаково контролировались КГБ из Москвы, но как потом выяснилось, и в нём нашлись предатели, агенты ЦРУ, мечтающие разорвать страну на кусочки, урвать свой личный кусок от ее богатств. Они сейчас и владеют нефтью, металлами, газом и всеми природными ресурсами в Армении, в Азербайджане, да и в России! Шаг за шагом разыгрывалась по-своему величайшая многоходовая и многоэтажная комбинация ЦРУ по развалу Советского Союза, где нашлось место для подлости и республиканских партократов, и московских демократов. Именно в эту схему включили наши два народа. Сначала мирные митинги, страсти по экологии, по Наириту[50] и по Мецаморской АЭС. Ну, а потом уже и Карабах, беженцы и Сумгаит. Резня мирных армян, первая кровь, – отрешённо произнёс Артак.
– Ты опять говоришь мне про Сумгаит? Ты не совсем прав. Все армяне говорят про Сумгаит. Февраль 1988 года. Да, там были перегибы, но там погибло всего 14 армян от рук безбашенных наркоманов и тунеядцев, которые якобы приехали из Кафанского района Армении. А знаешь ли ты про февраль 1992 года, про Ходжалы? 650 убитых мирных людей! Знаешь ли ты про них – женщин, детей, стариков? Да, среди них были и ополченцы. Но те-то с оружием, а дети? 116 убитых детей, Артак! В чём их вина? В том, что они азербайджанцы? – с явной обидой и раздражением говорил Гасан.
– Да, ты прав, но лишь отчасти. Тут тоже много пропаганды. Да, были жертвы. Но армяне дали коридор из Ходжалы, и мирных людей начали оттуда выводить. Мне рассказывал ополченец, воевавший на том фронте, про 100–140 солдат армии Азербайджана, которые прикрывались мирными людьми. И которых они уничтожили! Не знаю, Гасан, так ли это на самом деле, но я верю тому человеку.
– Да врал тебе твой ополченец… Врал от стыда и позора. Врал под тяжестью совести, если она у него имелась. Нет тут никакой пропаганды. И хоть меня там не было, знаю. Я видел хронику, говорил с людьми… Ваши убивали мирных людей, и точка!
– Мне сложно спорить с тобой. У тебя пистолет, – произнёс Артак с лёгкой улыбкой…
Гасан поднял уставший взгляд на Артака:
– На, возьми.
Протянул ТТ, держа за ствол, Артаку. Тот не дотронулся до оружия. Он встал с земли, приобнял Гасана и сказал тихо:
– Прости меня, брат, прости, что не верю тебе… И я прощаю тебя за то, что не веришь мне. Несомненно, были жертвы и с той и с другой стороны. Но неким мировым силам было нужно развалить СССР. И Карабах стал подходящей мишенью для этого. Они всё и подстроили. Пролилась первая кровь, потом вторая, потом ответная. И пошло-поехало… Никто уже не знает, где начало и где конец. Но все здравомыслящие люди понимают, что каждый божий день умирают молодые парни. И не будет этому конца, пока не найдутся два лидера и не скажут: «Хватит! Мы хотим мира и покоя для наших народов, хотим, чтобы не гибли дети…»
– Да, похоже, нет конца этой войне, дорогой мой Артак. Ты мне брат, и я отпускаю тебя. Пора. Забери маму и поезжай сейчас, а мы поедем к себе.
– А как же ты, Гасан? Они же тебя под трибунал отдадут! И эта мразь, Салман, будет первым, кто тебя сдаст.
– Не бойся, брат, у меня столько заслуг перед моей многострадальной родиной, что никто не посмеет заподозрить, что я способен отпустить пленных. Более того, на днях в одном из других районов соприкосновения наших войск я возьму новых заложников и всё-таки выменяю их на моих земляков…
Гасан загадочно улыбнулся и продолжил:
– Не скажу где. Но точно возьму ваших в плен.
Артак посмотрел на него с грустью.
– Знаешь, Хосров, как твой брат, я хочу пожелать тебе удачи. Но как армянин и простой человек, я не могу этого сделать, и ты меня, надеюсь, правильно поймёшь.
– Я понимаю тебя, Артак, поэтому и не говорю, где возьму пленных и как. Была бы моя воля и твоя, мы бы вместе нашли какое-то решение этому бесконечному ужасу. Ты ведь тоже патриот своей родины, как и я. Вот если бы ваш президент был таким же мудрым и честным, как ты, очень возможно, мы бы заключили долгожданный мир.
– Наш президент – мудрый и честный? – переспросил Артак. – Знаешь, Гасан, на днях мне одноклассник классный анекдот рассказал из жизни Армении. Значит так, есть президент, у него есть брат Сашик, который вдруг стал самым богатым бизнесменом страны. И есть зять президента, которого зовут Мишик, успешный бизнесмен. Это вводная, чтобы ты понимал суть анекдота.
– Брат, я прекрасно знаю вашу внутреннюю политику, и про беспредел структур Сашика тоже наслышан. Так что давай анекдот, – улыбнулся Гасан.
– Так вот. Вызывает к себе президент министра финансов и говорит: «Подготовьте мне список самых крупных компаний Армении с их хозяевами, чтобы мы смогли вычислить, кто виновен в том, что в бюджете Армении нет денег». «О’кей, шеф, будет сделано», – отвечает министр финансов. Через час приносит список из тринадцати компаний и начинает зачитывать их названия. «Ты читай теперь имена хозяев, и мы сейчас определим, кто виноват в бедственном положении страны», – торопит президент. Премьер начинает читать: «Сашик, Мишик, Сашик, Мишик, Сашик… В последней, тринадцатой, компании пока не знаю, кто хозяин…», – завершает список министр. «Ай-ай-ай, вот этот, тринадцатый, и виновен во всех наших бедах. Он подмял под себя всю экономику. Разберись и доложи, кто же всё-таки хозяин», – даёт поручение президент. «Да нет, шеф, дело не в том, что я не зна