– Ладно, Артак, может, и смогу. Только при одном условии: это день рождения моего брата, но не день благодарности, тем более пожизненной. Только так! И я прилечу, если Всевышний поможет.
– Да, давай на том и порешим, брат… Спасибо, Гасан.
– Спасибо, сынок, – по-матерински нежно поблагодарила его Карине. – Береги себя и своих родных! Господь с тобой.
Гасан вынул штык-нож из автомата и протянул Артаку:
– Подержи, брат, рукоятку ножа левой рукой, это поможет мне скрыть следы твоего побега. Прошу тебя об одном: когда эта война закончится, и тебя спросят о плене, никогда и никому не раскрывай правды, никогда! Говори, что вначале караульным был Гасан. Через час его сменил Салман, и когда Гасан заснул, то Салман подошел к тебе с кинжалом. С целью надругаться над тобой. Держа в правой руке кинжал, он давил им твое горло и одновременно левой пытался расстегнуть ремень на брюках. Ты, воспользовавшись минутой, вытащил с его пояса левой рукой штык-нож, воткнул ему в печень и сбежал. Разумеется, сначала тихо подошел к маме, разбудил ее, вы вместе сели в твой джип. После, оперативно, ты сам расковырял провода, методом проб завел машину и быстро уехал. Вот и весь план. Главное, Арак – не забудь главное: с момента, как ты заведешься и поедешь, ровно один час никто не должен знать, что мой отряд в приграничной полосе. Ровно один час мне нужен, чтобы оказаться на нашей стороне и в безопасности. Возможны любые сценарии, брат мой, но без этого часа кранты всему отряду. Иначе нас тут накроют. Лучше никогда и никому не рассказывать про эту историю, но если вдруг так сложатся обстоятельства, что придется что-то говорить, то можешь изложить все, как было, за исключением нашего прошлого. Про то, как ты воткнул штык-нож в печень Салмана, ты уже хорошо помнишь. Надеюсь, все понял? Вопросы есть?
– Все понятно, Гасан-джан. Все понятно. Одним мерзавцем на свете сегодня станет меньше, и это сделал я, воткнув левой рукой его же штык-нож в его же печень, – тихо, заговорщическим тоном произнес Артак. – После мы с мамой сбежали на джипе. И еще архиважно, чтобы в течение одного часа ни одна живая душа не узнала о том, что вы здесь, за линией фронта, – повторил он урок и отрешенно продолжил: – Плюс ко всему, я оставил кинжал в его теле, не вынимая из смертельной раны, иначе на моей одежде была бы его кровь. Так?
– Так, брат мой. Все так, – тихо закончил Гасан.
Названый брат тут же выполнил просьбу Гасана. Он понимал: это был минимум того, что мог он сделать, дабы вывести из-под удара славного солдата своего отчества.
Гасан аккуратно, за ножны, забрал холодное оружие из рук Артака. И сказал, чтоб тот ровно через минуту завёл машину, соединив сначала белый и красный, а потом и жёлтый провода, и затем ехал строго на запад. Гасан ещё раз показал дорогу, уточнил последовательность прокрутки проводов, взял правой рукой Артака за затылок, прижал его к себе так, что лбы коснулись друг друга, и, отпустив, быстрым шагом направился в коровник.
Артак сел за руль и стал отсчитывать на часах секунды. Ровно через минуту «Сузуки» завелась и резво рванула вперёд.
Следом из-за лесополосы выбежал Гасан и выстрелил один раз из пистолета с глушителем. Артак услышал, как позади в районе бампера «Сузуки» что-то хлопнуло и разбилось, и на табло автомашины зажегся сигнал о неработающем заднем фонаре. Он разгонял машину ещё секунд двадцать и включил фары.
…Автомобиль мчался по полю. Впереди была Армения. Его Армения, так им любимая, но так и не разгаданная. Мама тихо плакала и постоянно повторяла молитву «Отче наш».
Они ехали навстречу неизвестности, из Армении в Армению, оставив далеко позади подполковника азербайджанской армии, который должен был успеть уйти со своим отрядом за линию фронта.
Расстались Артак и Гасан как два брата. Для всего мира они опять стали врагами. Они, которые спасали друг друга, продолжая традицию, начатую их родителями.
Их свела судьба здесь, в Армении, ещё раз не случайно. Артак ехал вперёд в надежде, что свет фар, освещавший ему дорогу, озарит и дорогу к миру между двумя некогда братскими народами – армянским и азербайджанским, утратившими доверие и мудрость. Гасану же ещё предстояло довести дело до конца и вернуться к своим.
Артак уже полчаса ехал по родной земле. Он думал о Гасане, о его сестре Наргиз, которую он вряд ли когда-нибудь увидит, и о том, что нужно молчать ещё полчаса.
Молчать ещё 30 минут, повторял он, когда на пути его джипа выскочила машина с армянскими полицейскими, и офицер недвусмысленно показал, что надо остановиться.
Остановиться и молчать, пока Гасан не покинет Армению. Осталось 29 минут, подсказывала стрелка.
Он начал сбрасывать скорость автомобиля и включил правый поворотник, затем снизил скорость до минимума. Кровь прихлынула в голову Артака с небывалой силой. Что делать? Остановиться и тянуть разговоры? Попробовать уйти, не рассказав про отряд Гасана? А вдруг маму начнут опрашивать, и мама проговорится? Дать газу и уехать? А вдруг начнут стрелять в спину?
Что делать?
Остановиться и сказать им всю правду, надеясь, что Гасан успел уйти за линию фронта? А может, и сдать его? Сдать Гасана? Ведь он же обещал Артаку, что его спецназовцы придут ещё раз сюда за новыми заложниками. Это означает, что ещё два невинных армянина окажутся в плену спецотряда «Гюрза».
Сдать Гасана? Нет, нет, нет. Кем же станет он после того, как Гасан с отрядом окажутся в плену или, не дай Бог, погибнут в перестрелке? Кем? Он не сможет жить после такого позора.
Нет, Артак не такой, он не сдаст своего спасителя. Он не шакал. И, несмотря на любовь к родине, не выдаст отряд вражеских диверсантов, которым руководит славный сын своего народа, гвардии подполковник Гасан Мамедов. Иначе он, Артак Саргсян, не будет иметь права называться человеком.
Все эти мысли молниеносно прошлись в голове Артака, чередуясь друг с другом. Он не сдаст Гасана. А мама? Она же может выговориться случайно. Ехать и не останавливаться! Но безопасность его и мамы… Вот это тоже важный фактор. Они ведь могут стрелять, могут…
Но господь поможет, прорвёмся. Минутные сомнения улетучились. Осталась одна четкая мысль: Гасану нужно время, ещё время… 28 минут… Артак посмотрел на часы и, приобняв маму правой рукой, сказал:
– Мам-джан, не волнуйся, прорвёмся! – и вжал педаль газа до пола.
– Господи, ты меня ведёшь, ты меня и выведи! Бисмилляхи Рахмани Рахим! – сквозь слёзы шёпотом молился Артак на двух языках, потом посмотрел в небо через лобовое стекло и тихо продолжил: – Помоги ему Всевышний, Милостивый и Милосердный!..
«Надо продержаться ещё 28 минут, надо», – стучала фраза в висках Артака.
Ещё 28 минут!
Джип с рёвом рванул вперёд, оставляя за собой большое облако пыли, в котором растворились двое армянских полицейских из дорожно-патрульного батальона.
– Господи, ты нас ведешь, ты нас и выведи…