Есенин и Дункан. Люблю тебя, но жить с тобой не буду — страница 26 из 40

Глава 2

Моя мать ушла от моего отца, когда я была еще грудным младенцем, и я, естественно, не знала его. Однажды я спросила у одной из моих теток, был ли у меня когда-нибудь отец, на что та ответила: «Твой отец был сущий дьявол и он загубил жизнь твоей матери». И с тех пор я рисовала себе отца с рогами и с хвостом, каким изображают дьявола в сказках, и когда другие дети говорили про своих отцов, я молчала.

Мне было лет семь, и мы жили в двух почти совершенно пустых комнатах где-то на третьем этаже, когда однажды раздался звонок и я пошла открывать дверь. Я увидела очень красивого джентльмена в цилиндре.

– Не можете ли вы указать квартиру миссис Дункан? – спросил он.

– Я дочь миссис Дункан, – ответила я.

– Так это и есть моя курносая принцесса, – сказал странный джентльмен, называя меня прозвищем, данным мне, когда я была ребенком.

Он вдруг поднял меня и стал покрывать мое лицо поцелуями, а из глаз его брызнули слезы. Я была чрезвычайно изумлена и спросила, кто он такой. На это он сквозь слезы ответил:

– Я твой папа.

Я пришла в восторг от подобной вести и помчалась сообщить об этом остальным членам семьи.

– Там пришел человек, который говорит, что он мой отец.

Моя мать поднялась, страшно бледная и взволнованная, и, выйдя в соседнюю комнату, заперлась на ключ. Один мой брат залез под кровать, другой – спрятался в чулан, а с моей сестрой сделалась ужасная истерика.

– Скажи ему, чтобы он уходил! Скажи ему, чтобы он уходил! – неслось со всех сторон.

Я была невероятно изумлена. Будучи, однако, вежливой девочкой я вышла в коридор и сказала:

– Моя семья себя очень плохо чувствует сегодня и не может вас принять.

Незнакомец тогда взял меня за руку и предложил пройтись с ним.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу. Я семенила ножками, окрашенная мыслью, что этот красивый джентльмен – мой отец, а главное, что у него нет ни рогов, ни хвоста, с которыми я воображала его.

Отец повел меня в кафе и угостил мороженым и пирожными. Я вернулась домой в восторженном состоянии духа, но нашла всех родных в чрезвычайно подавленном настроении.

– Он очаровательный джентльмен и завтра снова вернется и опять угостит меня мороженым, – заявила я.

Но мама категорически отказывалась повидаться с ним, и мой отец через некоторое время вернулся в Лос-Анджелес, к своей другой семье.

После этого я ничего не слыхала про него в течение нескольких лет. Внезапно он вновь появился. На этот раз моя мать достаточно смилостивилась и согласилась принять его. И отец предоставил в наше распоряжение прекрасный дом, в котором были огромные комнаты для танцев, а во дворе имелась также теннисная площадка. Неподалеку находились амбар и ветряная мельница. Подобная щедрость объяснялась тем, что отец в четвертый раз составил себе состояние. Уже три раза до этого он богател и каждый раз терял все до последнего цента. Но и четвертое состояние с течением времени последовало за первыми тремя, а вместе с тем исчез и дом, в котором мы жили. Но зато мы хоть несколько лет прожили спокойно в этом убежище.

Я видела время от времени отца перед его последним банкротством, узнала, что он, между прочим, поэт и очень полюбила его. Среди его стихотворений было одно, в котором он предсказывал всю мою карьеру.

Я потому рассказываю здесь про моего отца, что эти впечатления раннего детства имели большое значение для моей жизни в дальнейшем. С одной стороны, я пичкала свой мозг сентиментальными романами, а между тем, с другой, я имела возможность наблюдать в жизни практическую сторону брака. Все мое детство, казалось, находилось под черной тенью этого таинственного отца, о котором никто не хотел говорить, и этого ужасного для того времени слова «развод», глубоко засевшего в моем впечатлительном мозгу. Не имея возможности спросить у кого-нибудь о подобных вещах, я пыталась сама разрешить все свои сомнения.

Большинство романов, мною прочитанных, кончалось счастливым браком и блаженством, о котором незачем было больше писать. Но бывали также исключения. Так например, в романе Джордж Эллиот «Адам Бид» есть девушка, которая не вышла замуж, но тем не менее родила ребенка. Конечно, на голову матери сваливается ужасный позор. Меня глубоко возмутила подобная несправедливость по отношению к женщине, и, проводя параллель между этой повестью и супружеской жизнью моих родителей, я твердо решила, что всегда буду бороться против брака, во имя эмансипации женщин, за право каждой женщины иметь столько детей, сколько ей угодно, независимо от чьих-либо указаний.

Вы скажете, конечно, что это весьма странные мысли для маленькой девочки двенадцати лет. Но уж так сложились обстоятельства моей жизни, что я рано созрела. Я даже не поленилась заглянуть в законы о браке и пришла в страшное негодование, убедившись до чего положение американской женщины близко к рабству. Я начала внимательно присматриваться к лицам замужних приятельниц моей матери, чувствуя, что на каждой из них лежит клеймо рабыни. Я поклялась, что никогда не позволю себя унизить и довести до этого постыдного состояния. Я свято сдержала эту клятву, хотя это стоило мне разрыва с матерью и всеобщего осуждения.

Одно из самых прекрасных достижений советского правительства – это полный отказ от института, так называемого, законного брака. Когда двое граждан Советской России хотят жить вместе, они, при желании, только расписываются в книге записей гражданских актов, причем эта подпись ни к чему никого не обязывает, и каждый из них волен в любой момент идти, куда ему угодно. Вот только такой брак является единственно мыслимым, на который согласится свободомыслящая женщина, и это единственная форма брачного контракта, под которой я когда-либо дала бы свою подпись.

В настоящее время, надо полагать, мои идеи не расходятся с идеями любой свободомыслящей женщины, но двенадцать лет тому назад мой отказ вступить в законный брак и мое утверждение, что каждая женщина имеет право рожать детей без чьего-либо благословения, вызвало немало толков. Многое изменилось с тех пор, и в нашем мышлении произошла важная революция. Всякая женщина согласится со мною, что этика законного брака является чем-то совершенно абсурдным для свободомыслящего человека. И если, вопреки всему этому, многие женщины все же покоряются и продолжают выходить замуж, то лишь потому, что у них не хватает отваги постоять за свои убеждения. Но просмотрите списки бракоразводных процессов за последние десять лет, и вы убедитесь, насколько я права. Многие женщины, которым я проповедовала учение свободной любви, задавали мне вопрос: «Но кто же, в таком случае, будет содержать детей?» Сдается мне, что если брачная церемония нужна для того, чтобы обеспечить ребенку вынужденную поддержку со стороны отца, то вы выходите замуж за человека, заранее подозревая, что он при других обстоятельствах отказался бы содержать своих детей.

Согласитесь, что это довольно гнусное положение вещей. Иными словами, вы выходите замуж за человека, в котором уже заранее предполагаете негодяя. Но я вовсе не такого плохого мнения о мужчинах и не хочу допускать мысли, что большинство из них негодяи.

Благодаря матери, все наше детство было, я бы сказала, насыщено музыкой и поэзией. Вечером она садилась за рояль и подолгу играла нам. У нас не было каких-либо установленных часов, в которые полагалось бы ложиться спать или вставать. Точно также мы не были подчинены какой-либо дисциплине. Мне даже кажется, что моя мать временами забывала про нас. Она совершенно уходила в свою музыку и поэзию и едва отдавала себе в такие минуты отчет о том, что делается вокруг нее. Между прочим, одна из ее сестер, наша тетя Августа, была очень талантливая женщина. Она часто приезжала к нам и устраивала у нас спектакли. Она была удивительно красива, с черными глазами и с черными, как вороново крыло, волосами, и я, как сейчас, помню ее в коротких бархатных штанах в роли Гамлета. У нее был прекрасный голос, и она, без сомнения сделала бы блестящую сценическую карьеру, если бы ее родители не смотрели на все, имевшее отношение к театру, как на порождение дьявола.

Только теперь я понимаю, что вся ее жизнь была загублена американским пуританизмом. Первые поселенцы-пионеры привезли с собою в Америку свой дух, который навсегда оставил след о себе. Сила их характера оказала свое действие, и это проявилось в укрощении как диких индейцев, так и диких животных. Но, увы, они пытались укротить также и самих себя, и, в смысле художественном, это привело к самым трагическим результатам.

Уже в раннем детстве тетя Августа находилась под гнетом этого пуританского духа. Ее красота, ее непосредственность, ее дивный голос, – все пошло насмарку. Я часто задумывалась над вопросом, под влиянием чего могла у людей вырываться фраза: «Я предпочту видеть мою дочь в гробу, чем на сцене!» В наше время, право, совершенно немыслимо понять подобную психологию.

Я полагаю, что, благодаря нашей ирландской крови, мы, дети, постоянно бунтовали против этой пуританской тирании. Первым результатом переселения в большой дом, предоставленный нам внезапно разбогатевшим отцом, было открытие театра в амбаре. Идея принадлежала моему брату Августину. Я хорошо помню, что он отрезал кусок шкуры, лежавшей в гостиной, когда понадобилась борода для одного из героев, которого он так реалистически изображал, что я заливалась слезами, наблюдая за ним из «партера». Маленький театр разросся и вскоре прославился по всему околотку. Впоследствии это навело нас на мысль устроить турне по побережью. Я танцевала, Августин декламировал, после чего мы общими усилиями разыгрывали комедию, в которой участвовали также Элизабет и Реймонд. Несмотря на то, что мне в то время было лишь двенадцать лет, а остальные были лишь немного старше, эти поездки имели блестящий успех.

Доминирующей чертой моего детства было постоянное возмущение против узости взглядов общества, среди которого мы жили, против вечных ограничений во всем, и во мне с каждым днем все сильнее становилось желание умчаться к чему-то такому, что представлялось мне просторным и свободным. Я часто произносила длинные речи моим родным и всегда кончала одним и тем же: «Мы должны уехать отсюда. Здесь мы никогда ничего не добьемся».