«Партия социалистов-революционеров «В борьбе обретешь ты право свое!»
23 апреля в 12 часов 20 минут по приговору Боевой Организации Партии социалистов-революционеров была брошена бомба в экипаж московского генерал-губернатора вице-адмирала Дубасова, у самого генерал-губернаторского дома, на углу Тверской улицы. Приговор Боевой Организации явился выражением общественного суда над организатором кровавых дней в Москве. Покушение, твердо направленное и выполненное смелой рукой, не привело к желаемым результатам из-за роковой случайности, не раз спасавшей врагов народа. Дубасов еще жив, но о неудаче покушения говорить не приходится. Оно удалось уже потому, что выполненное в центре Москвы и в таком месте, где охрана всех видов, казалось, не допускала об этом и мысли. Оно удалось потому, что при одной вести о нем вырвался вздох облегчения и радости из тысячи грудей, и молва упорно считает генерал-губернатора убитым.
Пусть это ликование будет утешением погибшему товарищу, сделавшему все, что было в его силах.
Боевая Организация Партии социалистов-революционеров.
Типография Московского комитета».
Покушение на Дубасова стало последним перед открытием первой Государственной Думы, но только в Москве и Петербурге, а не в империи. Теперь этот террористический процесс не зависел от Азефа и шел сам по себе. Слишком много горячих революционеров, вдохновленных убийствами Сипягина, Плеве и великого князя Сергея Александровича схватились за бомбы и револьверы.
Полицейские руководители Азефа вице-директор Департамента полиции Рачковский и начальник Петербургского охранного отделения Герасимов прямо предупредили Азефа – или он работает только на монархию, или его повесят. Азеф прекратил двойную игру и начал выдавать полиции все, что знал. Валентина Попова вспоминала в своей книге «Динамитные мастерские 1906–1907 годов и провокатор Азеф»:
«Наружность этого господина меня сразу озадачила. Она резко не соответствовала обычному пииту революционеров. Плотный, слегка сутулый, с короткой шеей брюнет, с толстыми губами, низким лбом. Какое-то широкое, каменное, точно налитое лицо. Внешность ростовщика, биржевого дельца. Сколько ни всматривайся, не найдешь ни одной черты, свойственной русскому интеллигенту.
Постепенно первое отталкивающее впечатление сгладилось, а доверие к нему общим отношением окружающих товарищей. Кроме того, и работа с ним шла как-то гладко и плавно, свои обещания он в точности выполнял. Препятствия им устранялись как-то легко. В годы с 1902 по 1905 он искусно вел свою двойную игру, далеко не раскрывая всех своих карт перед охранкой. Департамент полиции тогда еще не знал его истинной роли среди революционеров. Может быть, такая игра Азефа с охранкой и революционерами продолжалась бы долго, если бы в марте 1906 года Азефа не арестовал Герасимов, поставив ему ультиматум: «служить только охранке или виселица». Само собой, он предпочел первое.
Теперь для нас, несомненно, что именно с момента своего ареста Герасимовым Азеф старался всякими способами расстроить им же самим подготовлявшиеся покушения. При этом он старался действовать так, чтобы не доводить организацию до больших провалов, которые могли бы пошатнуть доверие к нему. Азеф проявлял в этом отношении огромное искусство и находчивость. Иногда, чтобы прикрыть себя, добивался безнаказанности тех из нас, кто случайно попадал в руки полиции».
Азеф говорил полиции, что Боевую Организацию возглавлял Борис Савинков, и Рачковский с Герасимовым потребовали его выдачи. Чтобы подозрение не упало на Азефа, он отправил Савинкова организовывать покушение на адмирала Чухнина, подавлявшего революцию на Черноморском флоте. Захват Савинкова с боевиками в Севастополе снимал бы вину за это с Азефа, и давал бы ордена, чины и премии якобы спасшим командующего полицейским. Первый раз у Азефа провокация не получилась – Савинков смог спастись от приготовленной для него начальником виселицы.
Азеф стал готовить покушение на нового председателя правительства и министра внутренних дел П.Столыпина. Савинков из Гельсингфорса с пятью боевиками уехал на юг, в сопровождении лучших филеров петербургской охранки. В Харькове в университетском саду террористы обговорили план покушения.
12 мая 1906 года Борис Савинков, он же подпоручик Дмитрий Субботин, приехал в Севастополь. Через два дня, в день коронации императора Николая II, в городе должно было пройти торжественное богослужение во Владимирском соборе, на котором боевики должны были посмотреть на Чухнина, чтобы знать его в лицо.
Утром 14 мая, после службы у Владимирского собора парад севастопольского гарнизона принимал комендант крепости генерал В.С.Неплюев. В публике были Савинков и все его боевики. В этот момент местные эсеры, не знавшие, естественно, о приезде в город членов Боевой Организации, совершили покушение на Неплюева.
Первый террорист бросил бомбу в генерала, попал, но она не взорвалась. Тут же второй севастопольский эсер попытался бросить в Неплюева свой снаряд, не удержался и уронил его себе под ноги. В праздничной толпе раздался взрыв, погибло шестеро и было ранено около сорока человек. Петербургские филеры быстро сообразили, что смогут приплести к этому покушению группу Савинкова, и с помощью местных полицейских арестовали всех шестерых террористов, не имевших представления о готовящемся взрыве Неплюева. Министр внутренних дел П.Н.Дурново во всеуслышание говорил об империи 1906 года, что «в горящем доме разбитых стекол не считают» и о каких-то там законах речь, естественно, не шла. Потом, в 1917 году, законы, естественно, не соблюдались и по отношению к монархии.
Летом 1906 года на место Рачковского руководить политическим сыском по желанию П.Столыпина был назначен ничего в этом не понимавший сенатор Трусевич, передавший свои обязанности начальнику Петербургского охранного отделения сорокапятилетнему полковнику Герасимову. Он вежливо говорил своим товарищам-охранникам о революционерах: «Или мы будем служить революционным украшением петербургских фонарей, или пошлем их в тюрьмы и на виселицы». Казак по происхождению, Герасимов презрительно называл своих многочисленных начальников в Департаменте полиции МВД и Зимнем дворце «высокопревосходительными господами с куриными мозгами», что совершенно соответствовало действительности. Вскоре он фактически стал подчиняться только П. Столыпину, которого это очень радовало. Азеф починялся только Герасимову, выдвинувшему новую теорию розыска. Полковник, очень хотевший чинов, орденов и премий, считал, что арестовывать, например, все руководство партии социалистов-революционеров нельзя. Приближается революция, и в массовой партии быстро выдвинутся новые вожди, рядом с которыми не будет места провокатору Азефу, а внедрить в новый Центральный Комитет такого же сексота почти невозможно. Поэтому, следует не трогать партийные центры, а периодически громить динамитные мастерские, типографии, избирательно брать боевиков, чтобы получать за это награды, а главное, очень большие премии, чтобы потом, после победы революции, бежать с ними за границу и обеспечить там себе безбедную жизнь. У Герасимова, за подложное покушение на Николая II, ставшего генералом, все так и получилось, и он даже написал после 1917 года в Париже очень интересную работу «На лезвии ножа с террористами». Царские сановники вместе с Зимним дворцом активно приближали кровавую Великую Октябрьскую социалистическую революцию.
Когда Герасимова, как-то сделавшего свою работу по временному разгрому революционного движения, в 1909 году сняли с должности начальника Петербургского охранного отделения, имевшего неограниченные и невозвращаемые кредиты, все его тайные агенты во всех революционных партиях, фамилии которых он никогда не называл Департаменту полиции МВД, покинули сексотскую службу и навсегда остались нераскрытыми историей. Только любовь Азефа к деньгам, а не ошибки его полицейского начальства, привели выдающегося эсера-провокатора к разоблачению и прологом к этому стало севастопольское дело Бориса Савинкова.
Герасимов писал об Азефе: «Он мне неоднократно жаловался, как руководившие им лица его не щадили и высказывал удивление, как он мог в то время еще пользоваться доверием центра партии, несмотря на циркулировавшие слухи о его предательстве». Прежние начальники Азефа Ратаев и Рачковский обещали ему в случае провала пенсию и хорошую работу. Герасимов честно сказал своему лучшему агенту, что это, конечно, ложь, и о провального предателя самодержавие просто вытрет ноги: «Я посоветовал ему не тратить полицейское жалованье, поскольку он ведь получал деньги на жизнь от партии, а все целиком класть в банк на текущий счет. Азеф последовал этому совету и составил завещание, хранившееся у меня, по которому все эти деньги в случае его смерти должны быть пересланы его жене».
Донесения Азефа Герасимов чуть не еженедельно докладывал Столыпину, который всегда живо им интересовался, спрашивал, какая реакция революционеров будет на то, или иное его правительственное решение, что конкретно планируют сделать в Государственной Думе революционеры. Азеф передал Столыпину через Герасимова, что революционеры будут против уничтожения крестьянской общины и введения в деревнях частной собственности, но это была личная точка зрения провокатора. Впоследствии, в Государственной Думе, председатель Совета Министров назвал разоблаченного Азефа не «агентом полиции», а «сотрудником правительства» и это было неслыханно. То, что двойной агент знал многие планы власти от самого премьера, Столыпина, очевидно, мало беспокоило, хотя именно это и было ужасно.
Совершенно очевидно, что пара Азеф – Герасимов был не нужен умный и талантливый Савинков, и они пытались сыграть его головой во входивший в то время в моду футбол. Удивительно, но у вершителей судеб истории ничего не вышло.
Борису Савинкову и его товарищам было предъявлено обвинение в «принадлежности к тайному сообществу, имеющему в своем распоряжении взрывчатые вещества, и в покушении на жизнь генерала Неплюева». Обвинение в гибели пяти ни в чем не повинных во время взрыва 14 мая следствием почему-то не выдвигалось, очевидно, потому, что погибшие были простыми лю