Мы погнали эту толпу к себе в тыл, как если бы мы гнали стадо диких свиней. Их грубые, жестокие лица смеялись, потому что мы не убили их немедленно и даже дали им сигареты.
Но хоть мы и захватили 30 дикарей, еще десятки тысяч стояли против нас. Не говоря уже о тех сотнях тысяч таких же дикарей, которые находились восточнее, севернее и южнее.
Ободранные толпы наступали.
И мы уже ощущали давление этой орды.
Первые трещины
Советские армии хлынули с севера и советские армии рванулись с юга, они сближались все больше и больше. На западе, в 80 километрах позади нас, не более 150 километров разделяли наступающие с двух сторон советские войска.
К 7 и 8 января мы уже могли поверить, что на Днепре все потеряно для нас. Надвигаясь с северо-востока, советские танки прошлись по тылам немецкой армии, преодолев сто километров двумя бросками.
Методы русских были простыми. Они грузили на танки охапки автоматов. Когда они входили в города, группы из пяти, шести или десяти танков сразу собирали гражданское население. Каждый оборванец, каждый сопливый пацан немедленно получал автомат. Через час, не имея никакой военной подготовки, триста таких башибузуков в отрепье уже сопровождали наступающие танки.
Советская армия пополняла свои ряды без всякого труда по мере развития наступления. Эти резервы человеческого «сырья» были поистине неисчерпаемы.
К счастью, удары красных 7 и 8 января имели только локальный успех, хотя и были исключительно отважными. Без всякой поддержки десятки советских танков прорвали фронт и вышли на оперативную глубину.
Немецкие танки, спешно переброшенные в район прорыва, сумели их окружить. У русских танков закончилось топливо. Экипажи попытались укрыть машины в кустах и замаскировать, но все они были обнаружены в течение трех дней и постепенно уничтожены.
Но тревога не ослабевала. Если русские отправят более крупные силы, атака наверняка увенчается успехом.
Честно говоря, наши позиции на берегу Днепра были плохими. Мы занимали кончик длинного языка. Дивизия «Викинг» и штурмовая бригада «Валлония» были единственными соединениями, прикрывавшими юго-восточный фас выступа. Рано или поздно их обязательно должны были отрезать.
Сразу после нашего прибытия сюда в ноябре 1943 года уже было очевидно, что мы обречены. В начале января 1944 года эта истина открылась буквально всем. Только ликвидация нашего выступа и выпрямление линии фронта могли спасти нас от неизбежного окружения.
Мы полагали, что наверху понимают ситуацию, так как мы получили приказ выйти из боя и отойти, чтобы занять позиции в 20 километрах дальше на юго-запад.
Это было здорово, но это был только первый шаг.
Предполагалось, что отход начнется в полночь. Мы уже провели рекогносцировку новых позиций. Все было готово.
Но в 23.00 из штаба дивизии пришел приказ, отменяющий все приготовления. Гитлер лично категорически потребовал удержаться на Днепре. Оставить Днепр для него было равносильно моральному поражению. Это также означало потерю позиций, с которых можно было начать наступление на Харьков и Донец. В любом случае, отход был отменен официально.
Солдаты консервативны по своей природе. Те, кто хоть немного был в курсе дела и уже отправился назад на грузовиках, с философским терпением вернулись на позиции в районе слияния Ольшанки и Днепра. Но те, кто слушал по радио советских коммюнике, и те, кто отмечал на карте движение советских клиньев на севере и юго-востоке, нервничали. Они понимали, что мы оказались в смертельной опасности.
Мощные удары сотрясали весь сектор. Дивизия «Викинг» была вынуждена отвести половину своих сил с Днепра и отправить их на запад в город Черкассы.
В другом секторе лес возле Теклино образовал большой треугольник, врезавшийся в наши позиции. Он целиком перешел в руки большевиков, и все контратаки были напрасны.
Генерал Гилле решил приказать валлонам атаковать этот лесной массив.
Вечером 13 января мы покинули берег Ольшанки в обстановке строгой секретности. Наше ночное путешествие на тяжелых грузовиках по снегу и льду на несколько километров привело нас в лес к Теклино.
Теклино
Штурм Теклино должен был начаться на следующий день 15 января.
Вечером на разведку исходного рубежа были отправлены офицеры. Сначала несколько километров мы ехали по шоссе на Черкассы. Потом мы свернули налево на кочковатую дорогу, которая вела к осиновой роще. Оттуда мы могли видеть весь нужный район.
Обширные заснеженные поля тянулись до самого леса у Теклино. Ближайшее, узкое рядом с нами, заметно расширялось к востоку.
Каждый командир роты получил свое задание и проверил совпадение карты с местностью. Сгустились сумерки. Деревья превратились в красочный пурпурный занавес. Глубоко встревоженные, мы рассматривали эти гладкие поля, эти голубые овраги, через которые нашим людям придется пробираться ночью к лесу, где затаился противник. Немцы, которые провели несколько бесплодных контратак, уверяли, что русские хорошо укрепились.
Артиллерийский полк дивизии должен был поддержать нас. Он развернулся в полном составе за грядой холмов на западе.
Несколькими днями ранее я стал адъютантом командира нашей бригады. Поэтому мы с ним в 03.00 встретились с генералом Гилле. Мы устроили импровизированный командный пункт, связанный телефоном со всеми нашими ротами.
В 01.00 наши солдаты начали с кошачьей осторожностью выдвигаться на исходный рубеж. Легкие маленькие санки, похожие на финские, позволяли доставлять боеприпасы. Каждые 15 минут на другом конце провода почти неслышные голоса командиров рот сообщали об их продвижении.
В 04.00 огонь нашей артиллерии обрушился на опушку леса.
Орудия дивизии «Викинг» были старыми. Они непрерывно прослужили полтора года во время кампании без всякого ремонта. Нам приходилось вести невероятно сложные вычисления, чтобы управлять огнем, однако стрельба оставалась потрясающе меткой. 4000 снарядов легли на голову врага, уничтожая одну траншею за другой, разнося в щепки деревья.
Наши солдаты, невольно пригнувшиеся во время огневого налета, от которого звенело в ушах, с криком бросились в атаку как раз в тот момент, когда артиллерия перенесла огонь на следующий рубеж.
Моя бывшая 3-я рота бросилась в рукопашную с такой стремительностью, что вскоре потеряла контакт с остальной бригадой. После трудного подъема она захватила два особенно крутых холма, на которых русские все-таки удержались в разрушенных траншеях, несмотря на обстрел.
Несколько молодых женщин в форме сражались особенно упорно, просто обезумев от ярости.
Наши солдаты не хотели убивать женщин. Тем более что эти были довольно симпатичными. Самая красивая из них дралась, как тигрица. В горячке боя ее нежная белая грудь даже выскочила из гимнастерки цвета хаки. Так она и умерла. Веснушки на ее лице сияли, словно зимний вереск, а ее маленькие замерзшие груди светились розовым. После боя мы забросали ее снегом, чтобы никто не мог побеспокоить останки.
После захвата этих упорно обороняемых позиций 3-я рота перешла к штурму блиндажей в лесу. Они были рассеяны на протяжении 4 километров. Но уже через километр сильно поредевшая рота с трудом удерживала захваченное. Она напрасно ждала, чтобы подтянулась остальная бригада, действовавшая левее.
Но остальным ротам в это время пришлось ничуть не легче.
Они сумели пройти 5 километров по лесистым холмам лишь с огромным трудом. Бой был исключительно упорным. Артиллеристы дивизии «Викинг» поддерживали действия пехоты, сумев согнать красных с вершин холмов.
Однако в этот момент артиллерия русских начала контрбатарейную стрельбу. Оказалось, что восточнее леса находятся несколько «Сталинских органов», которые могли выпустить по 36 ракет каждый, накрыв целый участок. Буквально за час мы потеряли 125 человек убитыми и ранеными.
С командного пункта мы видели, как наши маленькие санки скатываются с заснеженных холмов, унося раненых. Полевой лазарет был переполнен. Десятки людей в окровавленных повязках лежали на носилках и просто на снегу, кровь замерзала на морозе. Невыразимо страдая, они ждали своей очереди, ждали, когда врачи займутся ими, а окровавленные санки продолжали сновать взад и вперед к проклятому лесу.
Затем русские контратаковали и отбросили бригаду. Только 3-я рота удержалась, зацепившись за холмы, но в результате она была отрезана от остальных.
Мы вместе с командиром бросились вперед, чтобы остановить отступление. Но русский удар был фантастически силен. Мы уже понимали, что вскоре вся бригада будет выкинута из леса, если не считать 3-ю роту, потерявшуюся где-то там в чаще. После этого нас отбросят в открытое поле, где отступление превратится в избиение.
К 17.00 положение удалось стабилизировать, однако оно оставалось катастрофическим. Лес захватить не удалось. Бригаду от опушки отделяли только 200 метров. 3-я рота пропала. Ее могли уничтожить в любой момент.
Мы устроили импровизированный военный совет в избе на дне долины. Все скорбно кивнули. Генерал Гилле по своей привычке выждал 10 минут, ничего не говоря. Потом он крепко сжал челюсти, сверкнул запавшими глазами и встал.
«Продолжать атаку», — сказал он коротко. Он посмотрел прямо на нас, хмуро и серьезно.
«Вы должны захватить лес», — добавил он.
Наступила морозная ночь.
Температура опустилась до 20 градусов ниже нуля.
Солдаты на опушке дубового леса нигде не могли прилечь, они также не могли развести даже самого маленького костерка. Они замерзали насмерть, несмотря на зимнюю одежду. Им оставалось только закопаться в снег, пока часовые караулят наверху.
Саперы раскатали колючую проволоку и протянули ее между деревьями. Они заминировали подходы, кроме узких коридоров, которые были тайно отмечены, чтобы могли вернуться наши разведыв