- Но что мы можем сделать, Фарра? - помолчав, спросил кто-то тонким, дрожащим голосом, который, как догадался Мардохей, принадлежал более молодому по возрасту человеку. - Нет никого сильнее царя.
- Скажи, какое дерево легче срубить: молодое, когда у него тонкий и ещё неокрепший ствол или старое, укоренившееся глубоко в землю? - ответил Фарра вопросом на вопрос.
Но так как молодой спутник его молчал, Фарра сам сказал:
- Для молодого дерева хватит одного крепкого удара, зато потом на его место можно будет посадить другое, которое будет расти прямо и всем приносить только пользу. А ведь точно также и с людьми бывает.
- Не пойму, о чем ты толкуешь? - удивился юноша. - Я что-то ничего разобрать не могу. Зачем ты меня сюда вызвал, Фарра? Темно-то как... Мне уже возвращаться пора, а я что-то ничего так и не понял.
Судя по всему, Фара ещё ближе придвинулся к своему спутнику и принялся шептать ему что-то на ухо, поэтому теперь Мардохей при всем желании мог расслышать лишь отдельные, невнятные звуки.
- Что ты такое говоришь? - вдруг тихо и испуганно воскликнул суптник Фарры. - Неужели ты не не знаешь, что потом бывает с теми, кто поднимает руку на царя? Нет, я не хочу, чтобы меня бросили в клетку с голодными львами или подвесили вниз головой на дереве. Нет, Фарра, я слишком молод, и не пойму, зачем ты выбрал меня, я тут не при чем.
- Глупости, - прошептал Фарра. - Кто узнает, что это именно ты положил яд в блюдо, которое поднесут царю совсем другие руки? У меня дома, в подушке, уже зашит такой порошок, что царь и разбираться не сможет, что к чему, он даже и рта не успеет открыть...
- А царские евнухи, помощники? Они все равно потом найдут виновного, нет, я боюсь, Фарра.
- Даже искать не будут. Я знаю немало людей во дворце, которые только и ждут этой минуты. Они, наоборот, нас по-царски наградят, Гаваф, я даже уже получил от них задаток. Думаешь, мы останемся после этого во дворце простыми служками? Нет, наша жизнь сразу изменится, вот увидишь.
- Покажи... задаток. Ты не обманываешь меня, Фарра?
- Вот, смотри, разве ты видел когда-нибудь у меня столько денег? Но все это ерунда - даже без них я все равно сделал бы это, чтобы поменять кривду на правду и разогнать всех иноземцев, чтобы никто из них не поднимал так высоко своей головы. Я слишком люблю чистоту, Гаваф, и не только я один. Нужно сделать, чтобы во дворце раз больше не воняло...
Наверное, Фара прибавил ещё какую-нибудь непристойность, потому что из кустов раздалось тихое хихикание, после чего заговорщики, которых Мардохей не успел даже как следует разглядеть, снова скрылись в темноте.
Мардохей сразу же забыл и про звезды, и про недавнее свое умиротворение, и теперь с нетерпением начал дожидаться рассвета, когда в воротах покажется фигура начальника стражи, Каркаса, который всегда в это время приходил с утренним обходом и следил, насколько...
3.
...прилежно выполнялась служба.
Обычно Мардохей всем кланялся, кто проходил мимо него, потому что такая у него была работа - не пускать во дворец чужих и приветствовать царских слуг и других придворных людей.
Он и теперь бы опустился на колени, но не успел - Аман наскочил на него неожиданно и стремительно, одним прыжком, словно прятался среди в засаде, как хищный зверь, и к тому же в руках его был красный, трясущийся кусок мяса.
Царский везирь зачем-то тыкал этим куском в лицо Мардохея, и тот колыхался, как живой, истекая кровью и жиром, и лицо Амана при этом было наполовину безумным. Почему-то Мардохею на ум сразу же пришли замученные, мертвые младенцы, которых как он слышал, приносили в жертву Молоху и другим не менее отвратительным богам некоторые из иноземцев. Откуда ему знать, каким черным идолам и козлам служил царский приспешник и везирь, Аман Вугеянин?
- Ешь! Ешь, кусай, собака! - закричал Аман. - Это мясо свиньи. Ешь, иудей! Что, тебе не нравится свинина? А вот и доказательство! Учти, скоро ты, иудей, будешь есть уже не отбивную свинину, а собственное дерьмо! Как ты сумел втесаться, болотная гнусь, на службу в царский дворец?
- Меня пригласил начальник дворцовой стражи, Каркас, - сказал Мардохей, стараясь оставаться спокойным. - Он никогда не спрашивал о моем народе.
- И ты... ты, прокаженный, до сих пор смеешь стоять передо мной? взвизгнул Аман, швырнув кусок мяса в траву. - Знай, что уже сегодня вечером ты будешь болтаться на дереве, и я нарочно каждый день буду приходить, чтобы полюбоваться, как птицы выклевыают твои глаза. Посмотрим, как поможет тогда тебе твой вонючий Бог, перед которым, говорят, ты три раза в день ползаешь по траве. На колени, здась я - твой бог!
Мардохей слегка покачнулся, но остался стоять прямо, глядя под ноги. Теперь он знал, что после таких слов опустится перед Аманом на колени, только если тот убьет его на месте, но не по своей воле.
- Вот как! А ведь я ещё думал, что что-то спутал по ошибке. Откуда в тебе, падаль, и твоем народе столько гордости и заносчивости? Почему все вы - пленники, дети плененных, из кочевников и скотоводов - ведете себя, как будто бы вы цари? Чего ты добиваешься? Ведь ты ещё можешь спастись, если склонишь свою голову! Сейчас я - твой царь и бог, я один могу велеть казнить или пощадить тебя...
- Моя жизнь в руках моего Господа, но не в твоих, - твердо сказал Мардохей.
"Не давай руки твоей нечестивому, чтобы быть свидетелем неправды", вспомнил Мардохей одну из заповедей Синайских, но не стал сейчас говорить её вслух, чтобы не вводить в ярость и без того брызгающего слюной от злости царского везиря.
- Посмотрим! Сегодня же мы увидим, в чьих она руках! - прошипел Аман, а Мардохей молча отступил от Амана на шаг назад, и заложил руки за спину, чтобы случайно об него не запачкаться.
...Каркас, начальник царской стражи, разглядывал крепкую, загорелую шею Мардохея, кружок темных волос на его голове, словно видел стражника впервые в жизни, хотя много лет чуть ли не каждый день приветствовал его, стоящего прямо на одном и том же месте.
Когда же Мардохей поднялся с колен, Каркас с пристрастием заглянул также и в лицо одного из своих лучших и неподкупных стражников, в его задумчивые глаза.
Начальник стражи не знал, что ему делать: сегодня утром Мардохей сообщил ему о заговоре во дворце, преступники против трона были уже схвачены, и у одного из них в подушке и впрямь обнаружен смертельный яд. Но спустя какое-то время к Каркасу прибежал распаленный Аман Вугеянин, царский везирь, и приказал срочно повесить стражника у дальних ворот по имени Мардохей, потому что тот скрыл свое низкое, иудейское происхождение и якобы обманом проник во дворец. Как во всем этом разобраться? Кому верить? А вдруг Аман потербовал казни Мардохея, узнав, что именно он сообщил о заговорщиках? Но тогда получается, что царский везирь стоял во главе этого заговора? Нет, не может быть. Хотя с другой стороны, откуда Аман мог узнать то, что для всех пока было секретом? Кроме начальника стражи никто во дворце ещё не знал, что именно Мардохей стал свидетелем тайных, ночных преговоров, и до тех пор, пока преступники не выложат под пытками все свои признания, Каркас не считал нужным кому-либо говорить о готовящемся покушении на царя. Ничего не понятно!
Каркас невольно залюбовался невозмутимым видом широкоплечего высокого стражника. Если бы тот только знал, сколько раз он пытался через подстаных людей подкупить его, проверить честность и меру серебролюбия! И всякий раз узнавал, что Мардохей был неподкупен - никому не удалось заствавить взять его хотя бы лишнюю медную монетку. Были бы все его охранники такими же надежными, как этот иудей! Вот именно - иудей...
- Аман, царский везирь, сказал, что один из моих стражей не выполняет приказа царя и не падает ниц при его появлении. Он указал на тебя, мардохей. Так ли это? - строго спросил Каркас.
Мардохей кивнул в знак согласия, но больше не добавил ни слова и даже не пытался оправдываться.
- Как ты посмел не кланяться тому, кого наш царь, Артаксеркс Великий, поставил выше всех своих князей, почти что, вровень с собой? - удивился такой дерзости начальник стражи. - За то, что ты раскрыл заговор, я хотел наградить тебя, но теперь должен казнить, потому что так велел царский везирь. А ведь один из царских евнухов только что спрашивал меня, чтобы ты хотел получить в награду за преступников?
- Жизнь, - сказал Мардохей, подавив тяжелый вздох. - И ничего больше.
- Не пойму, как мог ты... именно ты ослушаться приказа царя? воскликнул начальник стражи. - Вот что, если ты теперь все же покланяешься везирю и облыбызаешь его сапоги после того, как его сердце развеселиться от вина...
- Я и теперь не склоню перед ним головы.
- Но - почему?!!
- Он насмешничал над моим Богом. Он оскорбил моего Бога и если я поцелую везирю ноги, то буду с ним заодно. Сегодня я поклялся Господу, что не оставлю его на поругание и сдержу свое слово.
- Но почему ты мне, мне никогда не говорил о том, что ты - иудей? Неужели ты мне назвал заведомо ложное имя? Глядя на тебя, я и не догадывался, что ты тоже можешь принадлежать к этому грязному племени. Да и какой он, этот твой Бог, которого все равно никто никогда не видел?
Но начальник стражи не договорил, потому что Мардохей взглянул на него так гневно, что любые слова поневоле застревали в горле.
- Его нельзя ни с кем сравнить и поставить рядом, потому что он внутри всего, что есть на земле, - сказал Мардохей, тем не менее почти спокойно, только непривычно медленно и старательно подбирая каждое слово. - Он такой, что с Ним и в тесноте просторно. Я не могу поставить славу человека выше величия моего Господа.
Каркас поглядел на Мардохея и вдруг увидел, что страж теперь словно бы вырос у него на глазах, раздался в плечах, и голова была где-то наверху, словно бы страж каким-то образом приподнялся над землей и стоял на невидимом возвышении. Это случилось так неожиданно и быстро, что Каркас ничего не мог понять, и сильно ужаснулся в своей душе.