Был третий день месяца нисана, когда прорицатели первый раз сели друг против друга и три раза одновременно выбросили на стол свои гадательные кости, но когда сложили цифры, ничего не смогли ответить Аману на его вопросы.
Прорицатели ночевали в этом же зале, при свечах и закрытых дверях, куда слугами была доставлена для них еда, и так продолжалось больше недели, покуда они вовсе не изнемогли от своего плена и каждодневного страха. Все это время Зерешь сидела рядом с ними и даже пыталась гадать на воде, стараясь разглядеть на её зыбкой поверхности свою дальнейшую судьбу.
Лишь в двенадцатый день нисана, когда Аман снова пришел к "друзьям своего дома", у которых уже едва шевелились губы и руки, и они бросили перед ним пур, он услышал от мудрецов ответ.
В этот день цифры на костях у всех троих наконец-то совпали и начали разговаривать с людьми. Сначала у всех выпало число двенадцать, что указывало на двенадцатый месяц, то есть на месяц адар. Потом одноврененно по жребию выпала единица, и это означало, что именно в этом месяце, в месяце адар, все евреи могут быть погублены очень быстро, всего за один день. А так как сумма чисел сложилась в число тринадцать, то не оставалось никаких сомнений, что уничтожение всех иудеев должно быть назначено именно на тринадцатое число месяца адара, и этот срок был самым верным, указанным свыше.
При толковании этих же самых чисел в обратном порядке получалось, что именно завтра, тринадцатого числа первого месяца, что есть месяца нисан, на двенадцатый год правления Артаксеркса Великого, Аман сам узнает, каким образом должно произойти предсказанное событие. Гадатели сошлись на том, что уже завтра, к закату солнца, хозяин сам доподлинно узнает, как истребить всех иудеев, и, возможно, услышит это из уст самого царя.
- Хорошо если будет так, как вы говорите, - сказал Аман, улыбаясь и потирая руки. - Но если этого не случится, вы все живете только до завтрашнего вечера, и я буду знать, что все раше гадание - это одно сплошное вранье и обман. Царь Артаксеркс уже несколько дней не призывал меня во дворец, потому что занят переговорами с военными людьми, и если завтра владыка не вспомнит обо мне, я сам про вас сразу же вспомню!
После этого Зерешь, которая добровольно делила с магами заточение, совсем уничтожила Амана в своем сердце - теперь она каждый день думала только о том, чтобы поскорее уехать на родину, в дом своего брата и там провести спокойную старость.
"Чтобы ты сам скорее издох, - тихо прошептала Зерешь, глядя на воду, так тихо, чтобы никто не услышал её заклинаний. - И ты сам, и все твои дети, и твоя тень, и твой запах. Но только бы сначала завтрашний день нам принес хорошие, а тебе...
4.
...одни только дурные вести.
За последние дни Артаксеркс получил немало новых писем от своих подданых, которые были внятно прочитаны перед ним вслух Зефаром, главным писцом. Но почему-то во всех посланиях таились сплошь дурные новости.
- Плохая погода. Осенью всегда бывает плохая погода, - осторожно высказазался Зефар, только что закончив чтение первого письма, написанного сирийскими буквами, которое касалось тревожных событий в Египте.
- А прежде в моем царстве всегда было лето, - отозвался царь. - Но теперь все прошло. Теперь пришла осень.
- Осень - обычное время дождей и пыльных смерчей, - заметил главный писец. - Нужно укрыться и просто переждать.
- Для иных слова царя - тоже как ветер, - нахмурился Артаксеркс. Осенью колючая трава умирает, но её корни дают жизнь новым колючкам, точно также бывает и с моими врагами.
Казалось бы, война в Мемфисе, которую вел храбрый сатрап Мегабиз, наконец-то закончилась победой над Инаром и его союзниками - афинянами. Мегабиз сумел отбить от рук восставших египетскую столицу, но Инару каким-то чудом удалось улизнуть.
Со своими сподвижниками Инар бежал на маленький остров в дельте Нила и за короткое время сумел его превратить в неприступную крепость, опять-таки, при помощи афинян и союзников с других греческих островов, кто также считал персов своими наихудшими врагами. Настолько, что даже враждующие между собой греческие города стали объединяться и на время заключать между собой мирные соглашения, как только у них на горизонте появлялись персидская армия или флот. Еще Мардоний, лучший полководец Ксеркса, отмечал в своих донесениях эту особенность островитян, но сейчас она сделалась ещё более явной и угрожающей.
Артаксеркс был вовсе не намерен отпускать безнакананно из своих рук Инара и мятежников, поэтому приказал своим людям окружить со всех сторон злополучный остров и взять мятежников в осаду. Инар продержался на острове больше года, и только египетским богам было известно, где он столько времени находил продовольствие, оружие и силы для сопротивления воинам Мегабиза. За все это время ни один из мятежников не покинул крепость, чтобы показать врагам тайные подступы к острову, ни один из воинов не переметнулся к персам, хотя те обещали всякому сохранитьжизнь, и сулили за донесения ценные подарки.
Но Артаксеркс все равно придумал, достать Инара своей рукой - не зря все же греки прозвали его "долгоруким"! Царь приказал построить дамбу, которая соединила бы остров с материком, и тогда крепость можно было взять приступом при помощи осадных машин. Наконец, после долгих строительных работ, а потом применения разрушительных машин, персидской армии все же удалось захватить большую часть восставших, а главное - взять в плен Инара и казнить его прилюдно на площади, как главного заговорщика.
Больше всего на свете Артаксеркс ненавидел заговорщиков и мятежников, и научился расправляться с ними без пощады, иногда только по подсказке тайных шептунов, без излишних долгих разбирательств.
Письмо, которое пришло сегодня в Сузы из Сирии от тайного "ока и уха царя", принесло поистине ошеломительную новость - в сатрапии Мегабиза вспыхнул мятеж, и устроил его никто другой, как сам Мегабиз, наместник и лучший друг Артаксеркса.
- Оказывается, я кормил с руки шакала, - сказал Артаксеркс, едва узнав об этой новости. - Еще один захотел стать выше меня, теперь Мегабиз, которого я считал вернее верного.
Доносчик, который по давней договоренности не подписывал пиьмо своим именем, но прилагал в конце печать, полученную из рук царя и известную только владыке, сообщал, что Мегабиз настолько возгордился победой в Египте, что объявил себя царем в своей сатрапии. И даже взялся изгонять из своих мест воинов Артаксеркса, уже нанеся его армии два серьезных поражения.
"Царь мой, во веки живи! Мегабиз сидит высоко на престоле, и говорит, что он и есть настоящий царь, потому что умеет воевать лучше Артаксеркса. Кто не признает его слова, тот будет на куски изрублен, и дом его обратится в развалины. Но кто станет называть Мегабиза царем персидским, тот получит награды и великие почести", - сообщал в послании проверенный человек, но Артаксерксу почудилось, что в тоне доносчика тоже скрывались злорадство, и тайная насмешка над его глупой доверчивостью.
"А все же прав был когда-то старый князь мидийский, Мемухан, предупреждавший держать ухо востро против чересчур старательных сатрапов, вспомнил Артаксеркс. - Мне нужно лучше слушать, что говорят советники и особенно - старейшины. Прежде чем решить, как поступить с изменником Мегабизом, следует поговорить с другими людьми".
- Какие ещё известия имеются у нас на сегодня? - спросил Артаксеркс примолкшего Зефара, давая ему понять, что пока не готов продиктовать ответ по поводу отпадения Мегабиза.
В следующем письме тоже содержалось весьма неприятное сообщение о том, что греки, мгновенно откуда-то прознав о мятеже и воцарении Мегабиза, тут же направили свои корабли к берегам Кипра, чтобы во время внутренних распрей между царем и его страпом успеть отвоевать обратно свой остров. И как только они успели узнать о случившемся быстрее, чем Артаксеркс? Хорошо бы выяснить бы, кто так быстро и за какие деньги доставлял им такие сведения?
"Выходит, мне нельзя пока ссориться с Мегабизом, хотя тот и достоин худшего из наказаний. Нужно попробовать подкупить его золотом, чтобы он сначала помог мне отвоевать Кипр, а там посмотрим", - почти спокойно подумал Артаксеркс, и приказал Зефару приступить к оглашению следующего послания.
Оно оказалось ничем не лучше. Один из персидских военачальников, начавших завоевательный поход против кочевых племен на севере, сообщал в письме о своих неудачах и просил Артаксеркса прислать ему на помощь новое войско, желательно из конников и лучников.
Нужно было ещё подумать - тратить ли сейчас силы на диких кочевников или пока не распыляться? Артаксеркс прекрасено помнил, что даже Кир Великий, сумевший подчинить своей власти сотни разных народов, в возрасте почти семидесяти лет погиб во время похода именно на кочевое племя массагетов. А ведь военоначальник, написавший это слезное письмо, ни в какое сравнение не шел с великим из великих пресидских царей.
Ведь вот и Дарий тоже в свое время сделал попытку захватить кочевые степи, весьма довольный тем, что многие племена и греческие города на южном берегу Черного моря без спротивления сдались в его руки. Но со скифами у него ничего не получилось: хоть дикари и не стали вступать в открытые сражения с многотысячной армии Дария, но они устроили ещё более страшную войну "выжженой земли". Легкие на подъем, скифы отступали, угоняя с собой скот, сжигая траву и засыпая источники воды землей, и изнурительной погоне за кочевниками не было ни конца, ни края. По ночам маленькие отряды скифов подкрадывались к войску и вырезали персидских воинов целыми палатками, так что скоро великое войско стало таять на глазах подобно озеру под лучами чересчур палящего солнца - сначала с краев, а потом уже подбираясь и к самой сердцевине. Даже непобедимый Дарий в конце-концов не выдержал такого испытания и отступил, после чего признавался, что скифский поход остался в его памяти, как самое трудное и бессмысленное из всех его военных предприятий.