– Я никого не предавал в своей жизни, – возразил Дронго, – и тем более не пытался получить выгоду сразу с разных клиентов. Оставим моральную сторону дела. Вы понимаете, что Тугутов вернулся в отель в таком разгневанном состоянии именно потому, что вы передали информацию об их договоренностях графу, и именно поэтому Ирина Малаева решила поменять свое решение. И в какой-то мере вы причастны к тому, что Тугутов сейчас проходит как главный подозреваемый.
– Вы меня еще поссорите с Тугутовым, – усмехнулся Рожкин, – не нужно читать мне мораль, господин Дронго. Я работаю юристом уже много лет.
– Вам пора менять профессию, – убежденно произнес Дронго, – но вы правы, это ваше личное дело. Скажите, вы знали, что ваш помощник спрятал Данилову в своем номере?
– Знал. Он мне сразу сообщил об этом. Не нужно пытаться меня поймать на мелких неточностях. Я ведь понимаю, что Слава уже рассказал вам обо всем, и вы наверняка нашли в его номере Данилову и уже поговорили с ней. А ваше явное желание выгородить Тугутова, который, возможно, сам не убивал, но наверняка организовал это убийство, вызывает у меня просто смех. Может, вы тоже решили получить свои дивиденды? – цинично спросил Павел Леонидович.
– Гнусное свойство карликовых умов – приписывать свое духовное убожество другим, – процитировал Дронго, – так, кажется, сказал великий Бальзак.
– Очень красиво, – согласился Рожкин, – но я не совсем понимаю, как мои моральные качества соотносятся с этим убийством. Я был всего лишь юристом Ирины Малаевой, а не ее убийцей.
– Юристом, который называл ее сукой и стервой, – напомнил Дронго.
– Это вы тоже услышали? Вы специально приехали сюда, чтобы встретиться с графиней и подслушать все разговоры, которые о ней ведет ее окружение? – не смутился Павел Леонидович.
– Вы слишком громко говорили, а я хорошо понимаю по-русски.
– Не сомневаюсь. Но мое личное отношение к Ирине Малаевой никак не влияло на мою работу в качестве ее юриста.
– И где вы были в момент убийства?
– Внизу. Как раз встретил Алана, и мы решили подняться вместе. Гуцуев моложе, и поэтому он поднялся быстрее.
– Кто еще мог быть заинтересован в смерти графини? Кроме Тугутова, который хотел отомстить.
– Не могу сказать. Во всяком случае, не я. И не мой помощник. Мы оба потеряли свою работу с ее смертью.
– Скажите, господин Рожкин, – вмешалась Энн, – а господин Гуцуев ревновал графиню к другим мужчинам?
– Думаю, что да, – чуть помедлив, сказал Павел Леонидович, – он был влюблен в графиню. В нее влюблялись многие мужчины. Она была красивой женщиной.
– И вы тоже? – уточнила следователь.
– Нет, – улыбнулся Рожкин, – к моим многочисленным недостаткам такого греха приписать нельзя. Я верный муж, у меня две дочери. Но, как нормальный мужчина, я не мог не заметить красоты графини. Ваш эксперт, который сидит рядом с вами, может подтвердить, как ревновал Алан. Вчера ночью они, кажется, встречались в коридоре отеля, когда господин Дронго пытался уйти незамеченным из ее апартаментов.
Энн взглянула на Дронго и усмехнулась. Ей понравился этот выпад в адрес эксперта. Было очевидно, что ее несколько раздражало частое упоминание о красоте погибшей графини и мужчинах, которых она покоряла.
– А ваши дамы, – спросила следователь, – как они относились к графине?
– Нормально. Они работали и исправно выполняли возложенные на них задачи.
– Ваша массажистка Беата собиралась уходить, а визажистку графиня била по щекам в присутствии других людей, – напомнила Энн Дешанс.
– Да, такое было. Но Галине просто некуда было уходить. Она нигде не получит такой зарплаты, как у нас. И Беата тоже не очень собиралась уходить. Они умные девочки и понимали, что такой работы больше нигде не найдут. Постоянные переезды, лучшие отели, красивые города, масса нужных знакомств. Женщины понимали, что каждый рабочий день делает их богаче в смысле знакомств и связей.
– Даже если за это приходилось расплачиваться таким унижением? – поинтересовалась Энн.
– Они не считали это унижением, – улыбнулся Павел Леонидович, – вы успешный судебный следователь, состоявшаяся женщина. И вам сложно понять, насколько сильно вы отличаетесь от этих двух женщин из нашей страны. Пардон, одна из них из Польши. Но это не так существенно. Все равно вы несколько отличаетесь.
– Очень жаль, что сегодня в Европе есть еще такие отношения, – подвела неутешительный итог следователь, – вы можете идти, господин Рожкин.
Юрист поднялся и пошел к выходу. Затем обернулся:
– Кто бы ни оказался убийцей, это наверняка человек, который ненавидел Ирину. Сами подумайте, как нужно ее ненавидеть, чтобы бить в шею с такой яростью, разрывая артерию. Я ведь тоже юрист, господа следователи и эксперты. Убийца должен был нанести один удар в сердце. Или ограничиться одним ударом в шею. А там было не меньше двух. Может, даже три. Значит, бил не профессионал, а ненавистник. Учтите это. – Он вышел из гостиной.
– Циничный негодяй, – с отвращением произнесла Энн.
– Но он прав, – заметил Дронго, – насчет ударов. Это были удары непрофессионального убийцы.
– У нас хорошие паталогоанатомы, господин эксперт, – поморщилась следователь, – не будем работать еще и за них.
– Три удара, – напомнил Дронго, – он стоял рядом с телом и все видел. А я не сумел протиснуться ближе. Если там действительно было три удара, то убийца не мог так просто уйти из отеля. Он должен был вернуться в свой номер и хотя бы переодеться. При ударе в шейную артерию крови более чем достаточно. И насчет трех ударов он тоже прав. Так бьет истеричная женщина, а не профессиональный исполнитель.
– Или ревнивый соперник, – напомнила Энн, – а еще оскорбленный любовник.
– Тогда у нас на подозрении Тугутов, Гуцуев и Данилова. Бывший спонсор, любовник и женщина, – подвел неутешительный итог Пуллен, – и мы не знаем, кто именно мог нанести такие удары.
– У нас осталась еще Беата Лехонь, – напомнила Энн Дешанс, – пригласите ее, Пуллен, чтобы мы закончили со свидетелями.
– Сейчас позову.
– Уже скоро вечер, – взглянул на часы Дронго, – можно попросить принести нам чай из ресторана. Я готов заплатить.
– Полагаю, что мы можем это себе позволить, – согласилась Энн, – пусть нам принесут кофе, а господину эксперту чай. Или вы тоже хотите кофе?
– Я не пью кофе, – признался он.
Пуллен и мадам Дешанс переглянулись.
– У вас какая-то специальная диета? – спросил Пуллен.
– Нет. Просто не люблю кофе. Мне нравится чай. Можно даже зеленый.
Энн сняла трубку и заказала два кофе и чай. Затем предложила Пуллену пригласить массажистку. Беата вошла в гостиную со скорбным видом. У нее было унылое, невыразительное лицо.
– Очень плохо, – ответила Беата. И, услышав такой же вопрос, заданный Пулленом на русском, объяснила: – Я знаю русский, польский, чешский и немецкий. Немного английский, но тоже недостаточно.
– Тогда говорите по-русски с мсье экспертом, – решила Энн, – а господин Пуллен будет помогать мне…
– Добрый вечер, пани Беата, – поздоровался Дронго, и они увидели, как она вздрогнула.
– Вы знаете русский язык? – явно смущаясь, спросила Беата.
– Как видите, знаю.
– Я видела вас несколько раз в холле. Значит, вас специально наняли, чтобы вы следили за нами?
– Нет. Я просто живу в этом отеле. И случайно оказался здесь, когда произошло такое ужасное преступление.
– Но вы слушали наши разговоры, – настаивала Беата, – если бы мы знали, что вы понимаете русский язык, мы бы не разговаривали в вашем присутствии.
– Вы не сказали ничего особенного, – заметил Дронго.
– Я помню, что именно говорила.
– Где вы были в момент убийства?
– В своем номере.
– Одна?
– Да, одна.
– А где была Галина, ваша соседка по номеру?
– Не знаю. Но в нашей комнате я была одна.
– Как вы узнали, что произошло убийство?
– Мне позвонил Аракелян, и я сразу туда побежала.
– Кого вы там встретили?
– Всех наших. Они стояли и смотрели. Это было неприятное зрелище. Очень неприятное. А потом ее унесли, нас собрали в соседнем номере и стали вызывать по очереди. Я осталась последней. Видимо, вы решили, что я не представляю для вас особого интереса. Хотя мне все равно не очень хотелось общаться именно с вами.
– Потому что я невольно слышал ваши разговоры?
– И поэтому тоже. Я не люблю полицейских ищеек, – с вызовом произнесла Беата.
– Я не полицейский, а частный эксперт, – пояснил Дронго.
– Все равно вы все сыщики, – упрямо повторила Беата.
– Вы сказали, что собираетесь увольняться, – напомнил Дронго.
– Вот именно поэтому мне и неприятно с вами разговаривать. Вы все слышали. И теперь будете считать меня главной… – как это по-русски? – виноватой в этом убийстве.
– Главной подозреваемой, – подсказал ей Дронго.
– Да, верно. Главной подозреваемой, – кивнула Беата, – но я не знала, что вы нас подслушиваете.
– Я уже сказал, что не подслушивал. Почему вы хотели уволиться? Разве вас не устраивала ваша работа? Насколько я понял, вы получали очень неплохую заработную плату за работу массажистки.
– У меня была трудная работа, – сказала Беата, – и я решила уволиться. Вернуться домой, в Польшу.
– Почему трудная? – не понял Дронго.
– Я не хотела оставаться, – упрямо повторила Беата, – и Ирина знала, что я хочу уволиться.
– Можно узнать почему?
– На то были причины.
Пуллен переводил, и Энн насторожилась. Принесли большой кофейник и небольшой чайник.
– Я могу узнать конкретные причины вашего решения?
– Нет. Это личные причины.
– Сейчас нет личных причин, пани Лехонь, – сказал Дронго, – вынужден напомнить вам, что здесь произошло убийство и вы обязаны давать показания как свидетель. Поэтому я еще раз спрашиваю вас: почему вы решили уйти?
– Это мое личное дело. Я ее не убивала, хотя не очень любила. И вся наша группа это знала.
– Почему? – настаивал Дронго.