Эшли Белл — страница 86 из 93

Печенька, пряничный человечек из имбирного теста с капельками шоколада вместо глазок и белой улыбкой из сахарной глазури, был самым интересным персонажем из всего прочитанного ею до сих пор. Смешной, симпатичный, он всегда был готов к приключениям. Печенька ожил после того, как его испекли, лежа на противне и остывая. Почему он ожил, осталось загадкой. Автор ничего по этому поводу не написал. Печенька не был хрупким, не ломался легко, как вы могли бы подумать. Будучи слепленным из имбирного теста, он, однако, таил в себе волшебство, как снеговик Фрости.

Когда Печенька сбежал из пекарни, то очутился в многолюдном городе. Человечек был рад тому, что теперь сможет исследовать большой мир, учиться и делать открытия. Иногда ему было страшно. Однажды грузовик, чуть не наехав на Печеньку, едва не раздавил его. В другой раз за ним погналась голодная собака, но в большинстве случаев его приключения были забавными и уморительными.

За неделю после того, как мама подарила ей эту книжку, Биби перечитала ее, казалось, тысячу раз, а может, две тысячи. Печенька, можно сказать, стал ей лучшим другом. Биби с трудом сходилась с детьми ее возраста. Ребята в детском саду казались девочке неинтересными. Тетя Эдит и кое-кто из родни считал Биби другой. Девочка подслушала, как они говорят об этом с мамой. Биби не понимала, что это значит, как можно быть другой, и это ее, по правде говоря, не особо заботило. Если бы кто-то спросил у девочки ее мнение, Биби честно сказала бы, что находит этих родственников странными. Почему? Она не смогла бы внятно это пояснить, как родня не смогла бы объяснить, почему считает ее другой.

Затем в ее жизни появился замечательный Печенька, тоже другой. У этого пряничного человечка было храброе сердце и дерзкий дух. Биби тоже хотела стать храброй и дерзкой. Печенька и Биби – друзья навек.

В перерывах между чтением книжки она иногда придумывала свои собственные рассказики о дальнейших похождениях Печеньки. Хорошо рисовать девочка не умела, поэтому даже не пыталась запечатлеть на бумаге похождения пряничного человечка, но в своем воображении видела яркие, живые картинки в цвете, похожие на галлюцинации.

В тот вечер, после того как ее уложили в постель и поцеловали на ночь, Биби уселась на кровати и в мягком свете прикроватной лампы еще несколько раз пролистала книжку «Большое приключение Печеньки». До ее слуха долетали приглушенные голоса и музыка из телевизора, стоящего в гостиной. Возможно, девочка задремала. По крайней мере, открыв глаза, она обнаружила, что книжка лежит у нее на груди. Биби приподнялась с груды подушечек, на которых лежала. В доме царила тишина. Ее родители, видимо, пошли спать.

Биби посидела так немножко, разглядывая свой любимый рисунок Печеньки и разговаривая с ним, словно он на самом деле был ее настоящим, а не воображаемым другом и мог ее услышать. Девочка сказала, что она хочет, чтобы он ожил и пришел к ней так же, как в этой чудесной книге. Она и впрямь сильно-сильно этого захотела. Ей очень нужно было это сейчас. В своем воображении Биби видела, как Печенька встает со страницы книжки столь же ясно, как он на картинке поднимался с противня, чтобы отправиться путешествовать по городу.

Когда все это началось, то происходило словно в мультфильме Уолта Диснея, однако доброй сказка была недолго. Печенька не сразу выпрыгнул со страницы книжки, разведя в стороны ручки и сверкая сахарной пудрой или пыльцой фей. Он не стал разговаривать с ней голоском мультипликационного персонажа. Нет. Сначала он немного повернул голову на рисунке, будто хотел получше разглядеть Биби. Она даже не была уверена, что ей это не почудилось. Поворот головки был едва уловимым. Затем Печенька подмигнул. Глаза Биби расширились. Улыбка пряничного человечка превратилась в кривобокую усмешку. Девочка открыла рот от удивления. Она тихо вскрикнула, однако подавила в себе этот звук. Книжка не была интерактивной. Никаких тебе голограмм, которые меняются в зависимости от того, под каким углом на них смотреть. Внезапно Печенька стал трехмерным, в то время как остальная часть рисунка осталась прежней. Он сделал попытку вырваться из плена двухмерного изображения. Теперь происходящее совсем не походило на мультик Уолта Диснея.

Биби сбросила книжку с кровати. Она упала на пол, словно туристическая палатка – корешком вверх. Ее страницы начали немилосердно шуршать, пока пряничный человечек старался выбраться в этот мир. Девочка сидела на коленях на кровати, удивленная и немного напуганная. Радость и тревога боролись в ее сердце. Биби была словно заворожена видом того, как книжка начала передвигаться взад-вперед по полу, будто это совсем и не книга, а большой экзотический жук.

Печенька был добрым и веселым. Он не обидел даже голодную собаку, захотевшую его съесть. Ничего плохого не случалось с детьми в книжках, которые читала Биби. Эти дети отправлялись в путь в поисках приключений с говорящими животными, феями, ожившими любимыми игрушками и глупыми существами с других планет, но ничто не могло навредить им. Когда Печенька вылезет из книжки, он станет для нее Винни-Пухом, а она для него – Кристофером Робином. Они будут лучшими друзьями. Скорее всего, но… Что-то в кривой улыбке Печеньки ее встревожило. Он подмигнул ей своим блестящим шоколадным глазом, и в этом не было ничего плохого. Подмигивание показалось ей дружелюбным, немного насмешливым. А вот после улыбки девочка засомневалась, что они станут лучшими друзьями.

Книжка, перевернувшись, раскрылась. Пряничный человечек поднялся из нее. Страницы отчаянно бились по бокам от него, словно крылья. Он выполз из книги, темный, странный и совсем не такой веселый, как Печенька. Он… нет, оно показалось каким-то нескладным, кособоким, бугорчатым, неуклюже, с заметным трудом бредущим на своих коротких толстых ножках. Оно не было тонким, как пряничный человечек, а выглядело толстым, достигая в высоту если не восьми, то шести дюймов. Движения его были дерганными, порывистыми, лишенными малейшей грациозности. Казалось, оно мучится. Белые губы его открывались в немом крике. Существо качало уродливой головой из стороны в сторону, поддерживая ее своими оканчивающимися «варежками» руками.

Плоть. Даже с расстояния восьми-десяти футов Биби видела, что оно состоит не из теста, а из плоти. В книге Печенька был слеплен из имбирного теста. Его раскатали, придали ему форму и испекли. Конечно, это было глупо. Хотя Биби очень любила книжку, она понимала, что в ней много глупостей и несообразностей. Нужно волшебство, магия маленького снеговика Фрости, чтобы Печенька стал гибким, сильным и проворным. Биби не обладала таким волшебством. Когда она хотела, чтобы пряничный человечек ожил, она совсем не думала об этом. В ее воображении Печенька был пряничной зверушкой. Теперь же она получила животное, нет, не животное, а нечто гораздо примитивнее, какую-то гниющую массу растительного и животного происхождения, слепленную вместе в трясине, а затем оживленную ударом молнии, хотя настоящей жизни в этом существе она не видела.

В безмолвном крике существо подобрало книжку, которая оказалась больше его, и запустило ею в Биби. Оно промахнулось, но книжка попала в прикроватную лампу. Свет погас, когда лампа завалилась набок.

Биби сбежала бы, если бы крошечное существо, созданное волей девочки, не стояло между ней и дверью. Единственный свет исходил от Микки-Мауса. Ночник родители купили недавно. До сегодня Биби его стеснялась и подумывала, как бы от него избавиться. Она, конечно, ребенок, но не младенец, чтобы нуждаться в ночничке. Когда оно исчезло в тени, куда не достигало свечение Микки, Биби подавила желание позвать на помощь. Она не хотела вести себя как маленькая. Вполне возможно, она даже не смогла бы закричать. Казалось, стучащее в груди сердце подскакивает до горла. Ей стало трудно сглотнуть слюну. Она сделала попытку сказать существу, чтобы то уходило, но с губ вместо слов сорвался едва слышимый прерывистый свист.

К тому же, если прибегут родители, они, возможно, не увидят существо. В книгах взрослые часто не видят эльфов, фей и других сказочных персонажей, потому что, в отличие от детей, они в них не верят. Тогда папа и мама решат, что она маленькая, и станут относиться к ней как к маленькой. Хуже будет, если существо из книги, совсем не похожее на Печеньку, ранит ее родителей. Оно было небольшим, похоже, зубов не имело, но обладало колоссальной силой, учитывая, как запустило в нее книгой. Если мама и папа пострадают, вина ляжет на Биби. Они не станут ее укорять, скажут «чему быть, того не миновать», но она-то будет знать правду.

Сидя на коленях на кровати, Биби вслушивалась в то, как существо передвигается по комнате. Судя по стучащим, шуршащим и шаркающим звукам, оно еще более несуразное, неповоротливое, неуклюжее, чем девочке сперва показалось. В нем явно не было ни капли магии. Не исключено, что оно слепое. Оно не могло ни разговаривать, ни кричать. Возможно, оно глухое. Возможно, не чувствует запахов. Если существо способно лишь ковылять по полу, оно найдет ее только по чистой случайности. Может статься, оно вообще не ищет ее. Вероятно, у него даже мозгов нет. Должно быть, оно и вовсе не способно чего-то хотеть. Глупое перекрученное нечто…

Хотя сердце стучало так быстро, как никогда прежде, отскакивая от ребер, словно пинбол, подскакивая даже к горлу, Биби говорила себе, что, коль скоро она пожелала, чтобы оно вышло из книжки, она может так же легко захотеть, чтобы оно туда вернулось. Поэтому девочка начала страстно желать. Это был ее долг, ее ответственность перед родителями.

Она снова скользнула под одеяльце, села, опершись спиной о подушки, и принялась страстно желать, чтобы этот Непеченька пополз обратно к книге, лежащей на полу, скользнул между страницами и растворился в рисунке, из которого возник. Около часа царила относительная тишина, прерываемая время от времени шорохами, производимыми существом. У нее пересохло во рту. От силы ее желания и работы воображения у девочки закружилась голова. Когда ужасное существо наконец долгое время не издало ни единого звука, Биби подумала, что все же добилась своего. Девочка лежала неподвижно, словно камень, и вслушивалась в тишину. Секунда за секундой, минута за минутой она лежала, испытывая все больше надежды на избавление. Впрочем, хотя сердце и не стучало в ее груди так быстро, как раньше, оно все же билось очень сильно.