– Долго валяться нельзя, – предупредил Робер. – Они… уже там.
Он протянул трубу. Но и невооруженным глазом было видно, что на месте их недавнего лагеря из ущелья одна за другой поднимались фигурки. Вскоре оттуда донесся звук первого выстрела. Только совсем не это перепугало Глувилла. Глувилл поднялся на ноги, но они у него тут же подкосились.
– Ох, матерь божья, – пробормотал он. – Борони нас, Пресветлый!
Его скрытое щетиной лицо посерело. Впереди, как раз в той стороне, куда они должны были бежать, по лесу шагали невероятной длины ноги. Полупрозрачные, тощие, голенастые, с коленками, повернутыми назад. Высоко-высоко над деревьями они соединялись с темным, чудным, удивительно маленьким по сравнению с величиной ходуль телом, по форме напоминающим запятую. Контуры этого тела все время оставались размытыми, будто дрожали в мареве, но в его средней части вполне различалась маленькая треугольная заплатка, вроде носа, а по бокам от нее – два круглых немигающих глаза в узких белых ободочках.
Ни рук, ни ушей, ни рта чудище не имело, однако время от времени умудрялось издавать мерзкий, какой-то цокающий звук, от которого по коже разбегались острые холодные покалывания. Кроме этого звука да шума ветра в лесу больше ничего не слышалось, даже птиц. Видимо, не только люди, а все, кто только мог передвигаться, из этих мест давно расползлись, поулетали, разбежались, либо надежно попрятались. Муравьи и те нигде не попадались. Исчезли комары, слепни, жужжалки. В безветренном лесу не было заметно ни единого движения.
«Цукоку, цукоку… цака, цка-цка», – пронзительно верещал страхоброд, ставя ногу между соснами.
По примеру цапель вторую он при этом плотно поджимал к себе. Некоторое время покачивался на единственной опоре. Вращал верхнюю часть тела, обозревая округу. Потом вновь цукокал и переносил ступню на добрую четверть километра.
В три исполинских шага подобравшись к опушке, жуткое существо вдруг издало визг такой силы, что по кронам деревьев пробежала волна. Сгущаясь и концентрируясь, она понеслась дальше, по зарослям пучки, пригибая стебли как сильный порыв ветра. На краю плоскогорья волна ударила в скалы, вызвав обвалы. Находившиеся ниже бубудуски попадали почти одномоментно. Вроде кеглей, сшибленных метким шаром. К лесу от скал вернулось мощное многоголосое эхо.
– Цэ кака! – со злобной радостью сообщил страхоброд.
И взвыл потише. Потом повернулся, поджал ногу, крутанул головой и зашагал куда-то восвояси.
Робер начал осознавать действительность лишь несколькими секундами позже. Борясь с тошнотой и головной болью, он кое-как пришел в себя. И первое, что увидел, были огромные бесстрастные глаза Птиры. Страус объявился опять. Он находился всего лишь в паре шагов. Вероятно, по этой причине длинноногий ангел-хранитель и хоронился за толстой сосной. Удостоверившись, что замечен, он мигнул, квакнул недовольно, а потом в очередной раз скрылся. Очень осторожный ангел…
Цепляясь за дерево, Робер поднялся. Глувилл обхватил голову руками. Он с закрытыми глазами сидел на корточках. Мычал, раскачивался. Леонарда с Зоей уже стояли на ногах, но стояли нетвердо, поддерживали друг друга. Оставалось только догадываться, каково пришлось обратьям-бубудускам, которых поразительное звуковое оружие отнюдь не краем зацепило. Не отражением…
– Они… мертвы? – спросила Леонарда.
– Не думаю. Земляне не убивают без крайней необходимости. Если вообще убивают.
– Значит, бубудуски могут опомниться?
– Возможно. Хотя сомневаюсь, что отважатся на новое преследование.
– Но внизу есть еще один отряд?
– Есть, причем непуганый. Так что нам пока даровано не спасение, а лишь отсрочка. Надо идти.
– Я не пойду, – вдруг сказал Глувилл.
Руки у него тряслись.
– Э, дружок, ты слишком впечатлителен.
– Это было какое-то исчадие ада!
– Да что ты, Гастон! Никакое не исчадие, а просто хитроумная машинка. Вроде померанских часов, только посложнее. Ты ведь не боишься часов? Или, например, водяного колеса? Оно тоже большое.
– Часы никого не убивают, ваша люминесценция.
– И страхоброд никого не убил.
Глувилл отнял руки от головы и недоверчиво огляделся.
– А тех бубудусков?
– И тех бубудусков. Только проверять не будем, хорошо? Считай, что для обратьев это было маленьким наказанием. За их большое желание нас убить.
– А для нас это было испытанием, – неожиданно сказала Зоя.
– Испытанием? – переспросил Глувилл.
– Да. Проверяют, не испугаемся ли.
– Вы д-думаете?
– Уверена.
– Ну, коли так… Только первым я не пойду. Можно? Уж очень они меня… проверили.
– Похоже, что звуковое оружие на мужчин действует сильнее, чем на женщин, – сказала Леонарда. – Особенно на крупных мужчин.
– Дорогой ты мой исследователь, – нежно прошептал эпикифор.
Аббатиса присмотрелась к нему с чисто научным интересом.
– Не исключено также, что это оружие способно сделать человека даже из мужчины, – заявила она.
Эпикифор рассмеялся и принял классическую позу покаяния, принятую у диких ящеров и у сострадариев: опустил голову и поднял вверх обе ладони.
– Боже мой! И кому мы только поклонялись? Какому-то корзинщику…
Ирония обратьи аббатисы подействовала даже на сильно проверенного Глувилла. Коншесс начал приходить в себя. И тоже сделал полезное заключение.
– Пожалуй, медведей тут бояться нечего.
Медведи действительно не показывались. Как, впрочем, и любая другая живность. Предосенний лес мертво молчал. Среди сосен, желтеющих берез и осин часто попадались заброшенные звериные тропки, крест-накрест перетянутые нетронутой паутиной. Хотя во многих местах призывно краснел перезревший боярышник, а на кустах висела готовая осыпаться малина, на Тиртане, вероятно, не осталось уже никого, кто бы мог ими полакомиться.
– Здесь повсюду тайна, – сказала Зоя. – Вот что нас ждет за следующим холмом? Неизвестно! Мне это нравится.
– Угнетает все это, – не согласился Глувилл. – Разве порядок? Ни белки тебе, ни единого дятла на всю округу. И чем небесники все зверье распугали? Страхобродами?
Робер остановился, тяжело опираясь на палку.
– Не только, – сказал он.
Впереди, на гребне ближайшего холма, темнело какое-то препятствие, имеющее вид длинной неровной стены. Вскоре выяснилось, что путь преграждает полоса поваленных, нагроможденных слоями, изломанных и кое-где обугленных деревьев. Обойти этот страшный бурелом не оставалось никакой возможности: и в правую, и в левую стороны он простирался далеко, на километры, насколько видел глаз.
Робер вынул компас и устало кивнул.
– Все правильно. С юго-запада на северо-восток, – сказал он. – Что ж, поздравляю.
– С чем? – не понял Глувилл.
– Мы вышли на след небесников. Все эти деревья не ветер повалил. Их разметал огненный болид землян. Когда летел уже совсем низко, над самой землей.
– Но зачем было уничтожать столько леса? – спросила Зоя.
– Вряд ли это сделано преднамеренно. Думаю, произошла авария.
Леонарда покачала головой.
– Страшно подумать, какими исполинскими силами повелевают эти люди. Одни страхоброды чего стоят… Тем не менее не все и в их власти, раз случаются такие аварии.
– Конечно, не все. Иначе бы небесников встретили еще наши предки.
– А почему ты уверен, что они нас примут?
– Зачем тогда они нас защищают?
– Защищали, – поправила Леонарда. – Страхоброда уже не видно.
– А вот бубудуски могут и появиться, – добавил Глувилл, к которому возвращалось здравомыслие. – Пойдемте, что ли?
Робер вздохнул и принялся взбираться на завал. Совершенно некстати у него вновь разболелась рука.
Несколько часов преодолевали они древесное нагромождение. С частыми остановками для отдыха, кружа, иногда возвращаясь назад, чтобы обогнуть совсем уж непроходимые горы обгоревших лесин. Пожалуй, это испытание оказалось самым тяжелым. Лишь к полудню, до макушек испачкавшись смолой и углями, они спустились на землю.
Просека косой линией перечеркивала плато. В паре километров северо-восточнее она взбегала на холм, вершина которого выглядела так, будто ее срезали исполинским ножом. А в низинке у подошвы часть леса уцелела, только деревья потеряли вершины и почти все боковые ветви. Будто с неба на них со страшной силой дунуло разгневанное божество. Там, в низинке, на берегу полузаваленного ручья, они и повалились на траву. Не выставив часового и даже не перекусив; поскольку никакой мочи на это не уже осталось.
Робер очнулся часа через три. Очнулся он от того, что его осторожно будили.
– Тихо, пап, – предупредила Зоя. – Бубудуски!
Вдвоем они разбудили Леонарду и Глувилла.
– Лежите и не шевелитесь, – прошептал Робер.
Их всех скрывала высокая трава и упавшие с деревьев ветви. Сбившись в кучу, настороженно озираясь, бубудуски шли вниз по просеке и находились шагах в пятистах.
– Смотри-ка, смотри, папа! – взволнованно прошептала Зоя.
Она указывала в противоположную сторону. Там, со стороны срезанной вершины холма, навстречу бубудускам спускалось нечто совсем уж странное. Существо очень напоминало скорпиона. Но совершенно невозможных размеров – ростом повыше лошади, а длиной метров в семь-восемь. Еще на пару метров над ним возвышался членистый грозно изогнутый хвост. Только оканчивался он не жалом, а второй головой – маленькой, сдавленной с боков. С вытянутым в трубочку клювом, красными, немигающими глазками и каким-то нелепым усиком на лбу, эта сравнительно небольшая головенка почему-то вызывала липкий, безотчетный ужас.
– Ох, ну и монстр…
Монстр прошагал метрах в семидесяти от них. На его боку были видны намалеванные белой краской цифры.
– Машина-убийца, – прошептал Робер. – Замрите!
Покачивая головенкой, скорпион сделал несколько шагов, перелез через поваленное дерево и поднялся на пригорок. Тут его и заметили служители ордена.