Но полностью рвать отношения с семьёй я всё же не собирался. Как минимум мне полагался титул, и было бы глупо от него отказываться. Я не был сторонником расслоения общества по сословиям, для меня было неважно, кто передо мной: аристократ или простолюдин, но, к сожалению, так считали не все. И я понимал, что с титулом князя мне будет в жизни намного проще, чем без него. Правда, пока что этот титул шёл в связке с фамилией, которую вслух за пределами Петербургской области лучше не называть, но рано или поздно всё это должно было закончиться.
А пока с титулом стоило подождать. Потом, после окончания Кутузовки или любого другого учебного заведения имело смысл поменять документы с Андреева на Седова-Белозерского, чтобы именоваться князем Седовым-Белозерским, но пока это делать было глупо. И опасно. Учитывая, что мой отец был главным сепаратистом страны, имело смысл ещё какое-то время побыть простолюдином Андреевым, тем более что это не доставляло мне никаких хлопот. Те, кто что-то решал в моей жизни, и так знали, кто я. А остальным этого знать не стоило.
В академию я вернулся к третьей паре, но на неё не пошёл. Я решил в этот день посетить только занятия по боевой магии и заодно попросить преподавателя, чтобы пустил нас с Корецкой после занятия на арену. Дарья уже замучила меня постоянными напоминаниями о реванше.
В общежитие идти не хотелось, я с удовольствием погулял полтора часа на свежем воздухе, немного успокоился, решив, что нет ничего уж совсем страшного в моей предстоящей встрече с отцом и уже в более-менее хорошем настроении отправился в столовую на обед.
В столовой настроение сразу испортилось — едва войдя в здание, я нос к носу столкнулся с Зотовой.
— Привет! Ты мне как раз и нужен! — деловито заявила Арина, увидев меня.
— Привет! — ответил я. — Что-то случилось?
— Пока ничего, но у меня есть к тебе серьёзный разговор.
— Арина, больше я на это не куплюсь.
— Он действительно серьёзный.
— Хорошо. Я тебя слушаю.
— Здесь? — удивилась княжна.
— Ну если разговор серьёзный, то зачем тянуть? — ответил я, уверенный, что Арина опять заведёт свою старую песню про свою якобы любовь ко мне и женитьбу.
— Может, всё-таки в другом месте?
— Если ты про мою комнату, то нет.
— Это не очень-то вежливо и красиво — такие слова говорить, — надулась княжна.
— Ну извини, эти слова не на пустом месте появились.
— Что скажешь, насчёт встречи в кафе вечером? — спросила Зотова.
— Арина, давай уже как-то решим этот вопрос раз и навсегда, — сказал я, стараясь казаться убедительным и вежливым одновременно. — Ты просто супер, ты красивая, сексуальная, умная, но я тебя не люблю. И ты меня тоже, что бы ты там ни говорила. Нам было хорошо вместе. Очень хорошо. Если бы не твоя свадьба, можно было бы повторить. Но ты выходишь замуж, поэтому нет. Извини!
— Я просто хотела поговорить, — мрачно сказала княжна нахмурившись.
— Так говори! Мы болтаем три минуты о том, что тебе надо поговорить, уже бы поговорили.
— Здесь?
— А что такого? Нас вроде никто не подслушивает.
— Хорошо, — согласилась княжна и заговорщически прошептала: — Я узнала, что Троекуров готовит тебе большую гадость. Не знаю, какую, но он хочет отомстить за то, что ты его унизил. Сильно отомстить.
— В принципе не удивила. А откуда такая информация?
— Не могу сказать откуда. Скажем так: девчонки болтают.
— Что ж, буду иметь в виду. Спасибо! Пока!
Я собрался уже идти, но Арина схватила меня за руку и, глядя в глаза, сказала:
— Если мы поженимся, мой отец сможет тебя защитить!
— У меня есть те, кто сможет меня защитить, но спасибо за предложение, — ответил я, осторожно высвободил руку и направился за подносом.
— Хорошо подумай! — донеслось мне вслед.
После обеда я побежал искать Игнатьева, чтобы договориться с ним о реванше с Корецкой после занятий. Ярослав Васильевич, выслушав меня, дал согласие на наш с Дарьей поединок на арене, но при условии, что драться мы будем под его присмотром. Мне это было даже на руку — всякое могло произойти: от несчастного случая во время поединка никто не застрахован, поэтому опытный преподаватель помешать никак не мог.
На занятиях по боевой магии мы в этот день отрабатывали заклятия. Поединков не было, поэтому сил у нас осталось много. Ещё в начале занятия я сказал Корецкой, что договорился и реванше и предупредил, чтобы она в конце не уходила.
Когда занятие закончилось, и вся группа ушла, а на арене остались лишь мы с Дарьей да Ярослав Васильевич, преподаватель сказал:
— Давайте, ребятки, по-быстрому, у меня не так много времени.
— Здесь Вы можете не переживать, — ответил я. — Мы постараемся очень быстро.
— Вообще, Андреев, тебе должно быть стыдно, — неожиданно заявил Игнатьев.
— За что? — удивился я.
— Выходить на поединок с заведомо более слабым соперником — не самый красивый поступок.
— У нас пари.
— Тем более.
— Я должен выиграть поединок за тридцать секунд.
— А вот это уже другое дело. Тогда всё честно. Тогда у Даши есть шанс. На что поспорили? Надеюсь, как все молодые люди — на поцелуй?
— Я предлагала на поцелуй, — сказала Корецкая. — Но он отказался.
— Ну тут я даже и не знаю, как это прокомментировать, — развёл руками Игнатьев.
— А не надо это комментировать, — сказал я и обратился к преподавателю с просьбой: — Если вам не трудно, дайте, пожалуйста, старт поединку и засеките время.
— Да пожалуйста, — ответил мне Ярослав Васильевич и обратился к Дарье: — Просто вруби простейшую защиту и ускорение, да бегай от него по арене. За полминуты, может, и не успеет поймать.
Корецкая мрачно посмотрела на преподавателя, но тот лишь улыбнулся в ответ и добродушно произнёс:
— Просто хотел помочь.
После этого Игнатьев взял в левую руку секундомер и поднял правую, давая понять, что он готов. Мы с Дарьей вышли на арену, встали друг напротив друга и приготовились к началу поединка. Ярослав Васильевич подождал ещё секунд десять и дал отмашку.
Моя соперница решила не следовать совету преподавателя и убегать от меня не стала. Это было хорошо, потому что при таком раскладе я бы действительно не смог её поймать за тридцать секунд. Но Дарье хотелось не спор выиграть, а победить. Наивная девчонка. И упрямая.
Корецкая сразу же после отмашки Игнатьева начала накладывать на себя какую-то защиту. Но я даже не стал разбирать какую — времени на это не было. Но зная, что я формально — маг огня, и при этом обещал её заморозить, скорее всего, защита должна была работать в первую очередь против заклятий огня и воды. Можно было сделать Даше сюрприз — атаковать её каким-нибудь заклятием магии земли, но на сюрпризы не было времени.
Использовать надо было то, что я мог делать очень быстро. Поэтому я сразу же, буквально за пару секунд, вызвал очень концентрированный кислотный туман на ту область, где стояла Корецкая. Туман заставил её отскочить, разрушил недостроенную защиту и немного сбил её концентрацию.
Не знаю, собиралась ли Дарья опять ставить защиту, или решила всё же воспользоваться советом Игнатьева, но сделать ничего этого я ей не позволил. На выходе из тумана Корецкой пришлось столкнуться с выпущенными мной прямо ей в ноги ледяными стрелами. Одна из них пробила Дарье правую ногу ниже колена. Моя соперница тут же упала на пол арены. Она попыталась встать, но ничего не получилось, видимо, стрела перебила кость. Тогда Дарья попыталась отползти от меня нелепыми перекатами.
Мне стало не по себе от вида крови, перебитой ноги и катающейся на полу девушки. Я был к такому непривычен, так как раньше никогда не дрался с девчонками настолько серьёзно. Да, я видел, как они бьются на турнирах, иногда превращая друг друга чуть ли не в фарш, но сам никогда до такой степени девушек не травмировал. Это был новый опыт. Впрочем, никто не заставлял Корецкую так настойчиво требовать реванша, а помочь я ей мог теперь только одним способом — быстро выиграть и дать возможность Игнатьеву оказать Дарье первую помощь.
Корецкая тем временем смогла встать на здоровую ногу. Но не простояла и секунды — я точно брошенным ледяным шаром опять повалил её на арену. Затем быстро подошёл к Дарье, при помощи необходимых заклятий «упаковал» её в ледяную глыбу и громко сказал:
— Готово!
— Молодец, — ответил мне Игнатьев. — Успел.
После этого Ярослав Васильевич освободил Корецкую из ледяного плена, осмотрел её рану и сказал:
— Кость цела. Могу обезболить и подлатать, но всё равно надо идти к лекарям, чтобы сделали совсем как было. Скажешь им, что на дополнительных занятиях в моём присутствии получила травму. Общее самочувствие как? Голова не кружится?
— Благодарю Вас, со мной всё в порядке, — ответила Дарья и тут же спросила: — Сколько?
— Если ты про время, то ничем тебя не обрадую — двадцать восемь секунд.
Корецкая тяжело вздохнула, а преподаватель заметил:
— А я тебе говорил: бегай по арене!
После этого Ярослав Васильевич обезболил Дарье ногу и залечил как мог рану. Затем он велел нам долго на арене не задерживаться, на всякий случай запретил проводить поединки без его присутствия и ушёл.
Мы с Корецкой сразу же разошлись по раздевалкам. Переодевшись, вернулись на арену практически одновременно.
— Ты уж извини, что пришлось так жёстко действовать, — сказал я. — Но иначе было невозможно за тридцать секунд победить. А сидеть за одним столом с Троекуровым мне неохота.
— Всё нормально, я же понимаю, что это поединок, — ответила Дарья улыбнувшись. — Но как и где ты этому всему научился?
— Долгая история. И не всю её я могу рассказывать.
— Ну расскажи хоть то, что можешь.
— Плохой из меня рассказчик.
Мы не спеша покинули здание арены, и уже на улице Корецкая внезапно задала мне совсем уж неожиданный вопрос:
— А про Левашова ты можешь рассказать, или это тоже тайна?
— Смотря что тебя интересует, — ответил я.