— Где он?
— А? Паразит-то? Не беспокойся. Мы нашли тебе дублера и пересадили его на орангутана. Кличка — Наполеон. Он под надежной охраной.
— Убейте его!
— Бог с тобой. Он нужен нам живым, для изучения.
Видимо, со мной приключилось что-то вроде истерики, и Старик ударил меня по щеке.
— Соберись. Чертовски неприятно беспокоить тебя, пока ты не выздоровел, но я должен. Нам нужно записать все, что ты помнишь, на пленку. Так что, соберись и начинай.
Я кое-как справился с собой и начал обстоятельный доклад обо всем, что мог припомнить. Описал, как снял складской этаж и как «завербовал» свою первую жертву, затем как мы перебрались в Конституционный клуб. Старик кивал.
— Логично, логично. Ты и для них оказался хорошим агентом.
— Ты не понимаешь, — возразил я. — Сам я вообще ни о чем не думал. Знал, что происходит в данный момент, вот и все.
— Неважно. Дальше.
— После «вербовки» менеджера клуба все пошло гораздо легче. Мы брали их прямо у входа и…
— Имена?
— Да, конечно. М. Гринберг, Тор Хансен, Хардвик Поттер, его шеф Джим Вэйкли, небольшого роста такой служитель в туалетной комнате, которого все звали «Джейк», но от него пришлось избавиться; его хозяин просто не давал ему времени на самое необходимое. Менеджер — я так и не узнал его имени… — Я на несколько секунд умолк, стараясь припомнить всех «рекрутов». — О, Боже!
— Что такое?
— Заместитель министра финансов!
— Вы взяли и его?
— Да. В первый же день. И я не знаю, сколько прошло времени. Боже, шеф, ведь министерство финансов охраняет Президента!
На том месте, где сидел Старик, уже никого не было. Я без сил откинулся на спину.
Проснулся я жутким привкусом во рту, с больной головой и предчувствием неминуемой беды. Но по сравнению с тем, что было раньше, можно сказать, я чувствовал себя отлично.
— Как, уже лучше? — спросил рядом чей-то веселый голос.
Надо мной склонилась миниатюрная брюнетка. Вполне симпатичная — видимо, я и в самом деле чувствовал себя лучше, поскольку сразу, это отметил. Но одета она была довольно странно: белые шорты, нечто невесомое, чтобы поддерживать грудь, и металлический панцирь, закрывающий шею, плечи и позвоночник.
— Меня зовут Дорис Марсден, — сказала она. — Я твоя дневная сиделка.
— Рад познакомиться, Дорис, — ответил я и снова окинул ее взглядом. — Слушай, а что это за странный наряд? Нет, мне нравится, конечно, но ты как будто из комикса.
Она хихикнула.
— Я и сама чувствую себя, словно девица из кордебалета. Но ты привыкнешь. Я, во всяком случае, уже привыкла.
Я вдруг понял, в чем дело, и мне сразу стало хуже.
— А теперь — ужинать, — сказала Дорис, ставя передо мной поднос.
— Я совсем не хочу есть.
— Открывай рот, — твердо сказала она, — а то я вывалю все это тебе на голову.
— А что со мной?
— Истощение, длительное голодание, цинга в начальной стадии. А кроме того, чесотка и вши — но с этими бедами мы уже справились. Ну-ка, перевернись.
Я перевернулся на живот, и она стала менять повязки. Оказалось, у меня полно воспалившихся болячек.
Насколько я помнил, есть мне доводилось не чаще чем раз в два или три дня. Мыться? Вспомнить бы… Нет, за это время я вообще не мылся. Брился, правда, каждый день и надевал, свежую сорочку: хозяин понимал, что этого требовали условия «маскировки». Но зато ботинки я не снимал с тех самых пор, как украл их на старой базе, а они, насколько я помнил, оказались малы.
— Что у меня с ногами? — спросил я.
— Слишком много будешь знать, скоро состаришься, — ответила Дорис.
Вообще-то я люблю сиделок: они всегда спокойны, общительны и терпеливы: Ночной сестре мисс Бриггс с ее лошадиной физиономией до Дорис было, конечно, далеко. Она носила такой же наряд из музыкальной комедии, в каком щеголяла Дорис, но никаких шуточек по этому поводу себе не позволяла, и походка у нее была, как у гренадера. У Дорис, слава богу, при ходьбе все очаровательно подпрыгивало.
Ночью я проснулся от какого-то кошмара, но мисс Бриггс отказалась дать мне вторую таблетку снотворного, хотя и согласилась сыграть со мной в покер. Выиграла у меня половину месячного жалованья. Я пытался узнать у нее что-нибудь о Президенте, но это оказалось невозможно. Она делала вид, что вообще ничего не знает о паразитах и летающих тарелках.
Тогда я спросил, что передают в новостях. Она ответила, что была слишком занята и ничего не видела, а когда я попросил поставить мне в комнату стереовизор, сказала, что нужно будет спросить у доктора, который прописал мне «полный покой». Я поинтересовался, когда смогу увидеть этого самого доктора, но тут раздался сигнал вызова, и она ушла.
Я сразу подтасовал колоду, чтобы ей достались хорошие карты, не требующие прикупа — так мне не пришлось бы передергивать.
Завтрак мне принесла уже Дорис. За едой я пытался выведать у нее какие-нибудь новости, но так же, как и с мисс Бриггс, ничего не добился. Сиделки порой ведут себя так, будто работают не в больнице, а в яслях для умственно отсталых детей.
— Мне сказали, что ты здесь. — На Дэвидсоне были только шорты и ничего кроме, если не считать бинтовой повязки на левой руке.
— Это больше, чем сказали мне, — пожаловался я. — Что у тебя с рукой?
— Пчела ужалила.
Он явно не хотел говорить, при каких обстоятельствах его полоснули из лучемета — что ж, его дело.
— Психологи уже допустили тебя к секретным материалам? — спросил он.
— А что? Кто-то во мне сомневается?
— Спрашиваешь! Бедняга Джарвис так и не оклемался.
— Серьезно? — Почему-то мысль о Джарвисе не приходила мне до сих пор в голову. — И как он сейчас?
— Никак. Впал в коматозное состояние и умер. Через день после твоего побега. — Дэвидсон смерил меня взглядом. — У тебя здоровья, видно, хоть отбавляй.
Я, однако, совсем этого не чувствовал. Накатила слабость, и я заморгал, борясь с подступающими слезами. Дэвидсон сделал вид, что ничего не заметил.
— Видел бы ты, что тут было, когда ты смылся! Старик рванул за тобой, если можно так выразиться, в одном пистолете и насупленых бровях. И, наверное, поймал бы, да полиция помешала, и пришлось его самого выручать. — Дэвидсон ухмыльнулся.
Я слабо улыбнулся в ответ. Было в этой сцене что-то одновременно возвышенное и комичное: Старик в чем мать родила несется спасать мир от смертельной опасности.
— Жаль, я не видел. А что еще случилось? В последнее время?
Дэвидсон пристально посмотрел на меня и сказал:
— Подожди минуту.
Он вышел из палаты, но вскоре вернулся.
— Старик разрешил. Что тебя интересует?
— Все! Что произошло вчера?
— Вот вчера-то меня как раз и прижгли. — Он повел забинтованной рукой. — Повезло еще, потому что троих наших убили. В общем, шороху много было. — Дэвидсон встал. — Ну, бывай. Мне — в госпиталь.
— А Президент?
Дэвидсон оглянулся через плечо.
— С ним все в порядке, ни единой царапины.
Еще дня два или три меня держали в постели и обращались со мной как с ребенком. Впрочем, я не возражал; последние несколько лет мне просто не доводилось отдыхать по-настоящему. Болячки заживали, и вскоре мне предложили — вернее, приказали — делать легкие упражнения, не покидая палаты.
Как-то раз заглянул Старик, дал мне одежду и пригласил «пройтись».
«Одежда» состояла из шорт и ботинок. Но на базе все были одеты точно так же, и, признаться, при виде людей с голыми плечами, без паразитов, у меня даже на душе становилось спокойнее. Для этого, как выяснилось, и была придумана подобная «форма».
Мы остановились у двери с надписью «Биологическая лаборатория. Невходить!»
Я попятился.
— Куда это мы идем?
— Взглянуть на твоего дублера, на обезьяну с твоим паразитом.
— Так я и думал. Нет уж, увольте. — Я почувствовал, что дрожу.
— Послушай, сынок, — терпеливо сказал Старик, — тебе нужно перебороть себя. И лучше будет, если ты не станешь избегать встречи. Знаю, тебе нелегко. Я сам провел несколько часов, разглядывая эту тварь, но так и не привык у ее виду.
— Ты ничего не знаешь. Не можешь знать! — Меня так трясло, что пришлось опереться о косяк.
— Да, видимо, когда у тебя на спине паразит, это все воспринимается по-другому. Джарвис… — Он замолчал.
— Вот именно, черт побери! По-другому! И ты меня туда не затащишь.
— Нет, я не стану этого делать. Возвращайся, сынок, и ложись в кровать. — Старик шагнул за порог.
Он сделал три или четыре шага, когда я позвал:
— Босс!
Старик остановился.
— Я иду, — сказал я.
…Обезьяна была заперта в клетке. Ее торс удерживало на месте сплошное переплетение металлизированных ремней. Руки и ноги безвольно висели, словно она не могла ими управлять. Обезьяна подняла голову и зыркнула на нас горящими ненавистью и разумом глазами. Затем огонь во взгляде угас, и перед нами оказалось обычное животное, в глазах — тупость и боль.
— С другой стороны, — тихо сказал Старик.
— Я бы не пошел, но он все еще держал меня за руку. Обезьяна следовала за нами взглядом, но ее тело надежно удерживала рама с ремнями. Зайдя сзади, я увидел…
Хозяин. Тварь, которая бог знает сколько ездила у меня на спине, говорила моим языком, думала моим мозгом. Мой хозяин.
Ужас, собственно, вызывает не сам его вид. И дело даже не в том, что ты знаешь о способностях паразитов: то же самое чувство я испытал и в первый раз, еще до того, как узнал, что это за твари. Я попытался объяснить свои мысли Старику, и он кивнул, не отрывая глаз от паразита:
— Да, у других то же самое. Безотчетный страх, как у птицы перед змеей. Возможно, их основное оружие.
— Больше всего на свете я хочу его убить! — выкрикнул я. — Убить всех их! Я бы всю жизнь убивал и убивал этих тварей! — Меня опять начало трясти.
Старик задумался, глядя на меня, затем протянул свой пистолет.