— Ты возвратился, — сказал он. — А мы думали, что ты уже не вернешься.
— Я и сейчас пришел с мирными намерениями, — сказал я. — Неужели нет другого способа договориться?
— Мир — это трусость, — ответил он.
— Вы настаиваете? — спросил я.
— Да, — ответил он, — другого честного способа нет.
Он явно издевался надо мной.
— Если мы заговорили о чести, — продолжал я, — могу ли я быть уверенным, что после того, как убью тебя, действительно получу шар?
— Ты оскорбляешь меня, — холодно заявил кентавр. — И ты оскорбляешь мое племя.
— В таком случае, — предложил я, — приступим к делу.
— Нужно соблюдать правила, — сказал он. — Каждый из нас должен отъехать назад и встать лицом друг к другу. Ты видишь вымпел на шесте?
Я кивнул. Кто-то в толпе кентавров держал в руках шест с привязанным к его концу обрывком замызганной тряпки.
— Когда вымпел опустят, — объяснил он, — начнется бой.
Я снова кивнул пришпорил Пэнта пятками, понуждая его развернуться. Я отъехал на несколько шагов и повернул Пэйнта мордой в сторону своего противника. Кентавр тоже развернулся. Теперь мы стояли друг против друга, как рыцари перед поединком. Шест с грязной тряпкой был все еще поднят вверх. Кентавр обнажил свой меч, я последовал его примеру.
— Ну, что, Пэйнт, старая кляча, — сказал я. — Здорово мы влипли!
— Высокочтимый сэр, — ответил мне Пэйнт. — В этой драматической ситуации я постараюсь сделать все от меня зависящее.
Шест с тряпкой опустился. Мы ринулись вперед одновременно. Пэйнт на своих полозьях набрал полную скорость уже после двух скачков, а кентавр с грохотом надвигался на нас, вырывая копытами из земли большие куски дерна. Свой меч он держал острием вверх, а щитом прикрывал голову. Как только мы сблизились, кентавр издал душераздирающий боевой клич — уже одного этого было достаточно, чтобы кровь застыла в моих жилах.
Мой мозг разом откинул все беспорядочно роившиеся в нем идеи и замыслы и превратился в волевую и бесстрастную вычислительную машину. Мой разум воплощал теперь беспощадную жестокость: именно то состояние, без которого нельзя было в этот момент обойтись. Я должен был сразу же прикончить его или погибнуть. Удастся ли мне справиться с кентавром, зависело только от удачи, так как у меня не было ни навыков обращения с мечом, ни времени, чтобы ими овладеть.
Я видел, как он обрушивает на меня свой меч хорошо отработанным, размашистым ударом. Его глаза, почти утопавшие в густой бороде, были полузакрыты, в них застыло выражение одновременно самоуверенности и сосредоточенности.
Он считал меня игрушкой в своих руках. Он знал, что у меня нет ни единого шанса.
Его меч обрушился на край моего щита с такой силой, что моя левая рука тут же онемела. Отраженный клинок просвистел у моего плеча. И вдруг сразу же после удара кентавр как-то судорожно дернулся, отступая и заваливаясь назад. Его взгляд остекленел, а рука, державшая щит, оказалась в стороне, и лезвие моего меча со всего размаха опустилось прямо на его голову и вошло в его череп, разрубая его на две части до самой шеи.
Но я отчетливо помнил: в то самое мгновение, когда мой клинок еще не коснулся головы кентавра, его взгляд вдруг начал терять ясность, а рука, державшая щит, оказалась в стороне, и тут я увидел черное отверстие точно между его глазами, как раз посередине лба. Но уже в следующий миг мой меч прошел через него, словно это отверстие было специально нанесено чьей-то невидимой рукой, чтобы служить меткой для моего удара.
Игра в поло блоком управления робота не прошла даром — корпус был испещрен зазубринами и вмятинами.
Я передал мозговой блок Саре.
— На, держи. Будем надеяться, что ради этого стоило рискнуть жизнью.
После моих слов она чуть не задохнулась от негодования.
— Никакого риска не было, — закричала она. — Я стреляю так, что пуля попадает именно в то место, куда я целюсь. Или я промахнулась?
— Нет, ты сработала отлично, — пробурчал я, все еще переводя дух после схватки. — Но стоило взять на два фута в сторону…
— Это исключено, — вскипела она. — Я прицелилась точно.
Я слез с Пэйнта и сбросил с себя рясу. Тэкк лежал скрючившись у ствола уродливого низкорослого дерева. Я швырнул ему рясу.
Свистун спустился к нам со склона.
— Превосходно сработано, Майк, — протрубил он. — Покончить с ним всего лишь одним ударом, имея оружие, которым раньше никогда не пользовался…
— Уж кто превосходно сработал, так это — мисс Фостер, — сказал я. — Это она подстрелила птичку для меня.
— Не важно, чья заслуга, — заметил Свистун. — Главное — дело сделано, а играющие лошадки эвакуируются.
— Ты имеешь в виду, что они уходят?
— Строятся для марша.
Я взобрался на вершину холма и увидел, что кентавры действительно образовали неровную колонну и направились на запад. Их уход принес мне величайшее облегчение. Несмотря на все их благородство (а оно было доказано хотя бы тем, что они отдали «приз»), я чувствовал себя крайне неуютно.
Обернувшись, я заметил, что Тэкк и Сара положили тело Роско на землю и открывают его череп, чтобы поместить в него блок управления.
Через минуту Роско зашевелился. Поднявшись с земли, он завертел головой из стороны в сторону, поочередно рассматривая каждого из нас. Его руки двигались очень осторожно, словно он не доверял им.
Наконец, робот медленно заговорил, постепенно повышая голос.
— Иногда, — промолвил он, — никогда, всегда, навсегда, завсегда.
Он замолчал и оглядел нас, как будто старался убедиться, что мы его понимаем. Когда ему стало очевидно, что до нас ничего не дошло, он снова продекламировал, на этот раз торжественно и размеренно, полагая, что уж сейчас-то ему удастся добиться понимания: «Шапка, тряпка, лапка, тяпка, лепка, репка, кепка».
— Абсолютный пень, — воскликнул я.
— День, — откликнулся Роско.
— Он рифмует, — догадалась Сара. — Все, на что он теперь способен, — это служить словарем рифм. Неужели он ничего не помнит?
Я криво улыбнулся:
— Почему бы тебе не узнать у него самого?
— Роско, — спросила она, — ты помнишь хоть что-нибудь?
— Позабудь, — отозвался он, — не вернуть, завернуть, как-нибудь, долгий путь.
— О, нет же, нет! — воскликнула Сара. — Ты помнишь своего хозяина?
— Каина, — без всякого намека на издевку, просто и естественно ответил Роско.
— Роско, — решительно произнес я. — Мы ищем Лоуренса Арлена Найта. Тебе ясно?..
— Грязно, — сказал Роско, — гласно, опасно…
— Да будь ты неладен, трепач проклятый! — завопил я. — Мы его ищем. Укажи хотя бы направление, где его искать, куда нам надо смотреть.
— Реветь, — проговорил Роско, — медведь, корпеть.
Но несмотря на то, что робот болтал рифмованную белиберду, он повернулся и, вытянув руку, указал пальцем направление. Его рука застыла как дорожный знак, указывающий путь на север дальше по тропе.
Итак, мы отправились по тропе на север. Пустыня и каменистые холмы остались позади, и теперь мы изо дня в день упорно поднимались на высокое плато, открывающее путь к неуклонно уходящим вверх горам. Они упирались в небо огромными величественными кряжами, которые по-прежнему тонули в голубоватой дымке.
Вся наша поклажа была надежно закреплена на крепкой спине Роско. Я шел со щитом, пристегнутым к плечам, и мечом, висящим на поясе. Конечно, это было оружие, недостойное взрослого человека, но все же щит и меч придавали мне некое воинственное чувство собственной значимости, которое, наверное, испытывали наши древние предки от одного лишь обладания боевыми доспехами.
Теперь наше путешествие, казалось, начинало приобретать смысл. Хотя иногда я все же сомневался, действительно ли Роско знал, куда идти.
Растительность стала более разнообразной. Вдоль тропы росли трава и цветы, оригинальные кустарники, а временами встречались рощи красивых деревьев, приютившиеся на берегах водоемов. И, разумеется, в отдалении все также уходили ввысь подпирающие небо колонны деревьев-гигантов. Воздух становился прохладным, и если раньше ветра практически не было, то теперь он дул почти постоянно, налетая колючими пронизывающими порывами. В траве обитали похожие на грызунов зверюшки, которые, сидя вдоль тропы, сопровождали нас свистом, временами попадались небольшие стада травоядных. Сара подстрелила одного из этих животных, и, после того как мы его разделали, все по очереди тянули жребий, кому есть первый кусок а так как самое длинное перо досталось мне, то я и выступил в роли подопытного. Я съел несколько кусков поджаренного мяса и долго сидел, ожидая результата. Поскольку ничего со мной не случилось, остальные тоже принялись затрапезу. Таким образом мы нашли источник пополнения наших припасов.
Нагорье, по которому мы шли, было просто сказочным, над ним словно витал дух неразгаданной тайны, и временами мне казалось, что я путешествую во сне. Причем, восторженное чувство нереальности вызывало не столько само нагорье, сколько вся неразгаданная планета. Завораживающая сила ее чар пронизывала все поры моего существа — и я, как влюбленный юноша, постоянно думал о ней. Мною постоянно владели размышления о тех, кто населял планету: почему они покинули ее; кто посадил, а потом забросил гигантский сад; кто возвел опустевший белый город. Нежась в тепле костра, отгонявшем ночную прохладу, я разглядывал Свистуна, не переставая удивляться, как между нами, такими непохожими, могло возникнуть связавшее нас чувство братства.
Меня смущал Тэкк. Он шел словно сам по себе, как случайный попутчик, на время приставший к нашей компании. Монах почти все время молчал, изредка нашептывая что-то своей кукле, а после ужина садился в одиночестве подальше от костра. Его лицо еще более утончилось, а тело, казалось, совершенно истаяло в складках сутаны. Мы просто перестали замечать его. Иногда я натыкался на него взглядом и никак не мог сообразить — кто же это такой.
Мы по-прежнему двигались по обширному плато, и Пэйнт все также молчаливо покачивался на ходу. Только изредка тишину нарушал стук камня, вылетевшего из под его полозьев. Свистун бежал впереди, на расстоянии одного перехода от нас, выполняя роль дозорного. Закутанный с головой Тэкк сопровождал нас, как привидение. Роско твердым шагом маршировал по тропе, бормоча под нос бесконечную поэму из рифмованных слов, абсолютно лишенную всякого смысла: жизнерадостный безумец, беспечно бредущий по враждебной и незнакомой земле. Да и я, со щитом за спиной и мечом, путающимся в ногах, должно быть, представлял собой фигуру не менее нелепую, чем любой из них.