— Все так, мсье. Но со стороны фронта донеслась канонада. В таких случаях мы не ждем приказа, а сразу же поднимаемся в воздух.
— А я не слышал никакой стрельбы, — сказал Фармен.
— Самое странное, — сказал Деверо, — что когда мы подлетели к фронту, пушки уже смолкли, а в небе не было ни одного самолета, кроме наших. Мы пролетели километров пятьдесят вдоль линии фронта — никаких признаков боевых действий. Когда мы вернулись, я связался с командованием: никакой информации о перестрелке.
Он произнес все это с наивным непониманием маленького мальчика, еще не познавшего тайны природы. Фармен внезапно рассмеялся, и Деверо заморгал от удивления.
— Извините, — сказал Фармен. — До меня только что дошло. Это были не пушки, а мой самолет!
— Ваш самолет, мсье? Не понял шутки.
— Я не шучу. Вы слышали мой самолет. Когда он преодолевает звуковой барьер, то раздается нечто наподобие взрыва. — Он взглянул на их лица. — Вы мне не верите?
Стакан Деверо был пуст. Блэйк встал, взял со стола пустой стакан и поплелся к стойке.
— Я, наверное, так и не смогу понять принцип действия вашего самолета, — сказал Деверо. — Но вы показали, на что он способен…
— Это всего лишь небольшая часть, — ответил Фармен.
— То, что мы увидели, вполне достаточно, чтобы покончить с Бруно Кейсерлингом.
— Я сделаю это, — сказал Фармен.
— Будем надеяться, — сказал Деверо, позволив себе намек на улыбку. — В любом случае, надо попробовать. Если вы скажете, куда необходимо прикрепить пулеметы…
— Мне не нужны пулеметы, — заявил Фармен.
— Но, мсье, на аэроплане должно быть оружие. Аэроплан без пулемета все равно что тигр без зубов и когтей.
От мысли, что на носу «Пика-Дона» будет торчать пулемет, ему стало не по себе.
— У меня есть свое вооружение, — как можно убедительнее сказал Фармен. Вернулся Блэйк и поставил свой стакан на стол, слегка расплескав бренди. — А пулеметы снизят аэродинамические качества самолета.
— Аэро… что? — спросил Блэйк. — О чем это ты говоришь?
Фармен наклонился вперед.
— Послушайте. Вы видели мой самолет, так? Видели там внизу, возле шасси, направляющие… ну, балки?
— Я видел, — сказал Деверо.
— На них крепятся ракеты, понимаете? Достаточно одной, чтобы уничтожить целую эскадрилью.
— Да? И сколько у вас таких ракет?
— Шесть, — ответил Фармен. — А сколько эскадрилий у немцев в этом секторе?
— Две, — сказал Деверо. — Но, мсье, люди, которые оснащали ваш самолет, вряд ли разбирались в технике воздушного боя. Надо обладать невероятной меткостью, чтобы даже шестью ракетами сбить один самолет. Ведь аэропланы летают, а не висят неподвижно, как воздушные шары. Мы нередко тратим сотни патронов и не можем накрыть противника. Вступать в бой, имея возможность выстрелить всего шесть раз? Это безумие, мсье.
— Но я не буду целиться, — ответил Фармен, силясь объяснить им ситуацию. — Мой самолет настолько скоростной, что полагаться на человеческие чувства во время боя невозможно. Мои ракеты сами находят цель. Они…
По их лицам он понял, что ему не верят.
— Послушайте, — сказал он. — Вы видели мой самолет в работе. Дайте мне достаточно топлива, чтобы вступить в бой с Кейсерлингом, и я покажу, на что способны мои ракеты. Они сотрут его в порошок в мгновение ока.
— Бруно Кейсерлинг опытный пилот, — сказал Деверо. — Это человек, которого невозможно убить. Мы пытались это сделать. Все пытались. Сколько он сбил наших пилотов и сколько еще собьет, пока не окончится война! Так что особенно не рассчитывайте на свое оружие.
— Дайте мне керосин на один полет, — сказал Фармен. — Только на один полет. Остальное — мое дело.
Он знал, о чем говорил. Воздушный бой между аэропланом времен первой мировой войны и машиной из 1988 года — это схватка вооруженного человека и гориллы.
— Но, мсье, у вас же есть керосин, — удивился Деверо. — Мы вам дали почти две тысячи литров!
Фармен покачал головой.
— Я его сжег. Керосина, который остался в баках, едва хватит на то, чтобы наполнить ваш стакан.
Деверо посмотрел на свой пустой стакан.
— Мсье, вы шутите.
— Это не шутка, — сказал Фармен. — «Пика-Дон» летает очень быстро, но ведь ничего не бывает даром. Это просто ненасытная машина.
Воцарилась тишина. Молчали не только за их столиком — за остальными тоже притихли. Фармен подумал, что летчики, возможно, понимают по-английски лучше, чем ему казалось. Блэйк отпил изрядный глоток бренди.
— И сколько тебе нужно керосина?
— Десять тысяч галлонов на час-полтора.
И снова повисла тишина.
— Мсье, — наконец сказал Деверо. — И простое топливо достать не так уж просто. Сейчас я пытаюсь взвесить возможное уничтожение Бруно Кейсерлинга что является нашим всеобщим желанием — и объяснение, для чего мне понадобилась такая прорва парафинового масла для кухни. К тому же, у меня остаются сомнения в успехе вашей миссии. Мне придется взять с вас слово, что для полета вам необходимо именно такое количество керосина.
— Могу поклясться на стопке Библий.
— Ладно, — криво улыбнулся Блэйк. — Но, Деверо, как вы обоснуете заявку на сорок тысяч литров керосина?
Деверо склонил голову, как бы прислушиваясь к голосу, который нашептывал ему что-то на ухо.
— Думаю, придется сказать часть правды: мы испытываем оружие, для которого требуется парафиновое масло.
— Да? И что же это за оружие? — спросил Блэйк.
— Если им понадобятся детали, — наклонился вперед Фармен, — скажите, что вы наливаете керосин в старые бутылки из-под вина и засовываете внутрь тряпку. Затем вы поджигаете конец тряпки и швыряете бутылку с самолета прямиком в немецкие окопы. Бутылка разбивается, поливая все вокруг горящим керосином.
Блэйк и Деверо переглянулись. На их лицах расцвели улыбки.
— Думаю, это пойдет, — сказал Блэйк, потирая рукой подбородок. — А ведь этим предложением на самом деле можно воспользоваться!
Впервые он воспринял что-то с энтузиазмом. По крайней мере, это было оружие, в котором он разбирался.
— Бутылки лучше заправлять бензином, — сказал Фармен. — Это называется «Коктейль Молотова».
— Мсье Фармен, — сказал Деверо, — мы обязательно испробуем это. — Он встал, держа в руке пустой стакан. — Энри! Еще вина.
Через два дня стали подвозить керосин. Партии поступали нерегулярно то привозили несколько бочек, то несколько грузовиков. Керосин не относился к стратегическим боезапасам, и его нельзя было заказать на ближайшем складе, как в эпоху сверхзвуковой авиации.
Пошел следующий месяц. Пригревало июльское солнце. День за днем Фармен фильтровал керосин, чувствуя, что сходит с ума от постоянного резкого запаха. Иногда его тошнило до такой степени, что он переставал есть.
Один день сменял другой. Свободного времени у Фармена почти не было. Изредка он поднимал голову, когда слышал шум возвращающихся аэропланов. Он видел самолеты, крылья которых были изорваны в клочья. Он видел, как однажды, не долетев до земли, самолет развалился в воздухе и пилот погиб. Он видел, как другой пилот посадил свой самолет, вырулил на стоянку и умер от потери крови, а пропеллер все еще крутился. И много раз он смотрел в небо в поисках самолетов, которые уже никогда не вернутся.
Несколько дней керосин не привозили. Он использовал это время, чтобы узнать тактику немцев, возможности их техники. Хотя по сравнению с «Пика-Доном» немецкие самолеты были почти что неподвижными целями, но, имея в баках всего десять тысяч галлонов керосина, он должен точно знать, где следует искать самолеты и когда. У него хватит времени только на то, чтобы подняться в воздух, найти цель, выпустить ракеты и вернуться на базу. Счет будет идти на минуты.
— Когда я поднимусь, — сообщил он Деверо, — в воздухе не должно быть ни одного нашего аэроплана. Я должен быть уверен, что любой самолет — это враг. У меня не будет времени разглядывать его.
— Это просто невозможно. Более того, неразумно, — сказал Деверо. Его шарф развевался по ветру. — Наши самолеты ведут патрулирование линии фронта. Мы не можем оставить воздушное пространство открытым.
— Вы патрулируете фронт между швейцарской границей и Вогезами, так? спросил Фармен.
— Этим занимается несколько эскадрилий.
— Ясно. Значит, их тоже надо предупредить. Сколько миль занимает линия фронта?
— Пятьдесят километров, — ответил Деверо.
— Отлично. Я буду летать со скоростью в 2 числа М. Таким образом, я преодолею это расстояние за три минуты. Только на разворот мне требуется двадцать миль. Я сам буду, патрулировать весь фронт.
— Так быстро? Вы не преувеличиваете, мсье?
— На высоте в шестьдесят тысяч футов я могу летать еще быстрее. Но я буду на высоте в сорок тысяч. Плотность воздуха там гораздо больше.
— Понятно, мсье.
Фармен не был уверен, что француз поверил.
— Боюсь, мсье, вы все же не учли всех факторов. Допустим, вы беретесь патрулировать весь фронт. Но вот появляется немецкий самолет. Вы атакуете его, и завязывается воздушный бой. А немцы, заметьте, по одному не летают.
— Я уничтожу всех, кто будет в тот момент находиться в небе, — твердо сказал Фармен. — Мне понадобится не более пяти минут с момента обнаружения самолетов противника до пуска ракет. Затем я возобновлю патрулирование.
Послышался шум приближающихся аэропланов. Деверо пристально вглядывался в небо.
— Вы полагаете, мсье, что немцы будут спокойно следить за тем, как вы стреляете по их самолетам своими ракетами? Все они опытные мастера воздушного боя. И даже если каждая ракета попадет в цель, то вы собьете только шесть аэропланов.
— Они и не заметят меня, — сказал Фармен. — Они не успеют даже удивиться. К тому же одной ракеты хватит… — Он сделал красноречивый жест рукой. — Единственное, о чем я вас прошу: уберите на пару часов все свои самолеты. С десятью тысячами галлонов я все равно не продержусь в воздухе дольше. Разве я прошу так много? Всего два часа.
Аэропланы снижались: один впереди, два за ним. Фармен не знал, сколько самолетов ушли на патрулирование в этот раз, но обычно на задание вылетало не меньше четырех самолетов. Опять сегодня в столовой будут пустовать стулья.