Группки чудом оставшихся в живых нормальных людей — Реликтов — влачили убогое существование. Эти жалкие существа были связаны по рукам и ногам прежней системой причинности, которая продолжала определять их метаболизм, но и только. Реликты вымирали, потому что разум не давал никаких преимуществ: наоборот, из всех существ, населявших Землю, Homo sapiens оказался в самом невыгодном положении. Иногда их разум взрывался, отказываясь понимать происходящее, и Реликт, охваченный мгновенным безумием, прыгал и катался по земле, обхватив голову руками и испуская дикие вопли. Новые наблюдали за ним без удивления и любопытства: в этом мире не могло существовать удивления. Иногда Реликты в отчаянии пытались копировать Новых: те съедали что-нибудь, и Реликт делал то же самое, Новый тер зачем-то ноги кусочками твердой воды, и Реликт следовал его примеру. Как правило, Реликт погибал от отравления, прободения кишечника или чудовищной экземы, тогда как Новый наслаждался отдыхом, лежа на густой черной траве. Или Новый вдруг испытывал желание съесть Реликта, и тот в ужасе убегал, будучи не в состоянии защитить себя в этом абсурдном мире. Он мчался, не разбирая дороги, с выпученными глазами и отвисшей челюстью, спотыкаясь, судорожно пытаясь вдохнуть густой плотный воздух, пока наконец не попадал в озеро жидкого металла или не проваливался в вакуумный карман, летая в нем от стенки к стенке, как муха, угодившая в бутылку.
Реликтов сохранилось совсем немного, и Финн — тот, кто сидел, скорчившись, за грудой валунов, — жил на утесе вместе с четырьмя другими. Двое из них были совсем дряхлыми стариками и вот-вот должны были умереть. Финн тоже умрет, если не найдет пищи.
Там, на равнине, один из Новых — Альфа — сел на землю, зачерпнул горсть воздуха, взял кусок голубой жидкости, покатал его в ладонях, растянул, как тянучку, и бросил. Из его руки, разматываясь, вылетело что-то вроде длинной веревки. Реликт испуганно пригнулся. Никогда не знаешь, что еще может выкинуть эта тварь. Они совершенно непредсказуемы. Реликты ценили их мясо, впрочем, как и Новые — мясо Реликтов. Но, как правило, схватку проигрывал Реликт, потому что нелепые действия Новых обычно оказывались гораздо более эффективными. Самое ужасное происходило, когда Реликт пытался спастись бегством — он неизменно попадал в одну из ловушек непрерывно меняющейся поверхности, а Новые были столь же непоследовательны и лишены логики, как и сама среда, которая, казалось, с охотой подчинялась им.
Понять и объяснить, как все это происходит, было невозможно, поскольку само слово «объяснение» утратило всякий смысл.
Новые находились теперь совсем близко. Реликт слышал звуки, которые они издавали, и прижался к земле, терзаемый противоречивыми желаниями — голодом и страхом.
Альфа сначала опустился на колени, потом Перевернулся на спину, беспорядочно разбросав конечности и обращая к небу серии мелодичных свистов, сдобренных невнятным гортанным бормотанием. Это был его собственный язык, существующий не более трех последних минут, но Бета легко понимал его.
— Видение, — сообщил Альфа. — Я вижу что-то за небом. Узлы и кольца. Они крутятся. Они замирают. Они останавливаются.
Бета взлетел на серую пирамиду и уставился в мутное белое небо.
— Интуиция, — насвистывал Альфа. — Другое время — жесткое, неподвижное.
Бета некоторое время балансировал на вершине пирамиды, потом нырнул внутрь стеклянной массы, проплыл под Альфой, вынырнул и лег рядом с ним.
— Посмотри на Реликта. Там, на склоне. В его крови — вся старая раса, — сказал Бета.
— Ограниченные создания с разумом узким, как щель. У них нет интуиции. Грубые существа, слепцы.
— Они мертвые, — сказал Бета. — Все мертвые, и этот тоже.
Альфа стал передавать снова:
— Еще видение. Я вижу Реликтов. Они заполняют всю Землю, а потом исчезают в никуда, как мошки, которых сдувает ветер.
Новые лежали неподвижно, поглощенные видением.
Кусок скалы или, может быть, метеорит упал с неба, плюхнувшись в стеклянный пруд. На поверхности осталась круглая дыра, края которой начали медленно смыкаться. На дальнем берегу пруда взметнулась вверх бесформенная масса и медленно поплыла над землей.
— Опять видение, — проговорил Альфа. — Свет в небе. — Вздрогнув, он поднялся на ноги, указывая пальцем в небо.
Бета остался лежать. По нему ползали мириады невесть откуда взявшихся мух, муравьев, жуков, они поедали друг друга, спаривались, уползали. Бета мог бы встать и стряхнуть их, но предпочел пассивность. Все это было совершенно неважно. Альфа мог в любую минуту создать нового Бету, десятки, сотни бет. Иногда мир буквально кишел Новыми — всех размеров, цветов и форм: высокие и тонкие, как колокольни, приземистые и толстые, как цветочные горшки.
— Чувствую пустоту, — сказал Альфа. — Пожалуй, я съем Реликта.
Он двинулся назад, но каким-то образом оказался у подножия утеса. Финн в панике вскочил на ноги.
Альфа передал ему, чтобы он подождал, но Реликт схватил камень и метнул его в голову Нового. Камень рассыпался, превратившись в облачко пыли, которую отнесло назад, в лицо Финну. Альфа вытянул длинные руки. Финн ударил его ногой, но поскользнулся и съехал вниз. Альфа удовлетворенно потрусил к нему. Финн пополз. Альфа шагнул вправо — ведь направление не имело никакого значения — наткнулся на Бету и начал поедать его вместо Реликта. Финн остановился в нерешительности, потом присоединился к Альфе и, стоя на четвереньках, принялся рвать зубами и заглатывать куски розовой плоти.
Альфа сказал Реликту:
— Я видел свет в небе.
Но Финн не понимал его языка. Он поднялся, опасливо поглядывая на Альфу, схватил за ноги Бету и поволок вверх по склону. Альфа безразлично наблюдал на ним.
Для изможденного Реликта это оказалось непосильной задачей. Бета то плыл по поверхности, то взмывал в воздух, то прилипал к земле. В конце концов он завяз в жидком граните, который вдруг начал застывать. Финн пытался выдернуть тело, потом выковырнуть палкой, но безрезультатно.
В отчаянии он бегал взад и вперед, пока Бета не стал оседать, разваливаться на куски, таять, как медуза на горячем песке. Финн оставил свои попытки. Поздно, слишком поздно! Весь этот мир — сплошная бессмыслица.
По крайней мере ему удалось поесть. Он полез вверх по склону и скоро достиг пещеры, где его ждали четверо Реликтов — два старых самца и две самки. Женщины, Гиза и Рик, как и Финн, ходили добывать пищу. Гиза притащила нечто похожее на лишайник, Рик — ком какой-то клейкой волокнистой массы. Старики — Бон и Тагарт — неподвижно сидели в ожидании еды или смерти.
Женщины угрюмо приветствовали Финна:
— Где еда?
— У меня был почти целый Новый, — с горечью сказал Финн, — но я не сумел его дотащить.
Бон украдкой оторвал щепотку лишайника и затолкал его в рот. Лишайник внезапно ожил и, сморщившись, изверг струю красной жидкости, оказавшейся ядом, и старик умер.
— Теперь у нас есть еда, — сказал Финн. — Давайте есть.
Но яд, по-видимому, что-то сотворил с телом: оно вскипело, пошло пеной и растеклось синеватой лужей.
Женщины повернулись и стали в упор рассматривать второго старика — тот произнес дрожащим голосом:
— Конечно, вы можете съесть меня, но почему не Рик? Она моложе.
Рик, самая младшая, молча продолжала жевать кусочек принесенной ею массы.
Финн устало пробормотал:
— Зачем ссориться? С едой всегда трудно, а мы — последние из людей.
— Нет, — заговорила Рик, — не последние. Мы видели других людей на зеленой горе.
— Это было давно, — возразила Гиза. — Наверное, они уже умерли.
Финн, поднявшись, посмотрел вдаль.
— Кто знает? Может, где-нибудь есть места получше…
— Ничего нигде нет, кроме голода и этих тварей, — огрызнулась Гиза.
— Разве может быть хуже, чем здесь? — спокойно спросил Финн.
Никто не возразил, и Финн продолжил:
— Вот что я предлагаю. Видите вон ту вершину? Смотрите, там огромные куски густого воздуха. Они ударяются о пик, отскакивают, летают туда и обратно, исчезают за горизонтом. Давайте заберемся на этот пик, и когда подойдет большое облако, прыгнем на него, и пусть оно несет нас подальше отсюда, туда, где много еды.
Они долго спорили. Старик Тагарт говорил, что у него не хватит сил, женщины вообще отвергали возможность существования хороших мест, которые навоображал Финн, но постепенно, ссорясь и крича друг на друга, они стали собираться.
Подъем был невероятно трудным. Обсидиан скользил и расползался под ногами, как желе, и Тагарт много раз заявлял, что не сделает больше ни шагу. Но все-таки они карабкались вверх и наконец достигли вершины. Здесь едва хватило места, чтобы встать, прижимаясь друг к другу, но зато они видели все до самого горизонта, где очертания предметов сливались с влажной студенистой мглой.
Женщины, споря, указывали пальцами то в одну, то в другую сторону, но то, что они видели, не слишком обнадеживало. В одной стороне — сине-зеленые холмы, дрожавшие, как пузыри, заполненные жиром, в другой — огромное черное пятно, котловина или грязевое озеро. Внизу лежала равнина, отливающая металлом, как надкрылья жука, с разбросанными по ней черными бархатистыми пятнами неведомой растительности.
Далеко внизу они видели Новых — десятки причудливых фигур, резвящихся у прудов и поедающих растения, мелкие камешки и насекомых. Среди них появился Альфа. Он медленно двигался, завороженный видением, не обращая внимания на других Новых. Сначала они продолжали играть, но постепенно замерли, поймав волну его настроения.
На обсидиановом пике Финн ухватил за край пролетающее мимо плотное облако и подтянул его к себе.
— Все сюда, мы полетим в страну изобилия.
— Нет, — запротестовала Гиза, — облако слишком маленькое, и кто знает, полетит ли оно в нужную сторону.
— А где нужная сторона? — спросил Финн. — Кто-нибудь знает?
Никто не знал, но женщины все равно отказывались залезать на облако. Финн обратился к Тагарту: