«Если», 1994 № 09 — страница 6 из 21

Теперь предположим, что мы живем не в трехмерном, а, скажем, в четырехмерном мире. Современная физика начинает склоняться к тому, что не очень корректно привязывать константу времени к метрике пространства и оперировать с ней как с равноценной координатой. В рамках одной из рассматриваемых физикой проблем видно, что это отнюдь не родственные величины. Если иметь в виду чистые показатели пространства (за вычетом времени), то в этом случае при переходе к четырехмерному миру оказалось бы, что устойчивой никакая планетная система быть не может. То есть для макроскопического уровня трехмерность — это существенный фактор. Физика на строгом уровне доказала: только трехмерный мир обеспечивает для систем, где действует гравитация, их устойчивое существование, а иначе все рассыпается. Но если перейти от макроскопического уровня к микроскопическому, выясняется, что там пространство предположительно может быть многомерным. Ряд измерений этой многомерной метрики, оказывается, описывает только квантовый уровень. По мере увеличения масштабов степень их искривления все возрастает и в конце концов они скручиваются почти в ноль и исчезают. Таким образом, если хоть в каком-то смысле реально работать с другими измерениями, то только на субквантовом уровне. На сегодняшний день даже фантастика не говорит однозначно, возможно это или нет.

С точки зрения современной науки, наблюдать иные измерения на уровне вещества вроде бы никак нельзя. Здесь можно только сфантазировать некую ситуацию и попытаться разобраться в ней, опираясь на строгие научные знания. Предположим, что любой объект как бы оставляет свой «отпечаток», «полевой дубликат», в материальной, изначально невозмущенной, ненаблюдаемой среде, которая пронизывает всю Вселенную. Называется она физический вакуум. Оказывается, он может изменять свою структуру в зависимости оттого, что на него воздействует. Скажем, появляется какая-либо масса, она оказывает влияние на окружающий ее физический вакуум, и он перестраивается, принимает черты, свойственные этой массе. В измененном или поляризованном состоянии эта среда воспринимается нами как гравитационное поле.

Если появляется некий заряд, то происходит уже иная перестройка, иная поляризация. В таком виде этот физический вакуум приобретает особенности электромагнитного поля. Однако если массу или заряд убрать, то физический вакуум сразу же возвращается в исходное нейтральное состояние. Наконец, если в эту среду поместить объект, обладающий спином, то он совершенно по-другому подействует на физический вакуум, который претерпит спиновую поляризацию, а она устойчива и сохраняется даже после того, как объект из него удален. Поляризация оказывается тем сильнее, чем дольше объект находится в физическом вакууме. Следовательно, и «полевой дубликат» будет более устойчивым, а для него уже характерны все квантовые свойства, то есть мы выходим на микроскопический уровень, где, как уже предполагалось, не исключена возможность обнаружить параллельные пространства.

Чтобы вы могли более зримо представить себе суть этих процессов, я приведу пример. Предположим, человек сидит в кресле, затем через некоторое время встает и уходит. Однако из всего сказанного выше следует, что он не исчезает бесследно. На его месте, то есть в кресле, где, как и во всей Вселенной, существует физический вакуум, остается «отпечаток» — «полевой дубликат» сложнейшей спиновой системы, которую наш герой, как и все мы, из себя представляет. Таким образом осуществляется переход от макроскопического уровня на микроскопический, где сегодняшняя наука не исключает возможность выхода в другие измерения. Вот и получается, что «полевой дубликат» становится как бы нашим посланцем в иные миры.

Еще раз замечу, предмет нашего сегодняшнего разговора занимает умы и серьезных ученых, и писателей-фантастов. В своем познании и прогнозировании окружающего мира они либо поражают человечество научными открытиями, либо удивляют точностью предвидения, казалось бы, абсолютно невозможного, невероятного. Так пусть это заочное соперничество никогда не закончится. Тогда, надеюсь, даже самые загадочные тайны Вселенной рано или поздно перекочуют на страницы школьных учебников.

От автора.

Существует несколько областей, стимулирующих появление фантастических сюжетов. Первая — это реальная наука, где некоторые писатели черпают фабулы своих сочинений.

Второй путь получения необходимой информации — это контакты с кем-то или чем-то необычным, например, колдунами, экстрасенсами… Я знаком с некоторыми контактерами, которые, как они рассказывали, в течение длительного времени довольно тесно общались с братьями Стругацкими, и результаты этих встреч находили свое место в произведениях известных авторов. Правда, справедливости ради следует отметить, что сами Стругацкие — сильные ученые. Они получили ту фактуру, которой наши земные физика и математика еще не владеют.

И, наконец, третий вариант, самый редкий, — это чистый полет фантазии…

Ларри НивенНЕЗАДОЛГО ДО КОНЦА

Однажды воин сразился с колдуном.

В ту пору такие поединки происходили часто. Между воинами и колдунами существовала глубокая природная неприязнь, как между собаками и кошками. Как правило, воин оказывался побежденным, и человечество в целом становилось еще вот на столечко разумнее. Иногда воин побеждал, и человечество снова выигрывало: ведь колдун, не способный справиться с каким-то там воякой, всего лишь пародия на колдуна.

Однако эта схватка отличалась от остальных. Во-первых, воин сражался волшебным клинком. Во-вторых, колдуну открылась великая и ужасная истина.

Мы будем звать его Чародеем, ибо настоящее имя колдуна, давно, впрочем, позабытое, произнести невозможно. Родители Чародея предупреждали: тот, кому известно твое имя, обладает властью над тобой.

Ужасная истина открылась Чародею, когда он достиг зрелых лет.

Он много путешествовал. Он знал заклятия, побуждавшие людей восхищаться колдунами, и даже опробовал их на деле, но ему не понравились побочные эффекты. Поэтому Чародей обычно помогал тем, кто его окружал, чтобы добиться дружбы без принуждения.

Как выяснилось со временем, через десять — пятнадцать лет, проведенных на одном месте, лет, когда магическая сила исполняла любые причуды, она начинала ослабевать. Стоило переселиться в другую местность, как сила тут же возвращалась. Чародей переселялся дважды, дважды приноравливался к новому краю, узнавал новые обычаи, заводил новых друзей. Сейчас приближалось третье переселение. Он приготовился тронуться в путь, однако вдруг задумался.

Почему у человека иссякают силы? Откуда такая несправедливость?

То же самое случается и с народами. Те земли, где процветала цивилизация, неизменно оказывались покоренными варварами, вооруженными дубинами и мечами. Это была печальная истина. Настолько, что подолгу размышлять о ней не следовало, чтобы не бередить душу. Но Чародея снедало любопытство.

Итак, он задержался, чтобы проделать кое-какие опыты.

В ходе последнего он произнес простое кинетическое заклинание, что придало вращение зависшему в воздухе металлическому диску, — и познал истину, великую и ужасную. Истина эта предвещала конец цивилизации, однако воспользоваться ею никто не мог.

Меч назывался Глирендри. Его выковали несколько столетий назад, и за минувшие века он успел изрядно прославиться.

Имя воина было известно всем и каждому: Беллхап Саттлстон Вирлдесс аг-Мираклот ру-Кононсон. Друзья, которые вскоре после знакомства отворачивались от бойца, называли его Хапом. Разумеется, он был варвар. Цивилизованный человек повел бы себя разумнее и благороднее: не стал бы прикасаться к Глирендри и убивать спящую женщину. Хап же поступил именно так — и стал обладателем меча. Или наоборот: меч стал хозяином Хапа.

Чародей узнал о приближении гостей задолго до того, как увидел их. Он трудился в своей пещере в склоне холма и вдруг ощутил неясную тревогу.

— Гости, — проговорил он. По спине побежали мурашки.

— Я ничего не слышу, — отозвалась Шарла, деревенская девушка, которая жила вместе с Чародеем и в тот день убедила его научить ее нескольким простым заклинаниям. Однако в ее голосе сквозило беспокойство.

— Разве ты не чувствуешь, как поднимаются волосы на затылке? Это сработало предохраняющее заклятие. Подожди, я проверю. — Чародеи посмотрел на некую вещицу, похожую на поставленный на ребро серебряный обруч. — Надвигается беда, Шарла. Тебе нужно уходить отсюда.

— Но… — Шарла взмахом руки указала на стол.

— Ничего страшного. Закончим в другой раз. Такое заклинание не представляет опасности, — ответил Чародей. Речь шла о заклинании против любовных чар, не то чтобы очень простом, но вполне безобидном и действенном. Он ткнул пальцем в луч света, сверкавший внутри обруча. — Опасность близка. По западному склону движется мощный источник маны. Значит, ты пойдешь по восточному.

— А я не могу помочь? Ты же кое-чему меня научил.

— Помочь? — колдун хрипло рассмеялся. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Это Глирендри. Взгляни на луч. Видишь, какой цвет, какая форма? Нет, уходи, и как можно скорее. На восточном склоне тебе ничто не угрожает.

— Пойдем со мной.

— Не могу. Глирендри на свободе, он подчинил себе какого-то олуха, которого я должен остановить.

Вдвоем они вышли из пещеры. Шарла переступила порог хижины, которую делила с колдуном, накинула платье и нехотя побрела вниз по склону. Чародей торопливо собрал все, что могло понадобиться, и следом за девушкой покинул дом.

Тем временем незваный гость преодолел приблизительно половину пути до вершины. То явно был человек: высокий, широкоплечий мужчина, который сжимал в руке нечто длинное, поблескивавшее на солнце. От того места, где стоял Чародей, его отделяло минут пятнадцать ходьбы. Колдун вновь поставил на ребро серебряный обруч.

Сквозь обруч клинок виделся ослепительно яркой иглой, искрящейся маной. Все правильно, это Глирендри.