Результаты исследований более 1100 человек, проводившихся в американском городке Фрамингем в течение 20 лет, показали, что для мужчин средних лет повышение артериального давления напрямую связано с нервным напряжением и ощущением беспокойстве. Интересно, что для женщин это не имеет никакого значения. Их эмоциональное состояние, судя по всему, ни в коей мере не является причиной заболевания гипертонией.
Тогда покупайте очки французской компании Maison d’Astronomie.Очки снабжены двумя призмами с полным отражением и «поворачивают» взгляд на 90 градусов. Благодаря им, лежа на диване, удобно читать текст, расположенный вертикально. У них нет стекол, ни простых, ни корректирующих, и их можно надевать в дополнение к обычным очкам.
Недавно на большой глубине в скалистом слое Земли были впервые обнаружены анаэробные бактерии: они прекрасно обходятся без кислорода. Много лет назад биологи выдвинули гипотезу об их существовании, но тогда над исследователями только посмеялись. Сегодня ученые взяли реванш. Это одно из важнейших открытий, когда-либо сделанных в биологии. Теперь требуется объяснить, как выжили эти бактерии, каковы их метаболизм, продолжительность жизни и, разумеется, проанализировать их ДНК. Уже есть попытки выяснить возможность производства на основе этих Bacillus infemus супер-антибиотика.
Молекулы каликсарена, полученные в результате сотрудничестве группы исследователей под руководством Жака Висана из Национального центра научных исследований Страсбурга, Европейской высшей исследовательской школы промышленной химии и исследовательского центра СЕА, действуют как химические «клещи». Они способны выловить в растворе радиоактивный элемент и поместить его в желаемое место. Правда, пока молекулы каликсарена способны поймать только цезий-137 и цезий-135. Ученые работают с этими молекулами уже больше восьми месяцев, но их первое промышленное применение возможно не раньше, чем через десять лет.
Фирма Sanio объявила о создании уникального дисплея на жидких кристаллах, позволяющего получить стереоскопический эффект: монитор передает одновременно две картинки — для правого и левого глаза. Но самое замечательное, что специальных очков для восприятия объемного изображения вовсе не требуется! Руководство корпорации рассчитывает, что этот прекрасный, а главное, дешевый дисплей получит широкое применение в компьютерных системах, связанных с «виртуальной реальностью», обучающими программами, специальными медицинскими приложениями, и, разумеется, на телевидении. Начало массового производства новинки запланировано на 1997 год.
«ИНТЕРКОМЪ»Журнал в журнале
Андрей Чертковв рубрикеМЕСТО ВСТРЕЧИ
Кажется, после ступора фантастика понемногу возвращается на книжный рынок. Утверждать, что больной окончательно пошел на поправку, пока рановато — и не только из-за непредсказуемых внешних факторов, но и потому, что некоторое ослабление кризиса а издательской отрасли совпало с определенной перегруппировкой сил, которая еще не известно чем закончится. Сейчас можно сообщить следующее: одни издательства окончательно прекратили свою деятельность, другие приостановили выпуск книг, третьи поменяли ориентацию. С другой стороны, начали появляться новые издательства, которые, учитывая чужой печальный опыт, осторожно вступают сейчас в неспокойные воды книжного моря. Кроме того, некоторые солидные фирмы, которые предпочли в свое время более «хлебные» жанры, теперь пытаются вернуться в опустевшую экологическую нишу. Но что самое приятное— отечественная НФ начинает понемногу возвращаться на книжный рынок.
Так, в нижегородском издательстве «Флокс» должны выйти книги С. Логинова, Ю. Брайдера и Н. Чадовича, В. Рыбакова, А. Столярова, А. Лазврчука, В. Колупаева и Г. Прашкевича. Замысел пытаются поддержать и другие нижегородские издательства, такие, как «Нижкнига» (в прошлом году начало издавать собрание сочинений В. Крапивина) и «Параллель».
В другом региональном центре, Екатеринбурге, продолжает выходить серия «Иноземье». Однако вместо «КРОК-Центра», делавшего ставку на Запад, ее выпускает теперь издательство «Тезис», которому более по душе фантастика отечественная. В этой серии недавно вышли авторские сборники Г. Прашкевича и А. Щупова, а в скором времени издательство обещает выпустить книги С. Слепынина… и англичанина Дж. Браннера.
В столице тоже заметно некоторое движение. В честности, вернулось на рынок издательство «Текст», предложившее читателям новый роман К. Булычеве и заявившее о своем намерении выпустить 6-й номер альманаха «Завтра», роман С. Витицкого, сборники А. Кабакова, П. Амнуэля, А. Житинского, Д. Биленкина.
Издательство «Мир», после некоторого перерыва выпустило в серии «Зарубежная фантастика» романы К. Сагана «Контакт» и М. Крейтона «Конго», в в новой серии «Ноrror» — «Темную половину» С. Кинга. Кстати, это издательство обладает эксклюзивными правами на публикацию нескольких романов американского короля ужасов.
Издательство «Аргус» выпустило четыре томе книжной серии «Хронос» (переводная НФ). Но обещает больше, в том числе книги отечественных авторов — Л. Вершинина и С. Лукьяненко.
Лидер книжного рынке фантестики — рижское издательство «Полярис» немерено выпустить собрение сочинений Р. Желязны, А. Бестера, Г. Каттнера.
Короче, если книги выходят, в люди их покупают и читают — значит, жизнь на этой земле продолжается.
Прошедший год — впрочем, как и 93-й — был не слишком щедр на встречи писателей, издателей и читателей. О двух конвенциях («Интерпресскон» и «Аэлите») уже упоминалось в прошлом выпуске «Интеркоме». Расскажем о тех, которые не успели войти в первый номер.
В начале ноября в Казани прошел «Зиланткон-94» — традиционная встреча любителей Дж. Р. Р. Толкина и поклонников и ролевых игр, собравшая около 250 участников. Тем не менее, помимо обычных для этой публики развлечений вроде эльфийского бала и поединков на мечах, программа предусматривала и несколько более «приземленных» мероприятий, таких, как семинары фантастиковедения и фэн-прессы. Конвенцию почтили своим присутствием представители журналов «Уральский следопыт» и «Сверхновая американская фантастика».
Вторая конвенция, несмотря на более скромное количество участников (около 50 человек), стеле событием. Фестиваль фантастики «Белое пятно», прошедший в Новосибирске в конце ноября — это первая серьезная конвенция в Сибири за всю недолгую, но славную историю советского и постсоветского фэндома. На фестиваль приехали многие писатели и читатели из разных городов России. Главное мероприятие конвенции — конкурс рукописей, по итогам которого были вручены призы, названные весьма задиристо — «Белое пятно». Лауреатов по трем основным номинациям (роман, повесть, рассказ) определяло жюри в составе В. Колупаева, Г. Прашкевича и М. Успенского. Призы получили А. Лазарчук (за роман-трилогию «Опоздавшие к лету»), А. Рубан (за повесть «Сон войны»), В. Клименко (за рассказ «Урод»), Поощрительного призе был удостоен Л. Кудрявцев (за рассказ «Карусель Пушкина»). Были отмечены и другие интересные произведения — роман Н. Романецкого «Убей в себе Додолу» и повесть Ю. Буркина и С. Лукьяненко «Сегодня, мама!».
Тем временем уже вовсю идет подготовке к весенним конвенциям. Их список открывает «Сибкон» в Красноярске (конец марта), на котором состоится присуждение так называемых «жанровых» премий «Странник» — «Меч Руматы» (героико-романтическая фантастика), «Меч в зеркале» (альтернативно-историческая фантастика), «Лунный меч» (фантастика ужасов) и «Меч в камне» (фэнтези). Кстати, произошли некоторые перемены в составе жюри «Странника» — из него вышел К. Булычев и вошел М. Веллер. Ответственным секретарем премии назначен Б. Завгородний.
Еще две конвенции состоятся в мае: в начале месяце — очередной «Интерпресскон» в Санкт-Петербурге, в конце — фестиваль «Аэлита» в Екатеринбурге. Следовательно, скоро станет известно, кому же на этот рез достались премии «Бронзовая улитке», «Интерпресскон», «Странник», «Аэлите» и «Старт».
Сергей Бережнойв рубрикеДИСПЛЕЙ-КРИТИКА
Обзор новых книг отечественных фантастов начнем, как водится, с «хитов».
КИР БУЛЫЧЕВ выпустил за последнее время два новых романа. Первый называется «Покушение на Тесея» и представляет читателям героиню начатого автором «Алисы» нового сериала — спецагента галактической полиции Кору Орбат. По стилистике новая серия будет, кажется, чем-то средним между серией о Великом Гусляре и космическими боевиками. «Покушение…» — второй роман серии (написаны и скоро выйдут первый и третий романы о Коре Орбат).
Охарактеризовать этот роман а нескольких словах довольно трудно. Булычев широко использует в нем как собственные наработки (живо вспоминается «Заповедник сказок»), так и изобретения американского киберпанка — а частности, виртуальную реальность. Впрочем, понятие о виртуальной реальности у Булычева довольно своеобразное — он не пытается запутать ни себя, ни читателя компьютерной терминологией, он просто создает для более-менее реалистически написанного персонажа возможность жить в совершенно сказочном мире. Для создания «Заповедника сказок» он приспособил машину времени, для воссоздания мире древнегреческих мифов — компьютерное моделирование реальности. Возможно, это день традициям: машинерия в фантастике была всегда, и Булычев эту традицию блюдет, не придавая ей излишнего значения и оставаясь восхитительно несерьезным. Персонажи резвятся в море анахронизмов, «искусственные» действующие лице смешиваются с «неискусственными» — и «смоделированная» беспринципность оказывается не менее отталкивающей, чем беспринципность «природная»…
В совершенно другой тональности выдержан роман «Заповедник для академиков» — продолжение фантастической эпопеи «Река Хронос». Роман четко поделен автором на две части: детективную (Булычев слегка пародирует романы Агаты Кристи — на что, кстати, сам в романе и намекает) и альтернативно-историческую. Основой для сюжета второй чести стало «всего лишь» одно допущение: в СССР теоретическая возможность создания атомной бомбы была осознана еще в начале тридцатых, а в 1939 году бомбе у Сталина была уже «в металле». Развивая сюжет, Булычев позволяет себе поиграть с вероятностями (чувствуется, что и сем автор этими вероятностями увлекся): Гитлер гибнет в 1939 году в Варшаве от взрыва русской атомной бомбы, одновременно умирает Сталин, получивший смертельную дозу облучения от подаренного Ежовым «сувенира» с ядерного полигона… Судьба героев «Реки Хронос» в этом томе намечена пунктирно. Для автора явно важнее сем художественно-исторический эксперимент.
Раз уж речь зашла об альтернативной фантастике, необходимо упомянуть роман МИХАИЛА ПЕРВУХИНА «Пугачев-победитель», изданный в екатеринбургской серии «Иноземье». Роман публикуется в России впервые и впервые же — сколько-нибудь значительным тиражом (берлинское издание 1924 года было, как легко догадаться, малотиражным). Кажется, это первая в мировой литературе попытке создать роман в жанре, который получил название «альтернативной истории». Народный бунт, захлестнувший Россию и посадивший на московский престол Емельку Пугачева («анпиратора Петра») сильно напоминает события 1917–1919 годов, разве что концовке у памфлета Первухина «оптимистическая»: императрица жива, Пугачев бежал, Суворов идет на Москву… Можно только поблагодарить екатеринбургского исследователя фантастики Игоря Георгиевича Халымбаджу, раскопавшего данную книгу (и данного автора) под илом десятилетий, — именно его трудами российский читатель сегодня получил возможность прочесть этот роман.
В той же серии «Иноземье» выпущены авторские книги ГЕННАДИЯ ПРАШКЕВИЧА «Шпион против алхимиков» (восемь повестей из цикла «Записки промышленного шпиона» плюс повесть «Школе гениев», написанная совместное Владимиром Саиньиным) и дебютанта АЛЕКСЕЯ ЩУПОВА «Холод Малиогонта». Если сериал Прашкевича читателям более-менее знаком, и никаких особых неожиданностей его книга не преподнесла, то появление в этой серии повестей Щупова стало приятной неожиданностью. Автор первой же книгой дал понять, какую именно фантастику «выбирает новое поколение» фантастов — приключенческий триллер с философской «подкладкой». Если, скажем, Василий Головачев уделяет повышенное внимание сюжету и антуражу, то Щупов явно прибавляет к этому еще и некоторую интеллектуальность. Как выясняется, в небольших дозах это не смертельно.
Впрочем, еще не перевелась и «бытовая фантастика». Вышедший в Сыктывкаре в 1993 году дебютный сборник БЭЛЫ ЖУЖУНАВЫ «Замочная скважина Вселенной» доказывает это со всей определенностью. Увы, сборник, при всей наблюдательности, ироничности автора и его доброжелательном отношении к собственным героям, выглядит довольно уныло. Спокойная повествовательность, сглаженность и необязательность конфликтов и юмор в духе «у нас во дворе сегодня тарелка села» — это уже прошлый век. Уже были и Александр Житинский, и Олег Тарутин — были, и даже кое в чем успели надоесть. Зачем повторять их черновики?
Впрочем, как выясняется, малотиражные книги тоже могут таить сюрпризы. Тысячным тиражом в Волгограде (стараниями Бориса Завгороднего, таким обрезом закрывшего свою серию «Клуб 999») была издана книжке АНДРЕЯ ДВОРНИКА «Отруби по локоть» — великолепный боевик, пародирующий буквально все на свете. Космическая принцесса, монстры-мозгососы, зомби… Из классики больше всех пострадали Вильям Шекспир и Эдуард Успенский — автор с одинаковым упоением заимствует сюжет «Короля Лира» и фразочки из мультфильмов про Дядю Федора. Размахивая лазерными нунчаками, герой не устает напевать «Мурку», его рубят в капусту, но ему и на это есть что сказать: у него, видите ли, девять жизней. Ну и так далее… Если вы испытываете интерес (хотя бы даже академический) к «капустникам» и КВН-ам, то роман этот вам почти наверняка понравится.
Список вышедших книг был бы не полон без упоминания об изданном в Саратове сборнике пародий на «Властелина Колец» и «Сильмариллион» Джона Р. Р. Толкина. Сборник называется «Звирьмариллион». Чувствуется, что составители его брали материал с бору по сосенке — и чурка к чурке тут явно не притерта. Есть и широко известный узким кругам «Звирьмариллион» С. О. Рождевятого, издевательски выхихикивающий сюжет, или «Трудно быть Горлумом» Н. Эдельмана, переложившего лучшие тексты Стругацких на тучные почвы Средиземья. Прочие произведения сборника дают повод разве что пожалеть о потраченном на их прочтение времени. Заметно лишь одно желание: поязвительнее вывернуть наизнанку книги Мастера, как авторам нравилось выворачивать наизнанку «Властелина Колец», и не находить в этой выворотке ничего достойного их просвещенного внимания. Возможно, в публикации таких текстов есть смысл — это своеобразные отражения и преломления классики в сознании весьма «усредненного» потребителя литературы…
И 1993-й, и 1994 год «Уральский следопыт» начал повестями из «шпионского» цикла Геннадия Прашкевича. «Спор с Дьяволом» (1–2»93) можно читать не без определенного удовольствия: динамично, детективно, плюс литературная тайна. Открытая концовка повести позволяла предположить, что дальше будет не менее интересно. Однако следующая работа, которая появилась через год и носила название «Приговоренный» (1»94), не оправдала даже самых скромных надежд, вызывая впечатление произвольно взятой главы из романа. Шпион попадает в переделку, ему долго и красочно расписывают, как крепко он влип, но он не унывает и в два счета выдирается из капкана. Все.
Год 1993-й продолжился повестью Валентины Калининой «Планета-Мечта» (2–3»93). При желании это можно представить «социальной фантастикой». Наблюдается что-то социально движущееся. Например, освободительные движения, ПОД-спудные и НАД. Естественно, все это приправлено Оруэллом и Хаксли. Но больше всего бросается в глаза фон, на котором все это малоудобно разложено: шпаги, бластеры, короли, зеки, черти и романтическая любовь. В общем-то, в повести, если очень захотеть, можно даже найти рациональное зерно. А отыскав его, пожалеть: ну не сможет никакое мало-мальски рациональное зерно вырасти на такой эстетической почве.
В следующем номере (4»93) напечатана прекрасная повесть Василия Щепетнева «Тот, кто не спит». КГБ в пятидесятых годах ставит социальный эксперимент: а что было бы, если бы наиболее выносливая часть советского народа пережила ядерную бомбардировку? Вряд ли эту задумку кто-нибудь сочтет очень уж оригинальной. Повесть, однако, выглядит необычно, чему причиной, пожалуй, форма: достойный культурный триллер.
Далее (в номере 7»93) последовала подборка рассказов отечественных авторов. «Родительский день» Михаила Немченко — излишне патетическая зарисовка о том, как нужно чтить свои корни. Видимо, автор полагает, что от повторения эта мысль станет менее банальной. «Мумия» Андрея Лазарчука в комментариях не нуждается — премии «Бронзовая улитка» и «Интерпресскон» достаточно весомы и каждая в отдельности, а уж вместе… И, наконец, «Лабиринт» Абдулхака Закирова — превосходный, на мой взгляд, философский рассказ на темы древнегреческой мифологии.
В номерах 8-м и 9-м за 1993 год «Следопыт» напечатал еще одну повесть покойного Владимира Фирсова — «Сказание о Четвертой Луне». Честно говоря, трудно поверить, что она написана в 1969 году. Повесть современна даже сейчас, когда тоталитаризм уже забит демократическими сапогами до тяжелой икоты, а выйди эта повесть в 1987-м, скажем, то стоять бы ей наравне с «Невозвращенцем» Александра Кабакова…
Параллельная реальность. Автоматы и мечи. Империя, владыка которой бессмертен до тех пор, пока каждый день выпивает жизнь одного из своих подданных. Ежедневные казни — decapito — перестали быть зрелищем даже для обывателей. Отрубленные головы бережно, как книги в библиотеке, хранятся на полках в специальном отделении дворца…
Повествование ведется от лица одной из таких голов, возвращенной к жизни на чужом теле.
Жажда мести, заговор, революция…
Наконец-то (сколько лет прошло со времени публикации повести «Срубить крест»!) мы видим, как этот автор мог писать… Остается только гадать, сколько шедевров осталось им не написанными из-за того, что они все равно не были бы востребованы своим временем…
По контрасту с повестью Фирсова, рассказ Сергея Другаля «Чужие обычаи»(9»93) — космическая НФ, написанная в ярком «другалевском» стиле. Команда первооткрывателей высаживается на свеженькую планету и принимается устанавливать взаимопонимание с местным первобытным населением. Судя по тому, как ребята это делают, методология процедуры контакта на Земле еще не разработана. Контактеры просто развлекаются — и заодно развлекают читателя. Один герой, установив несоответствие обычаев планеты общечеловеческим нормам, начинает активную профессорскую деятельность, за что и получает яйцом по голове. Другой, установив то же самое, принимает чужие обычаи как данность и успешно (до полной потери гуманистической идеологии) вливается в первобытный коллектив. Словом, все это забавно и даже весело.
Помня, что время не стоит на месте — и авторы иногда тоже, — я постарался забыть о разочаровании от «Охоты на Большую Медведицу», первой опубликованной повести Алексея Иванова, и приступил к его новому программному произведению, которое называется «Корабли и Галактика» (10–12»93). И сразу же обрадовался: мне показалось, что у автора появилось чувство юмора. Ну что еще я мог подумать, если с первых строк стало ясно, что я читаю классическую по форме космическую оперу, нарочито патетическую и выспренную, да еще и с великолепными пародийными эпизодами — одно описание космической крепости с подъемным мостом, контрфорсами и красно-кирпичными заплатами чего стоит! В общем, читаю, радуюсь и думаю, что все хорошо, только надо было автору для еще большего юмора писать вообще ВСЕ существительные с заглавной буквы — не только Корабли, Люди и Космос, а еще, скажем, Пульт, Антенна и Сопло. И вдруг замечаю — что-то не так. Оказывается, автор все эти пародийные прелести использует как антураж для серьезной космической оперы, насколько космическая опера вообще может быть серьезной. То есть это у Алексея Иванова эстетика такая: то, что я однозначно воспринимаю как пародию, он не менее однозначно воспринимает как изыск.
В жанре космической фантастики решает свою повесть и москвич Александр Громов. «Наработка на отказ» (2–4»94) — произведение о Человечестве, которое обречено бесконечно повторять свои ошибки, главная из которых — пренебрежение простой истиной: даже самая великая цель не оправдывает низменных средств. Действие повести разворачивается на чужой планете, которую колонизируют сразу несколько держав. Каждая делает это по-своему, но основное внимание автор обращает на одно поселение, давно ставшее самодостаточным социумом. Социум этот быстро ассимилирует новичков и семимильными шагами движется от относительной свободы к неприкрытому тоталитаризму.
В «Наработке на отказ» есть почти все, что хотелось бы видеть в добротно сделанном произведении массовой коммерческой (что не значит дурной) НФ — неходульный герой, изобретательно выписанный антураж, загадка. Несколько подкачал сюжет: автору, кажется, не хватает пока умения рассчитывать силы — на длинных литературных дистанциях он никак не может выдержать ритм повествования. Впрочем, это могут быть издержки технические — «Следопыт» напечатал повесть (роман?) в журнальном варианте… А в общем, могу только порадоваться, что в нашей фантастике появился новый много-обещающий автор.
И в 1993, и в 1994 году «Уральский следопыт» выходил судорожно. К декабрю здесь появился только четвертый номер. Увы. Обзор останавливается на пол-пути…
К сожалению, те же проблемы в наше время встают перед каждым периодическим изданием. Скажем, журнал «МОЛОДЕЖЬ И ФАНТАСТИКА» (Днепропетровск), выходящий под редакцией Александра Левенко с 1991 года, сейчас в своем активе имеет шесть номеров. Как это сумел сделать Левенко — загадка. Другим не удалось и такого.
В относительно свежих пятом и шестом номерах присутствуют несколько достойных упоминания произведений. Во-первых, в пятом номере закончилась, начатая еще в 1991 году публикация романа Анта Скаландиса «Катализ», эпического произведения жанра экспериментально-социальной фантастики. Роман был начат в 1981 году (что заметно, поскольку сначала трудновато разобраться: то ли автор пародирует советскую фантастику, то ли верно следует ее канонам), а закончен в начале девяностых. Ввиду столь длительных и тяжелых родов дитя получилось несколько странноватое (представьте, что получится, если смешать «Хищные вещи века» Стругацких с романом «Льды возвращаются» Казанцева и обильно разбавить этот коктейль коньяком). Пересказывать роман совершенно бессмысленно, зато имеет смысл сказать, что наши книгоиздатели в очередной раз дружно прохлопали Толстый Отечественный Фантастический Боевик, с чем я их и поздравляю.
Большую половину номера шестого занимает повесть Юлия Буркина и Сергея Лукьяненко «Сегодня, мама!». Нет никаких сомнений, что повесть эта будет принята на ура всеми любителями фантастики школьного возраста. Лукьяненко и Буркин написали веселую и озорную приключенческую историю с путешествиями во времени, в космосе, оживающими мумиями и бесшабашными малолетними героями. Исполнено все это как будто на едином дыхании, в сюжет вставлены, кажется, все общие знакомые соавторов (за некоторыми досадными исключениями). Сами соавторы изображены в повести а виде древнеегипетских персонажей — «старшего держателя подставки для копья младшего копейщика» и «младшего держателя ножен меча старшего мечника».
Теперь обратимся к журналу «Одессей» (Одесса), два номера которого вышли в 1993 гсщу. «Базовым» автором этого журнала оказался москвич Николай Александров. В первом номере напечатана его повесть «Лже…», во втором — «Футурляндия». И то, и другое написано в традициях той фантастики, которую принято именовать «советской» и которая обречена не быть переведенной за рубежом из-за обилия реалий, не понятных никому, кроме жителей бывшей одной шестой части суши…
«Лже…» — повесть о человеке, который обрел способность перевоплощаться в других людей. Карьере этого персонажа (начав с подзаборного бомжа, он дорос до Президента СССР) можно только посочувствовать. Продвижение по социальной лестнице сопровождалось множеством вкусных подробностей, которые, собственно, и составляют лучшие страницы повести. Для примера упомяну яркий эпизод с предвыборной кампанией главного героя, который стал депутатом, пообещав раскрыть тайну НЛО…
Повесть «Футурляндия» сделана в более жесткой манере. Это уже, скорее, сатирическая антиутопия. Сюжет ее тоже внешне прост: по дорогам разоренной и покинутой населением России ее первый и последний всенародно избранный Президент пробирается к западной границе. И снова вокруг этого несложного сюжете Александров ухитряется накрутить столько выдумки, что читатель позволяет себе безнадежно увлечься…
Вот на чем я хотел бы сделать ударение — на появлении УВЛЕКАТЕЛЬНОЙ фантастики, фантастики ПРОСТОЙ, фантастики ЗАБАВНОЙ. По всей видимости, это знамение времени. Новое поколение читателей, для которого уже не был откровением перевод каждого очередного романа Гаррисона, Силверберга, Желязны, выбирает простую (но не примитивную) форму и гораздо меньшие требования предъявляет к содержанию. Содержание должно быть — вот и все требования. Хоть философское, хоть социальное, хоть психологическое — но, пожалуйста, не перегружайте лодку… После взлета интеллектуальной фантастики начале девяностых (Лазарчук, Пелевин, Рыбаков, Столяров) пошел неизбежный откат. Перенасыщенность произведения концепциями уже далеко не всеми считается достоинством. Рынок требует появления профессиональной коммерческой фантастики — и рынок ее получит. Писатель теперь волен выбирать — тираж или престиж. Для того чтобы совместить и то, и другое, нужно быть… Борисом Штерном.
Правда, повесть Штерна «Краткий курс Соцреализма», напечатанная в первом номере «Одессея», производит впечатление тяжелого идеологически-похмельного синдрома, выплеснутого не бумагу. Талант, он, конечно, и после мировоззренческого кризиса талант — написана повесть блестяще. Но нет в ней обычной для Штерне доброты. Сарказм, издевка есть. А доброты — нет. Наше прошлое цепко держит автора, и ни будущему, ни даже настоящему в повести не остается места…
Вячеслав Рыбаковв рубрикеБЛИЗКИЕ КОНТАКТЫ ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ
— Вячеслав, ты принадлежишь к числу фантастов, чье постоянное общение с читателем началось в конце 80-х годов. Сейчас принято считать, что это был «переломный» период в истории отечественной фантастики, некий прорыв. Ты согласен с подобным утверждением?
— С определенными оговорками. Прорыв конца 80-х прорывом является таковым в очень специфическом смысле и сильно отличается от того прорыва, который произошел в 60-е годы. Тогда фантастика действительно несла очень важную социальную функцию. Кроме того, появилось много интересных, глубоких авторов А вот 80-е В это время фантастику захлестнули вещи, которые я лишь с большой натяжкой отнес бы к литературе более или менее серьезной. С одной стороны, это были развернутые анекдоты, издевавшиеся над как бы уже прошедшим состоянием страны, как бы уже побежденным тоталитарным строем. А с другой — скоропалительные предупреждения, которые предрекали нам скорый военный переворот, быструю гибель демократии, сплошную пальбу на улицах, голод и холод. То есть в будущее экстраполировались те тенденции, которых боялась интеллигенция. Да и период этот, в отличие от 60-х, был очень краток, ибо оказалось, что эпоха сменилась-то всерьез. Читатели быстро потеряли интерес к анекдотам. А опасность, которая грозила нам тогда, оказалась совсем не той, о которой нас столь рьяно предупреждали демократически настроенные литераторы. Опасность оказалась демократической, чего в ту пору, в сущности, не смог предсказать никто.
— А что произошло дальше? Как ты оцениваешь современную ситуацию а российской фантастике?
— А потом, когда этот период прошел, фантасты, как и все писатели в нашей стране, оказались в состоянии полнейшей растерянности. Просто потому, что исчез объект описания. Помнишь замечательную фразу из «Соляриса» Лема «Объект бунта или поклонения нам всегда навязан заранее»? Поэтому о свободе человека мы можем говорить только в ограниченных пределах. Мы можем либо защищать то, что уже существует, либо возражать против того, что существует, но нам никогда не дано защищать или опровергать то, чего перед глазами у большинства читающей публики еще нет. И именно такая ситуация возникла в 91—92-м годах, когда литература оказалась на распутье. Писать развлекательную фантастику, которой, казалось бы, и карты в руки, мы не научились, да и до сих пор, в сущности, делаем только первые шаги на этом пути и, естественно, делаем это значительно хуже англоамериканцев. А серьезные фантасты оказались в той же ситуации, что и писатели-реалисты — они растерялись. И покуда они искали свой путь, время было в значительной степени утеряно, а следовательно, утерян и рынок. Поэтому тем, кто пытается писать, несмотря ни на что, не «развлекаловки», не фельетоны и не «страшилки», а серьезную литературу того уровня, на каком в свое время, для своей эпохи, для своих читателей работали Стругацкие или Лем, сейчас очень трудно. Этот процесс только в самом начале. И приведет ли он к чему-либо серьезному, я не знаю. Потому что ментальность действительно изменилась, и от литературы сейчас люди ждут гораздо меньшего, чем, скажем, от поп-музыки.
— Кстати, а не жаль тебе того прекрасного светлого будущего, которое описывалось в советской фантастике 60-х— скажем, в повестях «коммунистического» цикла Стругацких? Будущего, в котором все равны, где человек человеку друг, товарищ и брат? Будущего, которое мы потеряли — и, похоже, что навсегда?
— Безусловно, жалко. И даже не по тем формальным признакам, которые ты, Андрей, упомянул. Ведь в повестях Стругацких нигде не сказано, что все люди равны. Там сказано, насколько я понимаю, что все равны в возможности делать то, к чему склоняет их душа, и делать это на пределе своих возможностей. А возможности-то у всех разные. И если штурман Кондратьев уже не может служить звездолетчиком, он уходит в китовые пастухи. Тем не менее люди там, в этом будущем, счастливы — они живут полнокровной жизнью. Этого мне, безусловно, жалко. Но не менее жаль мне и того почти настоящего, которое было описано в рассказах Генриха Альтова. В центре повествования у него творческая личность, которой ничего не нужно для жизни, потому что минимальное выполнение своих общественных обязанностей обеспечивает прожиточный минимум, и все свободное время творец может создавать своего ослика, пользуясь своими аксиомами. Сейчас мы этого настоящего лишены, поскольку не имеем возможности жить на зарплату и отдавать свой досуг творческой деятельности.
Конечно, писать фантастику так, как писали в 60-е годы в ее положительной ипостаси — не в ипостаси предупреждения, а в ипостаси заманивания — сейчас, безусловно, нельзя, потому что наше общество утратило идеал. Но обрести его — не задача фантастики. Хотя, с другой стороны, фантастика обладает здесь колоссальными возможностями, но я отнюдь не убежден, что она сможет их реализовать. Потому что развитие фантастики идет пока что по пути дальнейшего накручивания предупреждений — все более сложных и отчаянных. И этот путь имеет сейчас нескольких очень талантливых приверженцев Лазарчук, Столяров, Пелевин — самые звучные, известные имена писателей нашего поколения. Однако этот путь, на мой взгляд, тупиковый, поскольку на постоянной критике — даже не критике, а постоянном самоуничижении и унижении человека — ничего построить нельзя. И если удастся нащупать положительный момент в развитии нашей социальности, нашей культуры, то сделать его эмоционально, а не только рационально привлекательным для читателя — в этом я вижу основную функцию нашей серьезной фантастики не ближайшие годы.
— Но не кажется ли тебе, что фантасты по-прежнему пытаются найти этот идеал — только ищут его уже не в будущем, а в прошлом или настоящем? И не потому ли мы наблюдаем сейчас такой расцвет альтернативно-исторической фантастики? Ведь многие наиболее заметные романы последних лет — и твой «Гравилет «Цесаревич», и «Иное небо» Лазарчука, и «Река Хронос» Булычева — это все произведения в этом жанре.
— По-моему, совершенно неважно, каким образом автор конструирует мир. Либо способом привлечения научно-технического и социального прогресса, чтобы новый мир был построен где-то а XXII веке, в полдень. Либо путем описания мира, который ответвился от данного а какой-то ключевой точке. Либо перенесением действия на иную планету или в некий параллельный мир. На самом деле это абсолютно неважно, это просто художественный выбор автора, которому так легче — создать тот мир, а котором он намерен проводить свои стратегические операции. А для читателя, наверное, тем более асе равно, каким образом возник мир, потому что ему важны люди, которые этот мир населяют, пусть даже они, люди эти, будут о трех головах и семи ногах.
Вспышка же альтернативного способа формулирования отталкивающего или притягивающего мира, на мой взгляд, носит временный, преходящий характер. Во-первых, потому что этот прием у нас ранее практически не использовался. А во-вторых, он оказался сейчас чрезвычайно удобным именно потому, что в пришествие сколько-нибудь светлого будущего путем чисто механического, поступательного развития нашего настоящего никто уже не верит. Альтернативный мир а этом плане оказывается гораздо более удобным, потому что он как бы отметает напрочь существующую реальность и начинает до некоторой степени с нуля. Пусть этот, ноль отнесен на пять лет назад, на пятьдесят, на сто или деже на тысячу лет назад, но это мир, который возник не из нашего отвратительного сегодня. И этим, конечно, жанр альтернативной истории сейчас совершенно по праву потеснил «твердую» фантастику классического типа.
— Вячеслав, ты ранее упомянул трех писателей, которые действительно многое делают сейчас в нашей фантастике — Пелевина, Лазарчука, Столярова. Известно, что они пытаются объединиться и чисто формально — как определенное литературное направление, называющееся «турбореализм». Тебя тоже когда-то причисляли к турбореалистам. Как, по-твоему, существует ли это направление а действительности? Можно ли о нем говорить всерьез?
— Определения, характеризующие то или иное направление в литературе, это все-таки не задача писателя. И если, скажем, я или кто-то из моих коллег и собратьев и пытается анализировать, то делает это, скорее, любительски. Хотя бы потому, что для писателя его направление, если оно достаточно ярко выразилось в ряде уже написанных и опубликованных произведений, всегда является самым главным, самым плодотворным, самым интересным и вообще самым-самым. Хотя, конечно, Столяров и Лазарчук действительно представляют собой специфическое явление в нашей литературе, и их, безусловно, можно объединить именно так — как двух людей, которые пишут примерно в одном и том же эстетическом ключе.
Термин «турборевлизм» возник до некоторой степени в игровой ситуации. Тогда я тоже как бы принадлежал к этому направлению и деже готовил небольшую речь в защиту турбореализма и в объяснение оного. Я уже не помню точно, что я говорил, но в целом основные стилистические и эстетические особенности этого направления сводились к большей жесткости стиля, большей его насыщенности действием и, если воспользоваться еще альтовским термином, к повышению смысловой нагрузки на единицу тексте. И к гораздо более вольному — в идеале максимально вольному — обращению с пространством, временем и вариантами развития… Впрочем, не знаю. Слишком мало произведений написано турбореалистами, чтобы можно было репрезентативно и ответственно говорить: вот, действительно сформировалось и идет вперед, обгоняя других, некое новое направление, в котором работать интереснее и плодотворнее. Пока я не могу ответить на этот вопрос ни да, ни нет.
— Как известно, искусство движется волнами. Как ты думаешь, где сейчас находится наша фантастика — на излете прежней волны, между волнами или же на подъеме новой?
— Я думаю, или, может быть, я просто верю, что мы сейчас находимся на подъеме новой волны. Но эта волна будет очень сильно отличаться от всех предшествовавших, деже той микроволны, которая возникла в начале 90-х. Точнее, во второй половине первой половины 90-х, назовем это так. Потому что сейчас как на войне — год за три. Эпохи пролетают мимо нас, как телеграфные столбы за окошком несущегося Бог знает куда поезде под названием «Желтая стрела», если воспользоваться метафорой Викторе Пелевина.
Я почти уверен, что будут появляться новые имена, но это окажутся совершенно другие писатели, чем те, которые появились в 60-х, 80-х, начале 90-х годов. Потому что эпоха меняется не только политически, но и экономически. И от писателя, который входит в литературу только сейчас, потребуются иные правила игры. А именно — вал публикаций. Ему нужно публиковать громадные произведения повсеместно и ежегодно. Только тогда его заметят, и он будет сопричислен к лику имен. И такие люди появляются. Это, скажем, Сергей Лукьяненко. Совсем молодой автор, который возник буквально три-четыре годе назад еще в черновиках и машинописи, а теперь это уже один из ведущих фантастов страны…
— Но ведь Лукьяненко тоже начал публиковаться в конце 80-х и даже раньше, чем Пелевин. Может быть, здесь дело в масштабах?
— Действительно, масштаб другой. Пелевин гораздо серьезнее. А Лукьяненко гораздо… текстовее. Пространнее, скажем так. Кроме того, существует феномен Николая Перумова, который написал колоссальную дилогию как продолжение к Толкину, в теперь, несколько мне известно, пишет другие романы, которые уже никоим обрезом не прилегают ни к каким литературным первоисточникам. Наверняка дозревают сейчас, а может быть, уже и дозрели — я просто их не знаю — другие авторы, которые, если они смогут создать вал публикаций, безусловно станут именами.
— Я понимаю, что писателям твоего поколения нет особой необходимости работать на создание вала публикаций — вы уже вошли а литературу. Тем не менее читатели должны получать новые произведения Рыбакова. А твой последний роман вышел полтора года назад…
— Действительно, от меня вала ждать не приходится. К тому же, в отличие от своих коллег по перу, я так и не смог бросить — и, видимо, никогда уже не брошу — другую свою работу, востоковедение, хотя она сейчас не обеспечивает деже прожиточного минимума. Но она мне интересна, и кроме того, пройдя уже две трети пути до некой самим собой обозначенной цели, как я могу это сделать? Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что это связано с исследованием средневекового Китая, которое может оказаться важным для всей российской науки, пусть даже то, что я делаю, сейчас понятно лишь нескольким специалистам. Так что последние полтора года и следующие года два эта работа для меня более важна, нежели литература. Да и литература, извини, но у меня за последние годы было написано два романа и две повести — в книжных изданиях их нет до сих пор, а один роман не вышел вовсе. Видимо, я не умею «пробивать» своих произведений.
— Тогда еще один вопрос Если тебе сейчас некое издательство выложит пять миллионов — хотя, по нынешним временам, это не такая уж и большая сумма — и скажет: сдашь через полгода новый роман, получишь еще столько же. Согласишься ли ты на это предложение?.
— Нет, не соглашусь. В этом году — нет. В этом году у меня уже было одно такое предложение, и я ответил отказом.
Сергей Переслегинв рубрикеКРИТИЧЕСКИЕ КОНСПЕКТЫ
Размышлять о классической советской фантастике начала 60-х годов сейчас не модно. «Коммунистическая пропаганда!» — новый ярлык надежно сменил прежние идеологические клейма. «Английский шпион» Иван Ефремов а глазах нынешних либералов выступает едва ли не теоретиком тоталитаризма. Недалеко ушли от него и братья Стругацкие, для творчестве которых, как вдруг оказалось, характерно «пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей»[4].
Вряд ли есть надобность ломиться в открытую дверь, доказывая роль «Часа быка», «Понедельника…», «Обитаемого острова», «Улитки…» в разрушении тоталитарной идеологии. Однако негативное, критическое начало сейчас не столь интересно, как начало созидающее: «стандартная модель будущего» по Ефремову-Стругацким. Коммунистическая Утопия.
Идея о переустройстве мира существует столько же, сколько и сам мир. Попыткам спроектировать идеальное общество несть числа. Время от времени дело доходило и до крупномасштабных экспериментов, которые, все без исключения, дали резко отрицательные результаты.
На этом основании, кстати, сейчас отвергается сама идея «светлого будущего». Безнравственными — с точки зрения приоритета общечеловеческих ценностей — считаются не только практические действия, но даже размышления на подобные темы.
Между тем с позиций нормальной — то есть не общечеловеческой, а просто человеческой — логики, провал большевистского эксперимента ровным счетом ничего не доказывает. Ну, кроме того, что «ежели человека не кормить, не поить и не лечить, то он, эта, будет, значить, несчастлив и даже, может, помрет. Как вот этот помер»[5]. Если некто, нацепив восковые крылья, сиганул с колокольни, не надо писать в некрологе, что покойник доказал принципиальную невозможность создания летательных аппаратов «тяжелее воздуха»…
Желание построить идеальное общество, несомненно, имеет своим источником эгоистическое недовольство человека своим положением. Как и любой прогресс вообще. Но есть и объективные факторы, способствующие жизнеспособности таких устремлений. Если оценивать социальную энтропию через меру нереализованной социальной работы, окажется, что «кпд» любого современного государства пренебрежимо мал. Иными словами, подавляющая доля человеческой активности, времени, сил, материальных средств расходуется на попытки достичь заведомо невозможных целей, и на сколь-нибудь полезную ресурсов почти не остается.
Впрочем, так бывает не всегда. Потому что время от времени спонтанно возникают структуры, практически не производящие социальную энтропию. Люди там РАБОТАЮТ. И этим счастливы.
Естественно желание сконструировать мир, в котором неэнтропийная социальная среда была бы нормой. Хотя бы для того, чтобы иногда отдыхать. Но там!
Фантастика «ранних шестидесятых» ЭТОТ мир создала.
Для меня он столь же реален, как и те миры, в которых живут Д'Артаньян, Корвин, Фрези Грант и Белоснежка. Намного реальнее ДАННОЙ России — с пьяницей Брутом и нетрезвым президентом.
Это отнюдь не гипербола. Вероятность существования реальности «Россия-95» действительно была невелика.
Представление об однозначности, объективности прошлого (и настоящего) основано на неявном предположении, что событие всегда может быть восстановлено по своему информационному следу, иначе говоря — информационное усиление не искажает исходный «сигнал».
Такое предположение заведомо неверно.
Мы должны, следовательно, приписывать событиям прошлого ВЕРОЯТНОСТЬ РЕАЛИЗАЦИИ, быть может, близкую к единице, если событие оставило четкие информационные следы, либо если оно причинно связано с некоторой совокупностью высокодостоверных событий, либо наконец если существует значительное число информационных связей между ним и другими высокодостоверными событиями. Но никогда не равную единице.
Но в таком случае вместо одной-единственной истории мы должны научиться работать со многими альтернативными историями. В идеале, с вероятностным континуумом, для которого наблюдаемая «реальность» — в лучшем случае «первая среди равных».
В конце восьмидесятых Вячеслав Рыбаков написал прекрасную «альтернативную» миниатюру «Давние потери». Социализм, тридцатые годы. Казалось бы, обычные герои. Только в этой реальности они — добрые. Вместо индукции власти, насилия, смерти возникла индукция терпимости, любви, свободы. В спектре возможностей антитезой концлагеря стала утопия. Можно предположить, что наша «реальность», соответствующая в «вероятностном континууме» классической траектории в квантовой механике, окажется где-то посредине. Не тюрьма, но и не рай на земле. Бросили кости, и выпала тюрьма. Вот и доказываем теперь ее неизбежность.
Если между «подлинными» и «придуманными» событиями нет существенной разницы, то ученый-историк имеет право на предположение, а мир, созданный писателем, не менее важен и доступен для изучения, нежели мир установленных фактов, сведенных в огромные архивы.
Однако же как ни бьются западные писатели-фантасты, предупреждая читателя, как ни усердствовали советские, погружая его в утопии/антиутопии, историк вкупе с политиком с достоинством отметает целую область исследований, а послушное своим богобоязненным пастухам общество прилежно наступает на неоднократно предсказанные грабли.
Совокупность альтернативных историй представляет собой «тень», зазеркальное существование «классической единственной истории», а взаимодействие «выдуманных» миров с реальностью похоже не взаимодействие между сознанием и подсознанием человека.
Сказанное буквально означает, что Реальность, лишенная своей Тени, не имеет источника к дальнейшему своему развитию. Потому как развитие это строится на постоянном соперничестве между сотнями «если бы» и единственным «так есть». И самому «так есть» на протяжении всего существования приходится доказывать загнанным в иллюзорное (альтернативное) бытие теням свое право на звание Реальности.
Некоторые из альтернативных миров так близки к «России-95», что мы переходим в них и возвращаемся обратно по десять раз на дню, не отдавая себе а этом отчета. Достичь других очень трудно, даже имея Проводника.
А еще есть миры, которые мы решились забыть.
Упрощая, человек разрушает.
Наше прошлое видится сейчас сплошным кошмаром. И если оно — единственное, таким же кошмаром НЕИЗБЕЖНО окажется и будущее: равные позиции преобразуются в равные. «На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера»[6].
Старый Фэнв рубрикеИНФОРМАРИУМ
Господин Старый Фэн!
В первом выпуске «Интеркома» в журнале «Если» вы рассказали о киберпанке. Прошу извинить, но вы запрягаете телегу впереди лошади. Вы сразу начали с самого «модного» литературного направления, совершенно не затронув классические жанры — научную фантастику, фэнтези, хоррор. Вы полагаете, что нашему читателю все известно? Или традиционные направления сошли на нет, и в современной фантастике царит один киберпанк?
Видимо, это самый характерный симптом нашего времени, когда человек, желающий что-то преподнести «потребителю», с самых первых минут должен начинать оправдываться. Ну что ж, с эпохой спорить бессмысленно. Итак, начнем.
Конечно же, в современной фантастике заметен не только киберпанк. Но, во-первых, журнал «Если» неоднократно обращался к проблемам SF и FANTASY, анализируя эти направления в западной литературе. Достаточно вспомнить компендиум знаменитой книги Кингсли Эмиса («Если» № 8 — 10, 1994 г.), подготовленный А. Ройфе и растиражированный после выхода журнала многими центральными изданиями. (Понятно, что добавить к этому труду, как и к другим статьям и критическим заметкам на эту тему, выходившим в «Если», можно было бы немало, но это процесс бесконечный, поскольку авторы статей в разных западных источниках часто противоречат друг другу даже тогда, когда пытаются охарактеризовать одно и то же, вполне устоявшееся направление). Во-вторых, заметных революционных течений в западной фантастике, за исключением киберпанка, в последнее десятилетие замечено не было. Кроме того, существует и такая проблема — что следует считать «направлением» («trend»)? Как отличить истинную литературную новацию от вульгарного издательского трюка, предпринятого в рекламных целях? Ну и наконец, чтобы определить, какое направление наиболее популярно, надобно провести опрос читателей. В России, сами понимаете, это сделать затруднительно. К счастью, эту задачу решил крупнейший критико-библиографический журнал по проблемам фантастики «Локус».
Раз в год редакция этого журнала проводит традиционный опрос, позволяющий нарисовать обобщенный социологический портрет читателей фантастики. А попутно присовокупляет какой-нибудь вопрос позаковыристее, дабы фэнам было над чем пораскинуть мозгами, а профессионалам, анализируя ответы, призадуматься. Вопросы бывают и шутливые: например, с кем из писателей-фантастов читатель хотел бы познакомиться, на ком жениться (выйти замуж). Но последний опрос преследовал цели стратегические: редакция решила выяснить, какие направления со-' временной фантастики у читателей наиболее любимы, а какие — нет? Как и следовало ожидать, возрос этот вызвал у тех, кто решился все-таки ответить, немалые затруднения — впрочем, не меньшие затруднения испытала и редакция, когда пришла пора обрабатывать письма. Результаты, однако, оказались достаточно любопытными, чтобы оправдать этот труд. Приведем две таблицы, наглядно показывающие предпочтения и антипатии американских читателей фантастики. Цифры указывают процент читателей, отметивших в своих письмах соответствующие предпочтения.
Большинство указанных жанров, под-жанров и направлений российскому читателю, надеюсь, понятны — подобные есть и у нас, пусть и не в таких количествах.
Вкратце о том, что может быть непонятно.
«Марс». В последнее время в США вышло уже более десятка заметных романов, действие которых происходит на этой планете — очевидно, в преддверии реальной высадки. В результате популярная тема способствовала появлению целого направления — впрочем, надо полагать, недолговечного.
«Малотиражные издания». То есть издания заведомо некоммерческие, элитарные, экспериментальные. Тем не менее есть издатели, которые специализируются исключительно в этом виде книжного бизнеса.
«Shared worlds» — произведения разных авторов, объединенные общим местом действия или едиными героями; обычно выходят в виде антологий. «Sharecropping» — книги молодых авторов, действие которых происходит в мирах, придуманных маститыми фантастами.
«Паровой панк» — довольное новое (и узкое) направление на стыке киберпанка и альтернативно-исторической фантастики. Действие, как правило, происходит в викторианской Англии XIX века, где появляется какое-нибудь несвоевременное открытие. Например, механический компьютер, как в романе Гибсона и Стерлинга «Альтернативный движитель».
«Splatter» — разновидность хоррора, где главной целью автора становится показ обильных кровопусканий.
От общего комментария я, пожалуй, воздержусь. Пусть каждый читатель сам определит, что лично ему нравится или не нравится в НФ, и какое отношение вышеуказанные направления имеют к книжному рынку фантастики, сложившемуся сейчас в России.
А закончить обзор хотелось бы строками из нескольких писем, напечатанных в том же номере «Локуса»:
«В издательской индустрии царит хаос. Это в самом деле так или только выглядит со стороны?». «Слишком много книг из вашего рекомендательного списка за 1993 год: а) отсутствуют в широкой продаже; б) дорогие издания в твердых переплетах; в) и то, и другое. Похоже на то, что участвовать в голосованиях на «Хьюго» и «Небьюлу» становится чем-то вроде забавы для богатого человека». «Жанр стал чересчур велик для читателя, который привык читать все, что выходит». «Снижение роли журналов (и, соответственно, малоформатной прозы), что приводит к потере ориентации и интереса среди читателей». «Отвратительные, искажающие смысл произведения обложки…»
Не находите, что звучит как-то очень знакомо?
Николай Викторовв рубрикеSCIENCE FICTION NEWS
Что ни говорите, а именно литературные премии являются теми ориентирами, на которые обращают внимание в своем выборе читатели (что надо читать) и издатели (что стоит издавать). Это те вехи, благодаря которым можно определить, какие произведёния войдут в историю жанра, какое направление в фантастике доминирует в том или ином отрезке времени. Поэтому сегодня этот раздел будет посвящен английским и американским НФ — премиям 1994 года.
Это одна из двух самых престижных премий в американской фантастике, она присуждается ежегодно членами Ассоциации писателей-фантастов Америки, каковых на настоящий момент насчитывается более тысячи человек. Премия «Небьюла-94» вручалась на банкете, который проходил 23 апреля в Юджине, штат Орегон. Лучшим романом 1993 года был назван роман КИМА СТЕНЛИ РОБИНСОНА «Red Mars» («Красный Марс») (российскому читателю автор известен в основном по его повести «Слепой геометр» в переводе К. Королева, опубликованной в журнале «Если»№ 10, 1994 г.). Это первая книга его монументальной «марсианской» трилогии, которая вышла в свет еще в 1992 году, но в Великобритании. Именно по этой причине она не попала в номинационный список прошлогодней «Небьюлы», и лишь теперь — полтора года спустя — награда нашла героя.
Следует, наверное, назвать и другие романы, номинировавшиеся на «Небьюлу»: «Assemblers of Infinity» («Монтажники бесконечности») Кевина Андерсона и Дуга Биссона, «Hard Landing» («Жесткая посадка») Альгиса Будриса, «Beggars in Spain» («Испанские попрошайки») Нэнси Кресс и «Nightside the Long Sun» («Ночная сторона Длинного Солнца») Джина Вулфа. По категории «повесть» премия была присуждена ДЖЕКУ КЭЙДИ за работу «The Night We Buried Road Dog» («Ночь, когда мы похоронили придорожного пса»); по категории «короткая повесть» — ЧАРЛЬЗУ ШЕФФИЛДУ за повесть «Georgia on My Mind» («Джорджия в моем уме»), по категории «рассказ» — ДЖО ХОЛДЕМАНУ за рассказ «Graves» («Могилы»). Любопытно, что в отличие от 1993 года, когда три премии из четырех получили женщины, в 1994 году лауреатами стали сплошь мужчины. Или это просто год такой, или в фантастике вновь происходят некие невидимые глазу подвижки. Ибо сходную тенденцию — впрочем, лишь отчасти — зафиксировало и очередное присуждение премии «Хьюго».
Лауреаты второй самой престижной американской НФ-премии были объявлены 3 сентября 1994 года на 52-м Уорлдконе, который проходил в канадском городе Виннипег. За них голосовали три с половиной тысячи собравшихся здесь участников конвенциии и еще две-три тысячи фэнов — заочно.
Премию за лучший роман 1993 года получил опять-таки КИМ СТЕНЛИ РОБИНСОН, но уже за вторую книгу своей «марсианской» трилогии — «Green Mars» («Зеленый Марс»), Места между другими финалистами по этой категории распределились следующим образом: Грег Бир «Moving Mars» («Марс в движении»); Нэнси Кресс «Испанские попрошайки»; Дэвид Брин «Glory Season» («Сезон славы»); Уильям Гибсон «Virtual Light» («Виртуальный свет»).
Премия за лучшую повесть досталась ГАРРИ ТАРТЛДАВУ за повесть «Down in the Bottomlands» («Внизу на Донных землях»), опубликованную в журнале «Analog». По категории «короткая повесть» лавры опять снискал ЧАРЛЬЗ ШЕФФИЛД — за повесть «Джорджия в моем уме». По категории «рассказ» премию получила единственная женщина в этой литературно-лауреатской команде, КОННИ УИЛЛИС, — за рассказ «Death on the Nile» («Смерть на Ниле»), Стоит отметить, что это уже пятая «Хьюго» в копилке Уиллис.
По категории «критика/публицистика» премию получили Джон Клют и Питер Николс, составители новой «Энциклопедии научной фантастики». По категории «драматическая постановка» лучшим был признан фильм Стивена Спилберга «Парк юрского периода». Лучший профессиональный редактор — главный редактор журнала «Fantasy & Science Fiction» Кристин Кэтрин Руш (впервые за многие годы эта премия не досталась редактору «Asimov’s Science Fiction» Гарднеру Дозуа). Лучший профессиональный художник — Боб Эглтон. Лучшая оригинальная художественная работа — оформление почтового буклета, выполненное Стивеном Хикманом. Лучший полупрофессиональный журнал — «Science Fiction Chronicle», редактор Эндрю Портер. Лучший фэнзин — «Mimosa», редакторы Дик и Никки Линч. Лучший автор-любитель — Дэйв Лэнгфорд. Лучший художник-любитепь — Брэд У. Фостер.
Наконец, премия Джона У. Кэмпбелла, которая присуждается лучшему молодому автору последних двух лет и не входит в «хьюговский» блок (но присуждается одновременное ним). Она была вручена ЭМИ ТОМСОН, опубликовавшей в 1993 году свой первый роман «Virtual Girl» («Виртуальная девушка»).
Хотя эта премия не является такой уж престижной, сам факт, что ее лауреатов определяют квалифицированные читатели фантастики, причем на основе достаточно пространных рекомендательных списков, составленных лучшими экспертами в США, заставляет отнестись к ней со всей серьезностью. Кроме того, итоговый реестр (по 15–25 позиций в каждой категории) — это действительно списки лучших произведений года разных жанров. Мы приведем лишь по 5—10 первых позиций. Может быть, на них обратят внимание и наши издатели, когда захотят определиться, что стоит издать в России.
Итак, лучший НФ-роман 1993 года, с точки зрения читателей «Локуса», — это «Зеленый Марс» КИМА СТЕНЛИ РОБИНСОНА.
Места среди других финалистов распределились следующим образом:
2) Грег Бир «Марс в движении»;
3) Нэнси Кресс «Испанские попрошайки»;
4) Уильям Гибсон «Виртуальный свет»;
5) Дэвид Брин «Сезон славы»;
6) Альгис Буд-рис «Жесткая посадка»;
7) Орсон Скотт Кард «The Call of Earth» («Зов Земли»);
8) Шери С. Теппер «А Plague of Angels» («Нашествие ангелов»);
9) Пол Андерсон «Harvest of Stars» («Звездная жатва»);
10) Иэн М. Бэнкс «Against a Dark Background» («На темном фоне»).
Лучший роман в жанре фэнтези — «The Innkeeper’s Song» («Песня хозяйки гостиницы») ПИТЕРА С. БИГЛЯ (российским читателям этот автор известен по прекрасному роману «Последний единорог» в переводе Ю. Соколова). Другие финалисты:
2) Майкл Суэнвик «The Iron Dragon's Daughter» («Дочь железного дракона»);
3) Тэд Уильямс «То Green Angel Tower» («К башне зеленого ангела»);
4) Нина Кирики Хоффман «The Thread That Binds the Bones» («Нить, что связывает кости»);
5) ЛизаГол-дстейн «Strange Devices of the Sun and Moon» («Странные устройства Солнца и Луны»);
6) Роберт Джордан «The Fires of Heaven» («Костры небес»);
7) Робин Маккинли «Deerskin» («Оленья кожа»);
8) Барбара Хэмбли «Dog Wizard» («Пес-колдун»);
9) ДжудитТарр «Lord of the Two Lands» («Повелитель двух земель»);
10) Роберт Холдсток «The Hollowing» («Опустошающий»),
Лучший роман в жанре хоррор — «The Golden» («Золотая») ЛЮЦИУСА ШЕПАРДА.
Другие финалисты:
2) Ким Ньюман «Anno Dracula»;
3) Стивен Брюст «Адувг»;
4) Дин Кунц «Мr. Murder» («Мистер Убийство»);
5) Энн Райс «Lasher» («Запруда»).
Лучший дебютный роман — «Cold Allies» («Холодные союзники») ПАТРИЦИИ ЭНТОНИ.
Другие финалисты:
2) Никола Гриффит «Ammonite» («Аммонит»);
3) Мэри Резенблюм «The Drylands» («Сухие земли»);
4) Вильгельмина Бэйрд «Crash Course» («Курс на катастрофу»);
5) Эми Томсон «Виртуальная девушка». Нетрудно заметить, что в первой пятерке — сплошь дамы. Так что премии «Локуса», в отличие от предыдущих, явно отдают предпочтение прекрасной половине человечества.
Среди произведений малой формы ситуация сложилась следующим образом. По категории «повесть» премия была присуждена ХАРЛАНУ ЭЛЛИСОНУ за повесть «Mefisto in Оnух» («Мефистофель в ониксе»). По категории «короткая повесть» — ДЭНУ СИММОНСУ за повесть «Death in Bangkok» («Смерть в Бангкоке»). По категории «рассказ» — КОННИ УИЛЛИС за рассказ «Close Encounters» («Близкие контакты»). По категории «авторский сборник» — опять-таки КОННИ УИЛЛИС за книгу «Impossible Things» («Невозможные вещи»).
По другим категориям премии получили: «критика/публицистикв» — «Энциклопедия НФ» Джона Клюта и Питера Николса; «книга живописи» — сборник художественных работ «Искусство Майкла Уэйлана»; «антология» — сборник «Лучшая НФ года: Десятый выпуск», составитель Гарднер Дозуа; «художник» — Майкл Уэйлвн; «редактор» — Гарднер Дозуа; «издательство» — «Tor/St.Mertin’s»; «журнал» — «Asimov’s». Короче, ничего неожиданного в этих категориях не произошло — премии получили все те, кто и должен был их получить и кто получал их неоднократно.
Перейдем теперь к именным, или, как их еще называют, мемориальным премиям и призам.
Этот приз присуждается ежегодно за лучший оригинальный пэйпербэк года, то есть за лучшую новую книгу, изданную массовым тиражом в мягкой обложке. Лауреатами приза за 1994 год, по решению жюри, стали сразу два романа — «Growing Up Weightless» («Выросший в невесомости») ДЖОНА М. ФОРДА и «Elviesey» («Элвиссея») ДЖЕКА УОМЭКА (это первая премия одного из самых ярких представителей посткиберпанка, автора уже пяти романов). В номинациях были также следующие книги: Дэвид Р. Бунч «Bunch!»; Вильгельмина Бэйрд «Курс на катастрофу»; Элизабет Хэнд, «Icarus Descending» («Рухнувший Икар»),
Этот приз, названный в честь писателя и эколога Комптона Крука, писавшего НФ под псевдонимом «Стивен Толл», присуждается за лучший дебютный роман прошедшего года. Его очередным лауреатом стала МЭРИ РОЗЕНБЛЮМ за роман «Сухие земли». В номинациях были также: Патриция Энтони «Холодные союзники»; Марта Уэллс «The Element of Fire» («Элемент огня»); Стерлинг Блейк «Chiller» («Миллер»), Последний роман был исключен из номинаций перед самым голосованием жюри: большинство номинаторов просто не знали, что Блейк — это псевдоним известного писателя-фантаста Грегори Бенфорда.
Этот приз за лучшую НФ-книгу года, изданную в Великобритании, присуждался уже в восьмой раз. Получил его ДЖЕФФ НУН — второй англичанин за всю историю приза (первым был Колин Гринленд, чей лауреатский роман «Долой изобилие» уже издан в России). Любопытно, что роман Нуна «Vurt» — его дебютная книга, по жанру это юмористический киберпанк (юмор, разумеется, сугубо английский), и издан он ограниченным тиражом в маленьком издательстве. Теперь можно надеяться, что этот и последующие романы Джеффа Нуна станут доступны более широкой аудитории.
Этот приз, названный в честь американской писательницы Элис Шелдон, писавшей под мужским псевдонимом «Джеймс Типтри-младший», присуждается с 1992 года лучшему фантастическому произведению года на феминистскую тематику. Третьим по счету лауреатом приза стала НИКОЛА ГРИФФИТ, автор романа «Аммонит». Гриффит — англичанка, переехавшая на жительство в США, а «Аммонит» — ее дебютный роман. По поводу этого романа Урсула Ле Гуин, один из членов жюри, сказала следующее: «…самоуверенное, убедительное описание мира без мужчин… Роман отвечает на вопрос: когда один пол исчезнет, что останется? Ответом будет — целый мир». Председатель жюри Джинн Гомолл, заметив, что женское общество в романе описано вовсе не как утопия, добавила: «В этой культуре, как и в нашей, существуют алчность и бессмысленное насилие. Роман утверждает, что сексуальность — это лишь небольшая часть человеческих взаимоотношений».
Впервые за всю свою историю не был присужден Мемориальный приз Джона У. Кэмпбелла за лучшую НФ-книгу предшествующего года. Председатель международного жюри Джеймс Гвнн объяснил, что это вызвано не качеством представленных книг, а чисто техническими причинами. Второе место в голосовании занял роман Нэнси Кресс «Испанские попрошайки», третье — роман Грега Бира «Марс в движении».
Мемориальный приз Теодора Старджона присуждается за лучшее НФ-произведение малой формы. Лауреатом за 1994 год жюри, возглавляемое Орсоном Скоттом Кардом, назвало писательницу КИЙ ДЖОНСОН, автора рассказа «Fox Magic» («Лисья магия»), опубликованного в журнале «Asimov’s».
В июне 1994 года члены Ассоциации американских писателей в жанре хоррор определили лучшие произведения фантастики ужасов за предыдущий год. Ими стали: по категории «лучший роман» — произведение ПИТЕРА СТРАУБА «The Throat» («Глотка»); по категории «дебютный роман» — работа НИНЫ КИРИКИ ХОФФМАН «Нить, что связывает кости»; по категории «повесть» — произведение ДЖЕКА КЭЙДИ «Ночь, когда мы похоронили придорожного пса»; по категории «короткая повесть»— публикация ДЭНА СИММОНСА «Смерть в Бангкоке»; по категории «рассказ» — новелла НЭНСИ ХОЛДЕР «I Hear the Mermaids Singing» («Я слышу, как поют русалки»); по категории «авторский сборник» — книга РАМЗЕЯ КЭМПБЕЛЛА «Alone with theHorrors» («Один на один с ужасами»); по категории «публицистика» — книга Роберта Блоха «Опсе Around the Bloch» («Еще раз о Блохе»). По категории «другие жанры» премия была присуждена рисованной книге Джо Р. Лэнодейла «Jonah Hex: Two Gun Mojo». Специальная премия жюри была присуждена одному из старейших актеров кинематографе ужасов Винсенту Прайсу, а приз за творчество в целом — Джойс Кэрол Оутс.
Ну и напоследок — еще об одной премии.
По категории «лучший роман» премию получил КРИСТОФЕР ЭВАНС за работу «Aztec Century» («Век ацтеков»); по категории «лучшее произведение малой формы» — РОБЕРТ ХОЛДСТОК и ГЭРРИ КИЛВОРТ за повесть «The Ragthorn» (в 1992 году эта повесть уже была удостоена «Всемирной премии фэнтези»); по категории «художник» — Джим Бернс за обложку к роману Пола Макаули «Red Dust» («Красная пыль»). Специальная премия жюри была вручена Джону Клюту и Питеру Николсу за «Энциклопедию научной фантастики».
Алан Ностромовв рубрикеВИДЕО-ГАД
Было время, когда мои культпоходы в кинотеатр начинались с кумачового лозунге «Величайшим из всех искусств для нас является кино», гордо реявшего над входом в храм культуры. Кое-где этот лозунг, возможно, еще висит — разве что побитый стихиями. Однако сейчас цитата эта не более чем самообман руководителей кинопроката. Потому что последние несколько лет величайшим из всех искусств для нас является видео.
Вот о нем и поговорим.
Наш хаотичный пиратский видеорынок — это, по сути, несколько искаженная, но, тем не менее, вполне достоверная копия рынка западного, вполне законопослушного, но находящегося в том же состоянии броуновского движения. Поэтому в обзоре найдется место и бестселлерам, и вполне добротным, но не звездного класса лентам, и откровенно масс-халтурным поделкам категории «Б». Главное, что их объединяет— это «жанровые» фильмы 93-го и 94-го годов выпуска, имеющиеся сейчас в продаже и видеопрокате.
Поклонникам кинофантастики наверняка известен американский режиссер малобюджетного кино Альберт Пьюн — на его счету такие ленты, как «Кукольный полицейский», «Инопланетянка из Лос-Анджелеса», в также небезызвестный «Киборг». Последний благодаря участию Жана-Клода Ван Дамма, который тогда, в 1989 году, только начинал свою карьеру в кинематографе, приобрел у наших видеоманов почти культовый статус, но лично у меня вызвал жестокий приступ мигрени. Визитная карточка Пьюна — динамичный мордобой на фоне недорогого, но зрелищного фантастического антуража плюс шизофренический сюжет и практически полное отсутствие логики и того, что принято называть драматургией. Впрочем, это уже достижение — у него есть собственное лицо! В последние год-два Пьюн выпустил еще два фильма, продемонстрировавшие некоторый рост его небогатых способностей. Во всяком случае, эти ленты можно смотреть, не впадая в кому. В фильме «NEMESIS» («Немезида», 1993) Тим Томерсон, еще одна звезда малобюджетного кино, сверкнувшая в сериале Чарльза Бэнда «Трансеры», играет крутого полицейского-полукиборга из 2027 года, волею судьбы и непосредственного начальстве вовлеченного в заговор. Смысл заговора, естественно, в том, что киборги хотят захватить власть. Тем не менее, несмотря на все свои железяки, полицейский чувствует себя человеком, поэтому грудью ложится на амбразуру, дабы преградить путь научно-техническому прогрессу. И это ему, кажется, удается. Картина отличается неплохим драйвом и тем, что ее автор — не без потерь, разумеется, — ухитрился поставить себе на службу некоторые находки современной фантастики.
Другой фильм, «KNIGHTS» («Рыцари», 1994), можно назвать, наверное, самым «авторским» созданием Пьюна — в нем он, ко всему прочему, выступает еще и в роли сценариста. В фильме показывается, что могло бы случиться, если бы киборги и в самом деле одержали верх. То есть автор пробует себя в жанре «антиутопии»: везде разруха и запустение, немногие уцелевшие люди кочуют по полупустыням, скрываясь от охотящихся на них шаек киборгов, которые зачем-то пьют из них кровь. Главная героиня, которую играет Кэти Лонг, безуспешно пытается найти своего брата, пропавшего много лет назад во время одного из таких набегов. По пути она встречает еще одного киборга, которого, по замыслу режиссера, следует считать хорошим — заложенная в него программа принуждает его бороться со своими собратьями не покладая рук (и ног). «Положительный герой» обучает героиню боевым искусствам (эти кадры при некотором желании можно рассматривать и как пародию на первого «Горца»), что ей впоследствии весьма пригождается. Впрочем, финал фильма выглядит хэппи-эндом лишь наполовину — ясно, что режиссер намеренно оставляет простор для последующих сиквелов. Остается добавить, что в фильме снимались на удивление хорошие актеры: героя-киборга играет постаревший, но все еще заводной Крис Кристофферсон, а главного киборга-злодея — неподражаемый Лэнс Хенриксен.
Вообще, тема киборгов в западном кино сейчас одна из самых популярных. Очередной образчик этой кинопродукции — «CYBORG 2: THE GLASS SHADOW» («Киборг-2: Стеклянная тень», 1993). Прямым сиквелом первого, пьюновского, «Киборга» этот фильм не является. И режиссер другой, Майкл Шредер, и студия иная, и никакого тебе красавца Ван Дамма. Собственно говоря, единственное, что связывает оба фильма — это их названия, а также пара мимолетных цитат из первой картины. Во втором фильме нет никакой катастрофы, чумы и тому подобных страстей, а есть довольно мрачное постиндустриальное общество 2074 года. Могущественная американская корпорация «Пинвил» желает ликвидировать руководство своего основного конкурента — японской корпорации «Кобаяши Электроникс». Для этой цели разработан проект «Стеклянная тень».
Так называется жидкая взрывчатке — ее вводят в организм киборга и в нужный момент детонируют. Однако женщина-киборг, которая должна была осуществить эту акцию (Анджелина Джоли), сбегает из штаб-квартиры «Пинвила» вместе с инструктором по боевым искусствам (Элиас Котеас). После чего в течение всего фильма они скитаются по задворкам мегалополиса, пытаясь уйти от посланных по их следу наемных убийц. Жанр фильма можно определить как футуристический боевик с элементами мелодрамы. Сюжет, однако, проследить довольно сложно, тем более что он отягощен псевдорелигиозными мотивами.
Кстати, о Ван Дамме. Если помните, первым крупнобюджетным фильмом, в котором он снялся, был «Универсальный солдат» — довольно забавный парафраз на тему «Терминатора». И вот теперь, после нескольких коммерчески успешных боевиков, не имеющих никакого отношения к НФ, он вновь вернулся в жанровый кинематограф. В 1994 году на экраны вышло два фильма с его участием. Первый, «ТIМЕСОР», снял режиссер Питер Хайамс, известный поклонникам кинофантастики по таким масштабным картинам, как «Козерог-1» (1978), «Внеземелье» (1982) и «2010» (1984). Название последнего фильма Хайамса наши видеотолмачи перевели как «Патруль времени», что перекликается с известным циклом Пола Андерсона, никакого отношения к этому фильму не имеющего. Основная интрига фильма — борьба между добросовестным сотрудником Агентства по охране времени (Ван Дамм) и курирующим это Агентство сенатором (Рон Силвер), который любыми средствами добивается президентского кресла — только десятилетием ранее, когда машины времени еще не существовало. В качестве боевика фильм, наверное, может представлять ценность для любителей сногсшибательных ощущений. Но как научная фантастика… Один дотошный критик насчитал около 30 проколов и неувязок в кинотрилогии Роберта Земекиса «Назад в будущее». Если бы в качестве исходного материала он выбрал фильм Хайамса, цифра была бы куда больше.
А тем временем выходит на экраны еще один фильм с Ван Даммом — «STREETRGHTER» («Уличный боец», 1994) — режиссерский дебют известного сценариста Стивена Де Соузы. Этот фильм любопытен тем, что, во-первых, является киноверсией популярной компьютерной игры, а во-вторых, в роли главного противника Ван Дамма снялся недавно умерший актер Рауль Хулиа, нашим зрителям известный прежде всего по двум сериям «Семейки Аддамсов»
Американцы вообще любят тащить в кино все, что завоевало популярность в других видах искусства. Та же «Семейка Аддамсов», например, — это экранизация известного комикса художника Чарльза Адамса. В том же жанре сняты и оба «Бэтмэна» режиссера Тима Бертона, и «Дик Трейси» Уоррена Битти, а если вспомнить более ранние времена — все четыре «Супермена». Последний образчик этого жанра, снятый по комиксу Джеймса О’Бэрра, представил на суд зрителей режиссер Алекс Пройяс — это фильм «THE CROW» («Ворон», 1994). О «Вороне» в последнее время писали много, но не столько из-за его художественных достоинств, сколько потому, что во время съемок погиб исполнитель главной роли Брэндон Ли — сын знаменитого актера и мастера восточных единоборств Брюса Ли. Действительно, в смерти и отца, и сына есть немало странных совпадений, а уж если добавить, что по своему жанру «Ворон» — мистический боевик, в котором герой Ли встает из могилы, чтобы отомстить шайке подонков, убивших его и его подругу за день до свадьбы, то результат получается довольно устрашающий Неудивительно, что режиссер целый год продержал на полке отснятый материал, и лишь затем, собравшись с духом, доснял остальное, воспользовавшись услугами дублера и возможностями новейшей компьютерной техники.
Впрочем, есть у фильма достоинства и с художественной точки зрения. Режиссер уделил много внимания визуальной стороне картины: неожиданные ракурсы, рубленый монтаж, искаженные, плывущие кадры — все это создает мрачный образ грязного ночного города, прибежища бандитов, проституток и скупщиков краденого, по которому сквозь бесконечный дождь движется таинственная фигура мстителя с лицом, размалеванным под паяца, с вороном на плече. Он находит и убивает врагов, спасает друзей, а затем, когда миссия его исполнена, возвращается обратное могилу… Остается добавить, что сценарий к фильму написали известные фантасты нового поколения Дэвид Дж. Шоу и Джон Ширли.
Еще более оригинальным образчиком жанра, которому пока не найдено названия, является фильм, ставший одним из чемпионов проката 1994 года. Речь о комедии «THE FLINTSTONES» («Флинстоны») — киноверсии веселого телевизионного мультсериала о весьма своеобразной семейке из псевдокаменного века. Образ жизни этих людей, вещи, которые их окружают (машины, телефоны, телевизоры), — все как у нес, вот только сделаны они из дерева и камня. Плюс динозавры, птеродактили и прочие привлекательные зверюги. Снял фильм режиссер Брайан Левант, известный по комедии «Бетховен»; продюсером выступил Стивен Спилберг; одним из сценаристов был уже упоминавшийся Де Соуза; в главных и второстепенных ролях появилось целое созвездие прекрасных актеров — Джон Гудмен, Рик Моранис, Элизабет Перкинс, Кайл Маклахлен, Халле Берри и даже Элизабет Тейлор. И все же фильм получился пресный: слишком много дидактики и масса ситуаций, которые решаются в соответствии с точным прогнозом зрителя. «Вытягивают» ленту первоклассные спецэффекты, декорации и антураж.
Еще одно любимое занятие американских кинодеятелей — снимать сиквелы и римейки. К числу последних относится фильм Кристофера Геста «ATTACK OF THE 50 FT. WOMAN» («Нападение 50-футовой женщины», 1993). Фильм 1957 года, послуживший ему основой, среди знатоков старой кинофантастики котируется весьма невысоко — максимум на одну звездочку из пяти. Неудивительно, что римейк Геста намного превосходит оригинал. Во всяком случае — по спецэффектам. Например, когда главная героиня (Дэрил Ханна), повстречавшись с летающей тарелкой, вырастает вдруг до двадцати метров, ее общение с нормальными людьми — с технической точки зрения — снято почти без стыков. Но вот что касается сюжета и интриги… В этом плане римейк, судя по всему, не намного умнее оригинала. К тому же нельзя не заметить навязчивые феминистские мотивы, которые 40 лет назад, наверное, были не столь очевидны.
Из фантастических триллеров, появившихся на видеорынке, заслуживает внимания довольно скромный фильм Джона Лафии под названием «MAN’S BEST FRIEND» («Лучший друг человека», 1993). Вроде и тема его не нова, и сюжетная схема апробирована неоднократно, а все же что-то такое в этом фильме есть. Короче, некая настырная тележурналистка (Элли Шиди) в поисках сенсации проникает ночью а секретную лабораторию ученого-маньяка (Лэнс Хенриксен), который проводит опыты с животными. Здесь она выпускает из клетки большого и вроде бы добродушного пса по кличке Макс, не подозревая, что это экспериментальное существо, созданное при помощи генной инженерии, которое обладает способностями более двухсот видов животных, зачатками разума, а главное — вовсе не «лучший друг человека». Журналистка берет Макса к себе домой, что, как и следует ожидать, приводит к целому ряду трагических происшествий. Однако более кровавых сцен, которыми изобилует фильм, зрителя заинтересуют американские нравы: журналист, чьи безответственные и преступные действия привели к смерти многих людей, не только остается на свободе, но и, судя по всему, не испытывает особых угрызений совести. Видимо, такой сюжет должен приободрить других борцов за свободу животных.
Последний фильм, о котором я хочу упомянуть в этом обзоре? снят в очень редком, практически уникальном для кинематографа жанре альтернативно-исторической фантастики. Фильм Кристофера Менола «FATHERLAND» («Фатерлянд», 1994) представляет собой экранизацию нашумевшего романа Роберта Харриса, вышедшего недавно и на русском языке а серии «Мировой бестселлер» издательства «Новости». Сюжетный ход, использованный в романе и практически один к одному перенесенный на экран, для этого литературного жанра не является новинкой — в западной фантастике его использовал еще Филип Дик а романе «Человек в Высоком Замке». Увы, роману Харриса недостает ни философской глубины Дика, ни сюжетной изобретательности иных авторов. Его книга — стандартный американский боевик, в меру «формульный», в меру «сенсационный». Вторая мировая война закончилась победой Германии. Великобритания пала, русские оттеснены за Урал, а Америка, прекратив активные военные действия в Европе и продемонстрировав нацистам возможности ядерного оружия, опустила «железный занавес». Наступил этап «холодной войны». Все это показывается в начале фильма в виде умело смонтированной кинохроники. Действие картины происходите начале 60-х годов, когда внешне могущественный, но на самом деле обветшавший нацистский режим пытается найти выход из тупика, в котором он оказался в результате гонки вооружений. Единственный выход — заключить договор с Америкой и перейти к «разрядке напряженности». И вот — накануне визита в Берлин американского президента Кеннеди (Джозефа, а не Джона) — сюда впервые за несколько десятилетий прибывает группа американских журналистов. Тут-то и начинаются основные события Главные герои фильма — американская журналистка (Миранда Ричардсон) и ведущий расследование убийства отставного нацистского сановника офицер СС (Рутгер Хауэр) — соприкасаются с некоей тайной, которая, если она станет достоянием гласности, может оказаться непреодолимым препятствием на пути к «разрядке». Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что тайна эта связана с судьбой немецких евреев, которые, по официальной версии, после войны были поголовно переселены на Украину, где мирно живут до сих пор, вот только не отвечают почему-то на письма зарубежных родственников. Об остальном, полагаю, дога-деться нетрудно. Не могу отделаться от ощущения, что этот фильм, несмотря на некоторые, действительно удачные моменты, а целом — откровенная спекуляция на весьма популярной нынче теме.
Такое вот «величайшее из всех искусств» — на любой вкус.