Через долю секунды уродливая голова уже обнюхивала место, где только что сидели мы с Эльзой. Медведка нас, может, и не съела бы, но раздавила — это точно. Максим разрядил в чудовище всю обойму, превратив его голову в лохмотья. Но у насекомых основное значение имеет не головной, а спинной мозг. Тело еще продолжало совершать конвульсивные движения, пока не запуталось в стеблях ползучего лютика. Убедившись, что самое страшное позади, я передал обморочную Эльзу ее приятелю и побежал в сторону острого каменного уступа. Найдя в камнях пузатую оранжевую тумбу, я со злостью ударил ногой по педали.
— Ты что там, заснул?! — заорал я в микрофон. — Ты знаешь, что мы едва не отправились на тот свет?
— Но ведь не отправились, — трусовато возразил Лexa. — Ведь обошлось…
— Я тебе устрою «обошлось»! Тебя зачем туда посадили? Спать?
— Я не спал. Ток у меня обрубили.
— Ладно, Леха, — процедил я. — После поговорим.
Подопечных я застал в состоянии полного морального упадка. Максим что-то доказывал подруге, но та лишь хныкала и однообразно повторяла:
— Не хочу… Хочу домой…
Настроение было испорчено. Обратно возвращались молча. Я предложил было пройти по следу серого слизня, но Эльза лишь застонала в ответ. Без единого слова я развез клиентов по боксам. Перед трансформацией я решил связаться с Лехой.
— Представляю, что будет, если они нажалуются Пупсу, — произнес я в микрофон. — Ведь еще и деньги придется возвращать.
— Да не… — без особой надежды проговорил Леха. — Для них это мелочь.
— Вообще-то парню приключения должно были понравиться. Просто с девкой ему не повезло.
— Слушай, Алик, — я услышал, как Леха зевнул. — Я посплю, пока работает преобразователь. Когда все закончится, вы меня разбудите.
— Ну спи, спи… — и я отправился в свой бокс, чтобы предаться действию усыпляющего газа.
Сон окончился, я сладко потянулся и, не открывая глаз, выставил вперед руки, чтобы распахнуть стеклянную крышку бокса. Однако ладони мои провалились в пустоту.
Пришлось открыть глаза. Меня окружала бескрайняя пористая поверхность поглотителя. Я вскочил.
Либо я пробудился раньше времени, либо… И тут я понял, что преобразователь не работает. Поверхность поглотителя была холодной.
Наконец я взглянул на контрольную панель на стене. На ней горели две большие желтые лампы и три нуля на табло — это был сигнал готовности. Неужели Леша забыл включить аппаратуру?!
Я прыгнул в комбинезон и побежал к машине — нужно было узнать, что с моими подопечными. Я быстро убедился, что у Максима та же история: он сидел посреди контейнера, расставив ноги, и остерегался предпринимать какие-либо действия.
— Ну? — спросил он.
Я, как мог, успокоил его и предложил доехать до Эльзы. Ему оставалось только согласиться. Девушка, слава Богу, еще спала.
— Сиди рядом, — сказал я Максиму. — Я подъеду к аппаратной и посмотрю, что там с Лехой.
В аппаратную вел особый стеклянный тоннель. Его использовали для подгонки запасных машин и других экстренных ситуаций. Я не сбавляя скорости промчался по нему, резко затормозил и приставил лицо к прозрачным стенам.
Меня прошиб озноб. Леша безмятежно дрых на банкетке.
Стараясь не думать, чем может обернуться вся эта история, я вскочил в машину и полетел обратно.
Эльза уже проснулась. Она была на удивление тиха.
— Что? — спросил Максим.
— Плохо, — ответил я.
Мне предстояло открыть им одну вещь, которая держалась сотрудниками фирмы в строгой тайне. Обстоятельства вынуждали меня быть честным. Но прежде следовало выяснить, сколько времени осталось у нас в запасе. Я нашел часы на стене и убедился, что они показывают 1 час 14 минут. Это была, мягко говоря, туфта — на улице еще не начинало темнеть. Но что это значило? Выходит, электричество отключалось еще раз, и часы обнулились. А с ними — и вся аппаратура. Компьютеры надежны, когда рядом с ними надежные люди, а не такие, как Леха. Пупс давно и с радостью уволил бы его, но Леха заменял собой целую ремонтно-эксплуатационную бригаду.
— Слушайте меня, девочки-мальчики, — наконец решился я, — сколько мы с вами гуляли по минитрону? Час, не больше, так? Плюс час с небольшим мы провалялись под наркозом в боксах. Итого, скажем, два с половиной часа…
— Мы тоже умеем считать, — нетерпеливо заметил Максим. — Дальше что?
— А дальше то, что до темноты мы должны вернуться в исходное состояние. Любой ценой, ясно? На все у нас три-четыре часа. До утра здесь не появится ни один человек.
— Нас кто-то может поймать в темноте? — спросила Эльза.
— Нет, никто нас не поймает.
— Но тогда ведь мы можем переночевать и здесь. А завтра пусть нас вырастят обратно.
— Нельзя нам здесь ночевать!
— Да не тяни ты, говори! — обозленно рявкнул Максим.
— Через пять или шесть часов начнутся необратимые процессы в наших организмах. И когда нас увеличат, мы в лучшем случае останемся на всю жизнь тяжелобольными людьми. Если, конечно, выживем.
— Мы навсегда останемся маленькими? — проговорила Эльза, которая, похоже, плохо следила за моими мыслями.
— Нет, не останемся. Дело в том, что принцип действия аппарата Меньшикова строится на отсечении молекулярной структуры и поглощении лишней влаги. Некоторые молекулы содержат всю информацию о развитии организма. С отсечением молекулярного вещества отсекается и информация. Организм развивается каждую минуту, и, если он не получает этой информации, наступает сбой в развитии. Это допустимо в пределах восьми — десяти часов, но не более.
— Алик, — спросила девушка, — что же нам делать?
Я перевел дыхание.
— Мы не сможем сами включить аппаратуру. Нужно будить Лexy.
— Как?
Я встал, подошел к машине.
— Поехали.
По дороге я объяснил, что Леха спит на скамейке в полуметре от пола. Достать его будет очень сложно, но нужно что-то придумать.
— А если стрелять? — предложил Максим.
— Не пойдет. Если даже он что-то почувствует, то вскочит, начнет прыгать по комнате, передавит нас. Но вряд ли наше оружие способно разбудить его.
Эльза молча наблюдала за нами сквозь полуприкрытые веки. Потом спросила:
— А от чего он вообще может проснуться?
— От хорошего пинка, — ответил я. — Но иногда и от громкого звука.
— Ясно…
Я удивлялся выдержке, с которой держится эта капризная девчонка. Видимо, она еще не поняла, насколько все серьезно.
А может, чрезвычайные обстоятельства пробудили в ней другого человека.
Стеклянная труба располагалась для нас очень удачно: выпускной клапан находился на уровне пола. Мы выбрались через него вместе с машиной и оказались на желтом линолеуме.
— Ну и грязища, — подивился Максим. — Здесь что, никогда не убирают?
— Убирают, — оскорбленно ответил я. — Но влажная уборка — это еще не стерилизация, пойми.
— Это и есть ваш Леха? — спросила Эльза, указывая на исполинский ботинок, торчащий над краем скамейки.
— Он…
Девушка внимательно осмотрела заставленную приборами комнату.
— Алик, только ты знаешь, что здесь можно заставить громко звучать.
— Радио! — обрадовался Максим.
Я выразительно посмотрел на него. Но он и сам уже понял, что погорячился — радиоприемник висел на стене в двух метрах от пола.
— Может, как-нибудь залезть на стол, — размышляла Эльза, — и свалить с него что-нибудь тяжелое?
— Как-нибудь залезть? — переспросил я.
Мы не спеша прогуливались взад и вперед.
Я уже начал склоняться к мысли, что действительно придется стрелять в Леху.
— Тут какая-то щель, — вдруг сообщила девушка. — Похоже, вход в другое помещение. Давайте посмотрим.
Мы проползли в заросшее грязью отверстие и оказались в просторной комнате, заставленной конторскими столами.
— Это офис другой фирмы, — объяснил я. — Они занимают смежное помещение. Торгуют, кажется, лесом.
— Это очень здорово, что они торгуют лесом, — язвительно сказал Максим. — Для нас это просто спасение.
— Не надо нервничать, — сказала Эльза. Она смотрела куда-то вверх, заложив руки за спину. Потом она позвала меня.
— Алик, там, в аппаратной, есть телефон?
— Есть, а что?
— Видишь, со стола свисает провод? Это, видимо, кнопочный телефон. Мы можем позвонить твоему Лехе.
— Да? И как ты собираешься поднять трубочку?
— Ее и не обязательно поднимать. По-моему, это стандартный офисный «Панасоник» со встроенным громкоговорителем и микрофоном. Достаточно нажать кнопку…
Максим посмотрел на подругу несколько удивленно, а я спросил:
— Но как же мы залезем на стол?
Из приоткрытой форточки подул ветерок, качнув занавеску.
— Занавеска! — заорал Максим. — Она как веревочная лестница!
— Наверх! — скомандовал я, и мы начали карабкаться, подобно паукам.
Наш радостный задор иссяк после того как мы проползли первые два десятка сантиметров. Мышцы начали ныть, дыхание участилось, а на пальцах обозначились признаки мозолей. Я посмотрел вниз — высота была уже, по нашим меркам, приличной. Мы смогли отдохнуть, лишь преодолев три четверти пути. Здесь штора ниспадала на радиатор отопления, и на его уступе мы посидели несколько минут.
— Время, — напомнил я, и мы возобновили путь. Дальше стало легче — занавеска шла под уклон.
Ни одному спортсмену-альпинисту не дано понять того блаженства, которое испытали мы, взобравшись на лакированную поверхность стола. Мы стояла, обводя друг друга победными взглядами, тяжело дышали и не могли вымолвить ни слова.
Как ни странно, первой пришла в себя Эльза.
— Быстрее, — сказала она, поворачиваясь к телефону. — Какой там номер, в этой вашей комнате?
— Номер? Э-ээ… Сейчас… — я наморщил лоб.
И тут меня как будто пронзило током. Это было настолько страшно, что у меня едва не подкосились ноги.
— Там нет телефона, — выдавил я.
— Что? — они повернулись ко мне.
Эта беда случилась только вчера. В аппаратную заглянул Пупс. Он залетел туда всего на минуту за какой-то