Это он-то — «сэр»?
— Вишневая кока есть? — спросил он с обреченным вздохом.
— Вишневая кока? — Она расслабилась и даже выдавила улыбку. — Есть. Бокал?
— Мне бы пол-литра, но у вас наверняка нет такой посуды. Давайте бокал.
— Конечно. — Она уже повернулась к крану, но в следующую секунду заколебалась. Сперва надо было задать ему важный вопрос, только она сомневалась, как это у нее получится. Сделав над собой усилие, она спросила: — А деньги у вас есть?
— Деньги, деньги… — Кипяток наморщил лоб, изображая философа, погрузившегося в раздумья. — Сейчас посмотрим, как у нас с деньгами.
Он запустил руку в карман и стал выкладывать на прилавок содержимое: ключ, крохотный, но покрытый воинственной инкрустацией перочинный ножик, при виде которого официантка сделала большие глаза, несколько пенсов, пару двадцатипятицентовиков, мексиканскую монету достоинством в пятьдесят сентаво и клок свалявшейся серой ваты. Он подвинул монеты к краю прилавка.
— Этого мало, — неуверенно пискнула она.
— Мало? Погодите-ка… — Кипяток сделал вид, будто ощупывает задние карманы штанов. — Где-то тут у меня завалялась платиновая кредитная карточка. Может, поищем вместе?
Предложение заставило ее отшатнуться.
— Держите. — Он подал ей карточку. Она приняла ее боязливо, как заразную, и прочла:
— «Предъявитель сего не является осужденным правонарушителем или ливийским террористом, не болен СПИДом и иными экзотическими болезнями. Он не страдает немотой и не клянчит денег».
Девушка читала медленно, однако тупицей не была. Более того, она обладала чувством юмора, хотя прежде тщательно это скрывала. Отдавая ему карточку, она улыбнулась. К ее удивлению, он уже протягивал ей доллар.
— Угощаю.
— Очень жаль. — Она взяла бумажку. — Нам не разрешается пить и есть в присутствии посетителей.
— Разумно. А вдруг перепьете коки и разнесете заведение в клочья.
На сей раз ее улыбка получилась менее натянутой. Она даже пододвинулась к нему поближе.
— А вообще-то, как тебя зовут?
— Ты не удивишься, если узнаешь, что меня зовут «Вообще-то»?
Она нацедила ему коки, дважды слив пену, чтобы вышла полноценная порция, и, не спрашивая, положила в стакан соломинку. Он убрал соломинку, всласть глотнул холодной коки и сказал, хрустя льдинками:
— Меня зовут Кипяток.
— Забавное имя.
— Я вообще забавный. — Он налег на прилавок. — Хочешь увидеть, до какой степени?
Она не обратила внимания на вызов, а, подняв глаза, сообщила:
— Мне нравится твоя прическа.
— Спасибо. Почему бы и тебе не устроить себе такую же?
— Мне? — Она потрогала свои локоны. — Нет уж, уволь.
— Почему?
— Хотя бы потому, что мои родители упали бы замертво.
— Извини. Но я еще ни разу не видел документа, удостоверяющего смерть хотя бы одного родителя из-за прически отпрыска.
— Ну, я…
— Вали отсюда, падаль!
Обернувшись, Кипяток узрел рослого мускулистого парня чуть постарше его. Тщательно его оглядев, он проговорил:
— Давай разберемся со всеми значениями употребленного тобой глагола. — Он крутанулся #а табурете и глотнул колы. — Тут ведь не счесть вариантов. Если я, скажем, не отвалю, ты мне навалишь?
— Ага. Напрашиваешься?
Кипяток исхитрился подмигнуть девушке. Та уловила шутку и давилась, чтобы не засмеяться. Мускулистый, наморщив лоб, переводил взгляд с Кипятка на нее.
— Пошутить захотелось?
— Что этого сегодня все словно с ума посходили? — Кипяток старался не смотреть ни на него, ни на официантку. — Весь мир решил, что я настроен шутить. Я напрягаю извилины в попытках выявления присущих нашему общественно-культурному устройству противоречий, а все почему-то вбили себе в голову, что я ломаю комедию. Кое-кому недостает логики. Но о прямоходящем колбасном батоне этого не скажешь: вот кто олицетворение несокрушимой логики! — Он торжествующе оглянулся на девушку. — Неужели никому из вас никогда не казалось, что остальной мир — это электрический кофейник, работающий от переменного тока, а сами вы — постоянный ток?
Ему на плечо легла тяжелая рука.
— Повторяю: проваливай. Нам здесь такие, как ты, не нужны.
— Такие, как я? — Кипяток напрягся, опасливо поглядывая на широкую пятерню у себя на плече, но остался сидеть. — А какие, собственно?
— Всякие бродяги, подонки, панки!
— Наконец-то вы дали мне определение, сэр. Я готов отзываться на третье. Что касается первых двух, то, боюсь, вы попали пальцем в небо. Ну да ничего: вы явно не обладаете дипломом по социологии, поэтому мы делаем для вас скидку.
С девятнадцатой дорожки раздались нетерпеливые крики. Высокий крикнул в ответ:
— Минутку! — Грозно посмотрев на Кипятка, он изрек: — Проваливай немедленно, пока я не разозлился! Из-за тебя игра стоит.
— Да что вы! У меня и в мыслях не было лишать вас ежевечернего интеллектуального развлечения.
Оглянувшись, он заметил двоих партнеров непрошенного собеседника, поднимающихся по лестнице. Одержав одну победу, хотя бы семантического свойства, а также сумев произвести впечатление на симпатичную девушку, он готов был ретироваться. Допив коку, он сполз с табурета, выскользнул из-под тяжкой длани игрока в кегли и без нужды подтянул штаны.
— Повезло тебе, поганый мешок с мусором, — проворчал игрок.
— Согласен, — бросил Кипяток через плечо. — Насколько я понимаю, мне довелось познакомиться с истинным знатоком мусора. Не сомневаюсь, что вы с первого взгляда умеете отличать поганый мусор от непоганого и нередко предаетесь этому изысканному занятию.
— Вшивый панк! — прорычал противник, прибегнув к сильнейшему оскорблению из своего словесного арсенала.
Кипяток уже собирался сопроводить отступление парочкой отборных замечаний касательно анатомии обладателя тяжелой ладони, но решил, что расстояние до выхода еще слишком велико, чтобы рисковать. Среди его приятелей имелись лица с мазохистскими наклонностями, но лично он не числил телесные повреждения среди главных жизненных удовольствий.
Он уже преодолел половину пути, для чего отважно пересек почти все помещение, когда его внимание привлек некто из зрительских кресел. Некто был на год старше Кипятка, гораздо выше ростом, облачен в аккуратные брючки и рубашечку из хлопка. Его волосы светло-песочного оттенка были гладко зачесаны назад, только на лоб свисало несколько прядей. На спинке соседнего пустующего кресла висела его светло-голубая курточка. На колене он держал дощечку с зажимом, полным бумаги, и что-то ожесточенно строчил дешевой шариковой ручкой. Время от времени он поднимал глаза на игроков, а потом опять принимался за писанину.
Кипяток узнал его, хотя и не понял, как он оказался здесь в такое время. Мысль, что он ведет счет в одном из матчей по боулингу, Кипяток отмел с порога.
Оглянувшись через плечо, Кипяток удостоверился, что мастодонт, ошивавшийся перед этим у буфетной стойки, присоединился к своим партнерам. Другой игрок сложил руки у рта рупором и протрубил:
— Эй, парень, почему бы тебе не вернуться в лес к остальным зверушкам?
— Хотел бы, да не могу! — крикнул Кипяток в ответ. — Ты и твои дружки уже перестреляли всех до одного!
Мастодонт и его приятели ответили на эти слова не злобными выкриками, а смехом.
Что за скопище кретинов! Полагают, что массовое уничтожение всего живого — забавное явление. Любого из них легко было представить в военной форме, со смехом нажимающим кнопку пуска ядерных ракет.
Короткий, но громогласный обмен репликами отвлек пишущего от его занятия. Он поднял глаза, заметил Кипятка и тут же отвернулся, еще ниже склонившись над бумажками.
Кипяток приблизился к нему, качая головой.
— Ничего не выйдет: я тебя уже засек. Ты опознан.
— Засек так засек. — Парень с бумажками выпрямил спину. — А теперь ступай подобру-поздорову.
— Ты что? — Кипяток повысил голос, чтобы его могли услышать ближайшие игроки. — Где твое дружелюбие?
Двое играющих обернулись на его голос.
— Ладно, ладно, — уступил Кервин. — Присядь, если хочешь, только не ори.
— Не орать? Мне? — Кипяток плюхнулся на пластмассовое сиденье напротив и закинул ноги на спинку кресла следующего ряда, загородив от себя маленькую табличку, гласившую: «Просьба не класть ноги на спинки сидений».
— От кого ты тут прячешься — от мамочки или от папочки? — Не Дождавшись ответа, Кипяток спустил ноги на пол и попытался прочесть убористый текст на страничке. — Сейчас догадаюсь: ты изучаешь физику метания шаров.
— Не совсем.
— Знаешь, — небрежно бросил Кипяток, не обращая внимания на то, что голос заглушают аплодисменты удачливому игроку и огорченный вой команды противников, — если бы ты нацепил очки, то выглядел бы настолько стандартно, что при виде тебя любого нормального человека обязательно стошнило бы.
— Зато ты словно сошел с обложки глянцевого журнальчика.
— Вообще-то я должен был красоваться на развороте очередного номера «Плейгерл», но меня хватило только на одну страничку, поэтому мою фотографию использовали для рекламы водки: всякие серебряные «роллс-ройсы», дамочки в черных атласных платьях, парочка волкодавов, присевших у моих ног.
— Чем ты сегодня обкололся, Кипяток? — устало осведомился Кервин.
— Только что, — важно ответствовал Кипяток, — я выпил до дна целую порцию вишневой коки. Ибо «Рыболовный крючок» закрыт по соображениям санитарии.
— Их вообще пора отдать под суд.
— Узнаю старину Кервина! Знакомое благородство и готовность понять ближнего. По крайней мере, я не торчу здесь и не строчу всякую муру. Ты-то что можешь сказать в свое оправдание?
Кервин предпринимал героические, но безуспешные попытки заслонить написанное от взора Кипятка.
— Ничего. Просто убиваю время.
— Ну, конечно! Лучшего места не придумаешь! — Кипяток поднял обе руки. — Я верю каждому твоему слову. Я видел, что ты строчишь, как сумасшедший, но это вовсе не значит, что ты пишешь о чем-то конкретном. Или, может, мы занимаемся одним и тем же, только заходим с противоположных концов: я выставляю себя на обозрение, а ты обозреваешь?