С самого начала в движении выделилась связка бесспорных лидеров — Жан-Пьер Андревон и Филипп Кюрваль.
Андревон писал как фантастику отвлеченно-сюрреалистическую, так и предельно политизированную. Примером первой может служить роман «Пустыня мира» (1977), вызывающий ассоциации и с фармеровской серией о Мире Реки, и с классическим рассказом Фредерика Пола «Туннель под миром». Герой романа осознает, что «реальность», в которой он очнулся после смерти, всего лишь иллюзия, созданная инопланетянами для углубленного изучения проблем бессмертия и психологии пережившего смерть и воскрешение. А примером второй — роман «Проделки хорька в курятнике» (1984), где в результате общенациональной лотереи (дело происходит во Франции ближайшего будущего) определяются «лишние» граждане, подлежащие устранению, а убийцу нанимает правительство. Вообще, политических взглядов Андревон не скрывал, даже когда был лева-ком-ультра: в одном из его рассказов, «Время долгого сна», правительство готовит вслед за убийством Сартра и Годара физическое уничтожение всех «левых интеллигентов»…
Точно так же и Филипп Кюрваль (псевдоним Филиппа Тронша) может написать политическую эпатажную трилогию о ближайшем будущем Европы в духе известного апокалиптического «триптиха» Джона Браннера, или писателя вдруг потянет в дебри подсознания и солипсизма. И тогда на свет являются романы вроде «Песков Фалона» (1975) — сюрреалистической притчи о превращенной в тюрьму планете-океане (кстати, «Солярис» к тому времени уже был переведен на французский), или «Тайного лика желания» (1980), словно списанного у покойного Филипа Дика.
Явно творчеством последнего, до конца дней не устававшего тестировать реальность — насколько она реальна, не является ли всего лишь иллюзией восприятия? — навеян и роман-дебют другого способного автора, Пьера Пело (псевдоним Пьера Сюраня) «Горячечный цирк» (1977). Зато следующий, «Вечеринка в зародыше» (1977), это уже произведение совершенно самостоятельное и оригинальное. Пело описывает мир будущего, задыхающийся от перенаселения, поэтому супружеские пары имеют право всего на три попытки продолжить род. Самое, впрочем, интересное начинается на пятом месяце беременности, когда врачи задают вопрос эмбриону: желает ли он жить в кошмарном, программируемом мире?
Ну и, конечно, странно было бы, если б во французской «Новой Волне» второй темой после политики не значился секс.
Перефразируя наше эпохальное выражение, молодые французские бунтари могут с гордостью заявить: у них секса навалом. Причем фантастического! В качестве примера приведу еще один впечатляющий дебют — роман Франсиса Бертело «Черная линия Ориона» (1980), в котором вышедшее на космические просторы человечество уже полностью сексуально переориентировалось, иначе говоря, «поголубело» (речь идет, разумеется, не о релятивистском голубом смещении). Эротикой пронизано и творчество упоминавшегося Алана Доремье, который буквально заинтригован перспективой интимных взаимоотношений людей и инопланетян; назвать эти отношения «половыми» я не рискну, так как с «полами» у обитателей иных миров дело порой обстоит столь запутанно, что понять что-либо решительно невозможно!
А вообще-то поводов для веселья при чтении представителей французской «Новой Волны» маловато: все настолько черно, что жить не хочется. И не надо! — бодро поддакивают молодые авторы. Не случайно одна из программных книг еще одного адепта движения, Курта Штайнера (под этим псевдонимом, как и под своим именем, пишет Андре Рюллан), названа «Пособием для желающих научиться умирать». Подобных учителей в этой литературе также хватает с избытком — это Жак Стернберг, Стефан Вюль, Шарль Добжински, Серж Бруссоло и набирающий популярность год от года Антуан Володин (с ударением, естественно, на «и»)…
А вот чего во французской «Новой Волне» явный дефицит, так это, как ни странно для движения авангардистов, подлинной новизны.
Формалистические стилевые изыски? Это не диковина на родине «нового романа». Копание в расщепленном сознании и прочие психологические экзерсисы, быстро, впрочем, переходящие в физиологические? Да разве после Жана Жене и абсурдистской прозы местного читателя этим удивишь? «Подсознательные пейзажи» в духе сюрреализма? Тем более старо на родине идеолога и провозвестника сюрреализма Андре Бретона… Видимо, раньше критиков это ощутили молодые бунтари, оттого-то их ряды быстренько и без внутреннего сопротивления проделали любопытную эволюцию. От шумного enfant terrible — к благопристойному литературному «яппи», от экстравагантностей — к коммерческому «проходняку».
Таковы начинавший как отчаянный экспериментатор Мишель Жери, уже пользующийся устойчивой репутацией местного корифея, и более молодые Патрис Дювик и Жоэль Хюссен[18]. Последний, например, начинал как отчаянный политический радикал; однако, почувствовав вкус к гонорарам и тиражам (такие и не снились «революционерам»), он быстро переключился на конвейерную выпечку «медтриллеров» в духе Робина Кука и Майкла Крайтона — о кражах донорских органов, лан-демиях и прочем.
Короче, все напоминает уже известную нам историю взлета и падения самых разнообразных волн.
Что же мы имеем в итоге?
Как бы то ни было, французская научная фантастика существует и по-прежнему остается самой заметной в Европе. У себя на родине она литературной погоды не делает, в мир фантастики — а таковым, нравится это кому-то или нет, остается мир англоязычный, — если и выходит, то крайне редко. Как, впрочем, и к российскому читателю.
А теперь рассмотрим ситуацию на родине автора «Божественной комедии» — чем, кстати, не предтеча жанра! Та же ситуация, кстати, характерна и для всех остальных национальных НФ на континенте. Я вынужден обозревать их в одной главе, поскольку сам жанр в этих странах хиреет — по крайней мере, в его национальном исполнении.
Однако в Италии собственная научная фантастика не перевелась: есть авторы, есть критика, есть свои печатные органы. Как и в других странах, сами пишущие разбились на два отряда, весьма отличных друг от друга и вообще-то мало пересекающихся. С одной стороны, это те авторы, которых мы называем «писателями-фантастами», а противостоят им видные прозаики, которые обращаются к фантастике от случая к случаю.
Ясное дело, вторых знают во всем мире (в Европе, как минимум), а первые известны, в основном, лишь местному фэндому.
…Еще в те времена, когда у нас выпуск зарубежной фантастики «ан масс» был поручен издательству «Мир», в его недрах существовала неписаная разнарядка: выпустили американцев — хоть из-под земли, но достаньте авторов из соцлагеря, а также кого-нибудь из западных европейцев. Много пота это стоило редакторам, составителям, переводчикам: нужны были прежде всего вещи «проходные» (лишь во вторую очередь оценивался уровень), и в ту пору как раз итальянцы и служили своего рода палочкой-выручалочкой.
Лино Алдани, Сержо Туроне, Примо Леви, Джильда Муза, Анна Ринонаполи, Сандро Сандрелли, Эмио Донад-жо, Марко Дилиберто… Кто-нибудь из читателей со стажем вспомнит сейчас хотя бы один из их рассказов, составивших целых три полновесных «мировских» сборника?[19] Все — милые, часто остроумные, иногда парадоксальные, но двадцать лет минуло, и уже выветрилось из головы, о чем там шла речь. Многие из указанных авторов, насколько я могу судить, пишут в журналы фантастики и по сей день, однако, как и в большинстве европейских стран, известность итальянских писателей-фантастов не простирается за пределы Апеннин… А вот других итальянцев, иногда обращавшихся к фантастике, но, как правило, «ненаучной» — философской, сатирической, мистической, политической, — в Европе знают хорошо.
Если я назову три безусловных для истинных ценителей настоящей литературы фамилии: Кальвино, Буццати, Ландольфи, то станет ясно, о ком идет речь. Все трое обращались к фантастическим темам и сюжетам неоднократно, часто оставляя после своих набегов на территорию Страны Фантазии истинные шедевры, но их, конечно, в специализированных журналах «НФ» печатать никому в голову не приходило.
Мне известен еще автор, как минимум, двух сложнейших и интереснейших фантастических романов, «Чудеса Сатаны» (1966) и «Заоблачный замок» (1970). Это Уго Малагути. Однако в советское время романы у нас не перевели по великому множеству причин (проще, кажется, пересчитать, каких противопоказаний в них не было), а сейчас — кому это нужно? Хотя переводят же Борхеса, Виана… может быть, когда-нибудь дойдут руки и до Малагути.
И наконец, в 1980-х годах интерес к итальянской литературе — философской, детективной, исторической и отчасти фантастической — вспыхнул во всем мире, в основном, благодаря одному автору, произведшему фурор как среди интеллектуалов, так и среди массового читателя: Умберто Эко. И хотя потрясающий литературный дебют видного ученого, «Имя розы» (1980), формально к фантастике отношения не имеет, если не считать того, что само европейское Средневековье у Эко фантастично донельзя, то в следующем романе, «Маятник Фуко» (1988), мостиков к литературе, о которой мы говорим, уже более чем достаточно!
Но это, конечно, совсем не то, что местные фэны считают научной фантастикой…
А теперь вооружимся лупой и попытаемся разглядеть, что происходит в других странах Старого Света.
Увы, без нее никак не обойтись… Нет, конечно, написать обзор, скажем, фламандской фантастики или валлонской НФ — задача выполнимая. В каждой из европейских стран обязательно отыщется свой знаток, который уже учел всех и вся, насколько это вообще возможно. Внимательно прочитать его материалы, разобраться с транскрипцией голландских имен (Thijssen, Ruyslinck, Gijsen, Vermeulen…), заглянуть в имеющиеся справочники и энциклопедии — и готово!
Признаюсь, приступая к первому варианту обзора, я было двинулся по этой перспективной дорожке, да вовремя остановился. Как там у классиков: «Когда я увидел, что эта дорога меня приведет к океану смерти, я с пол-пути повернул обратно…» Скучно. Уныло.