Курсор
Британская премия по научной фантастике была вручена в Ливерпуле. Лучшим романом прошлого года назвали труд Кристофера Приста «Экстрема». Премию за рассказ получила Гвинетт Джоунс («La Cenerentola»). Джима Бернса признали лучшим художником за оформление обложек журнала «Интерзона».
Второй в «Плейбое». Интервью с Ником Перумовым в русской версии «Плейбоя» свидетельствует об интересе к фантастике в кругах, далеких от такого рода литературы. Дорогу фантастам в «Плейбой» проторил сам Б. Стругацкий, интервью с которым было опубликовано несколько лет назад.
Бумага все-таки не сдается в поединке между традиционными и современными носителями информации. Издательство TSR, специализирующееся на так называемых «книгах-играх», планирует выпуск новых книг по таким известным фантастическим компьютерным играм, как «StarCraft» и «Diablo». Тот факт, что прогноз относительно вытеснения книг компьютерными играми пока не оправдался, внушает слабый оптимизм по поводу книгоиздания в целом.
Плохие вести пришли из Красноярска. Местная администрация прекратила финансирование литературного журнала «День и ночь», в котором регулярно печатались российские фантасты К сожалению, местные власти недооценивают значение слова в предстоящих политических баталиях. Или переоценивают…
«Волнорез» — так условно называется новый роман известных киевских фантастов Сергея и Марины Дяченко, написанный в жанре реалистической фантастики. Роман должен выйти в свет уже в этом году.
Брэдбери недоволен Мэлом Гибсоном, команда которого сейчас работает над сценарием очередной киноверсии «451° по Фаренгейту». Сценарий переписывался уже 8 (восемь!) раз, однако Рэю Брэдбери, консультанту фильма, не был показан ни один из вариантов. Окольными путями писатель все-таки умудрился добыть сценарий и был неприятно поражен произведенными сюжетными изменениями и бедностью языка героев. В свете этих событий судьба экранизации знаменитого романа знаменитым актером остается неясной.
Очередное пополнение поступило в Зал Славы научной фантастики и фэнтези при Канзасском университете. На этот раз чести попасть туда были удостоены Рэй Брэдбери, Роберт Силверберг, Абрахам Меррит и Жюль Верн Включение в американские анналы неамериканца Жюля Верна оставляет надежду, что в следующем тысячелетии туда попадут И другие европейские авторы. Лем и Стругацкие, например.
Праздник соавторов устроили украинские писатели в Киеве. Точнее, «Праздник совместного творчества» — так называлось мероприятие, приуроченное к выходу романа «Рубеж», написанного сразу пятью авторами. Роман вышел коллекционным тиражом (500 экз), а в работе над ним приняли участие Г. Л. Олди (Харьков), А. Валентинов (Харьков), М и С Дяченко (Киев) Кроме украинцев на праздник были приглашены писатели из России, также когда-то имевшие соавторов, в частности А. Лазарчук и С. Логинов Видимо, с намеком, что негоже России отставать от соседей по количеству авторов на единицу книги!
Юбилейное вручение премий «Сатурн» состоялось 9 июня в Сенчур-сити (Калифорния) В 25-й раз премии вручались Киноакадемией НФ, фэнтези и хоррора. Лучшими фантастическими фильмами 1998 года были признаны «Армагеддон» и «Темный город». Лучшим фильмом в жанре фэнтези — «Шоу Трумена», в жанре хоррор— «Прилежный ученик», лучшим приключенческим фильмом — «Спасение рядового Райана». Лучший актер — Джеймс Вудс («Вампиры»), актриса — Дрю Берримор («Когда-нибудь потом»), режиссер — Майкл Бэй («Армагеддон»), сценарист — Эндрю Никкол («Шоу Трумена»). Что интересно, лучшим композитором был назван известный режиссер Джон Карпентер за музыку к собственному фильму «Вампиры Джона Карпентера». Лучшие спецэффекты — «Годзилла», лучшие телесериалы — «Вавилон-5» и «Секретные материалы»
Агентство F-пресс
Лаборатория
Кир БулычёвКак стать фантастом
На книгах знаменитого Кира Булычева выросло не одно поколение любителей фантастики. На книгах знаменитого Игоря Можейко выросло не одно поколение любителей истории. Он един в двух лицах. Предлагая вашему вниманию воспоминания московского писателя, мы надеемся, что у читателя составится более полное представление о том, как в России становятся фантастами. Или историками.
Вряд ли подобные мемуары появились бы на свет, если бы не настойчивость журнала «Если». Возможно, упорство главного редактора по выбиванию из Кира Булычева его воспоминаний объяснялось успехом «Комментариев к пройденному» Бориса Стругацкого, опубликованных в журнале.
Но Борис Стругацкий был в куда более выгодном, чем я, положении.
Не говоря уж о том, что он — культовая фигура (и для меня тоже), Борис Натанович имел соавтора в другом городе, регулярно с ним переписывался и не выбрасывал дурные отзывы о Стругацких, рожденные в тиши молодогвардейских кабинетов.
Честно говоря, читая главы из мемуаров Бориса Натановича, я на него немного обижался. В отличие от профессионального фэна, мне было интересно, как проходила жизнь Аркадия и Бориса, как они стали великими писателями, как влюблялись, как женились, как провели блокадные месяцы, как работали и с кем дружили.
Переписка по поводу того или иного произведения для меня — служебная часть мемуаров, как бы сноски, примечания курсивом в конце тома.
Многие выдающиеся писатели и деятели культуры оставили свои мемуары. Мы их читаем и радуемся возможности посплетничать с разрешения автора.
Это тем более интересно, если автор с детства догадался о своем предназначении и принялся вести дневник.
Из дневника следует, что с ранних лет автор встречался со своими будущими коллегами, и те поили мальчика чаем, а потом давали мудрые советы.
Что говорит неудачливый спортсмен, сбивший планку? Он утверждает, что и не собирался покорять два с половиной метра. А проходил мимо стадиона и случайно занес не туда ногу.
А что говорит любовник свой подруге: «Жена меня не понимает и никогда меня не привлекала».
Вот с точки зрения этих двух постулатов прошу рассматривать мою писательскую жизнь.
Во-первых, я не собирался становиться писателем и сейчас не хочу им быть. Просто проходил мимо стадиона и занес не туда ногу. А хотел я стать сначала художником, а потом палеонтологом.
Я даже образование получил не по вкусу. Собирался в геолого-разведочный, а поступил на переводческий. При условии, что в аттестате зрелости было только две тройки — по тригонометрии и по английскому.
Соответственно, я никогда не был знаком со старшими коллегами, и ни один писатель не поил чаем резвого мальчонку и не передавал мне лиру. Я и сейчас мало знаком с писателями.
Первая же рецензия, в которой говорилось обо мне и опубликованная по появлении моего второго или третьего опуса, сообщала, что я подавал надежды, но исписался, а все, что создал, украл у более достойных литераторов. Даже девочку Алису стащил у уважаемого Льюиса Кэрролла.
Я не могу написать мемуаров, потому что не знаю, о чем в них писать. В моей жизни ничего не происходило — она просто промчалась где-то рядом со мной, попыхивая дымом, как паровоз.
Так что мой опус, пожалуй, можно считать псевдомемуарами. Самого виновника торжества здесь не будет. Но я постараюсь рассказать об обстановке, родившей на свет и вырастившей плод, который почему-то принялся писать фантастические произведения.
В чем причина этого? В генетике? Или в роли окружающей среды? Как создавался социальный феномен Кира Булычева?
Ведь не зависимо от его объективной ценности как писателя, он есть порождение странных и разнообразных сил, схлестнувшихся на арене советской истории. Насколько эти силы сами по себе фантастичны? Насколько фантастичны их совокупности?
Пожалуй, только такая постановка вопроса может оправдать появление настоящих как-бы-мемуаров.
Напомню о втором выдвинутом мною постулате: о жене, которая меня якобы не понимает и не привлекает как женщина.
Моих книг не бывает в рейтинг-листах «Книжного обозрения», их нет и быть не должно в номинациях «Интерпресскона» или других конкурсов. Фэны не пишут мне писем и не устраивают клубов имени-памяти меня. Очень соблазнительно и утешительно в таком случае полагать, что меня не понимают читатели, что они плохо воспитаны, а критики Ковальчук и Арбитман — недобрые и злобные люди.
К сожалению, долго на такой гордой позиции не продержишься.
Я — представитель определенной категории массовой литературы, я даже не шестидесятник, а семидесятник (явление, в отличие от шестидесятничества, не воспетое и не исследованное). Кстати, именно на семидесятые и восьмидесятые годы падает моя активная деятельность в кино. А ведь мало кто сегодня помнит, что я написал сценарии к дюжине полнометражных фильмов и несметному числу короткометражек. К тому же мне удалось занять пустующую экологическую нишу фантастики для детей, постарше тех, которые уже были обласканы Эдуардом Успенским.
Девяностые годы — годы моего постепенного отхода в тень. Я не совсем пропал из виду, но потускнел настолько, что приходится брать телескоп, чтобы разглядеть.
Обижаться на злопыхательство и непонимание не следует. Есть большая литература, которая переживет свое время. Это литература Булгакова, Стругацких. Есть литература, за пределы своей микроэпохи не выходящая. В ней существуют приятные личности, вроде Столярова, Михайлова, Лукина, Булычева. Есть бездари и литературные бандиты, о которых мы и говорить не будем. Но все мы подобны капустницам — с холодами исчезнем. В будущем теплом сезоне появятся другие бабочки.
Я сейчас подумал, а знаете ли вы, в чем обыденная разница между Стругацкими (или Аксеновым) и мной?
Немыслимо, чтобы журнал «Если» или «Знание — сила» сказал Стругацкому: «Слушай, старик, твой рассказик нам не подойдет, так что выкуй что-нибудь еще»[2]