Точнее не скажешь. Родни Мэтьюз сегодня один из самых известных и почитаемых художников-иллюстраторов в мире научной фантастики и фэнтези. Но сам при этом как-то умудряется оставаться на почтенном расстоянии от традиций, принятых норм и клише этого жанра.
Он заглядывает на Terra Fantastica и перерисовывает в свой рабочий блокнот кое-какие из ее чудес и диковин. А затем, вернувшись в свой собственный мир, рисует страну, где побывал, лишь иногда бросая взгляд в блокнот и вдохновляясь тем, что там видит…
Родился художник в 1945 году. В самой что ни на есть английской country, которую менее всего хочется перевести, как «сельская местность». Хотя формально это так и есть: местечко под названием Полтон в графстве Сомерсет на город — даже городишко — никак не тянет. Но это специфическая английская деревня: там утренние газеты приносят исключительно к завтраку, улицы заасфальтированы, газоны подстрижены, и в местном «сельпо» обидятся, если вы усомнитесь в их способности удовлетворить самый привередливый заказ «селян». В английской country таких слов, как «грязь», «нищета» или «распутица», не помнят, вероятно, со времен Кромвеля и Реставрации… Словом, все, кто когда-либо смотрел телесериал про мисс Марпл, поймут, что имеется в виду.
Вокруг мальчика было царство живой природы, почти не тронутой цивилизацией, а отец баловался живописью и пытался передать свое увлечение сыну. Поэтому путь Родни Мэтьюза в художники начинается в раннем детстве: за альбом с рисунками птиц он был без конкурса принят в Художественный колледж Западной Англии сразу по окончании школы. А закончив его, вернулся в родные места и не покидал их до 1985 года (если не считать эпизодических поездок на выставки и в Лондон за заказами). После чего перебрался с семьей в еще более благословенное для творчества место — северную часть Уэльса. Он и сейчас живет там, оборудовав под жилище старую ферму на вершине холма. Поблизости расположен национальный заповедник Сноудониа, поэтому единственное, что изредка нарушает покой художника, — так это какая-нибудь случайно забредшая в его сонное царства овца…
Даже если не сообщать всех этих биографических подробностей, достаточно увидеть несколько работ художника, чтобы понять: это дитя дикой, сельской природы, а не урбанистических стекло-железобетонных «джунглей».
Работодатели заметили Мэтьюза еще в бытность того студентом: он быстро наладил связи с ведущими рекламными агентствами, а для пущей верности на пару с другом основал свое собственное — Plastic Dog Graphics. И уже в начале 1970-х сделал себе имя как специалист по постерам, календарям, книжной иллюстрации, оформлению музыкальных альбомов. Кажется, через эти же «мастерские» прошли решительно все известные художники-фантасты…
Среди тех, кто оказал на Мэтьюза наибольшее влияние, безусловно, соотечественники: Льюис Кэрролл, Мервин Пик, которые занимались не только литературой, но и графикой, а также знаменитый иллюстратор сказок и книг для детей Артур Рэкхем. Первые двое куда большей славы добились в фантастической литературе, и было бы странно, если бы мимо нее прошел их ученик!
Он и занялся фантастикой. Только, в отличие от многих коллег, Мэтьюз даже не пытался подделываться под царящие а этом жанре вкусы и пристрастия, а все переворачивал по-своему. Что бы ни иллюстрировал, он всегда оставался самим собой. Поэтому, увидев хоть одну его фантастическую иллюстрацию (неважно, к уэллсовской «Войне миров» или к эпопее Толкина, к Льюису Кэрроллу, к «Затерянному миру» Артура Конан Дойла, Жюль Верну или «Дюне» Херберта), дальше его уже ни с кем не спутаешь.
Можно, конечно, поставить художнику в упрек, что все его картины получаются как бы на одно лицо — при том, что перечисленные авторы явно, а иногда и резко отличны друг от друга! Но он вряд ли будет отпираться. Во-первых, это само по себе не так плохо — «лицо Мэтьюза» (у Ван-Гога тоже все картины узнаваемы сразу же), а во-вторых… Родни Мэтьюз даже не иллюстратор, а настоящий художник. И рисует свой собственный фантастический мир, обжитый его воображением и ему одному близкий. Все же указанные авторы литературных произведений в данном случае играют роль первичного импульса, подталкивающего фантазию в нужном направлении.
Сначала, впрочем, он попробовал себя в таком прикладном жанре, как настенные календари на темы и сюжеты научной фантастики и фэнтези. Да так успешно, что в период с 1978 по 1990 годы создал для различных издательств аж целых восемь календарей, каждый из которых шел нарасхват у любителей подобной литературы! Этой великолепной восьмеркой стали: «Волшебство и дикая любовь», «В других мирах, в другом времени», «Земные путешествия», «Мирадор», «Трансформация», «Додекаэдр», «До начала и за пределами», «Удивительные истории» и «Сказочная коллекция». Они принесли Мэтьюзу славу восходящей звезды на небосклоне английской фантастической иллюстрации, где и без него наблюдалась редкая «иллюминация»! (Роджер Дин, Патрик Вудрофф, Крис Ахиллеос, Тим Уайт, Брюс Пеннингтон…)
Параллельно календарям Мэтьюз взялся и за книжные обложки. И начал, как ни странно, с самого закосневшего в догмах и трафаретах жанра — «героической фэнтези». Первые же его обложки к фэнтезийным сериям Майкла Муркока настолько проняли последнего, что очередной роман из серии об Элрике — «Элрик у края времен» — автор написал специально под будущие иллюстрации Мэтьюза!
Родни Мэтьюз необыкновенно органичен во всем. В данном случае можно понимать слово «органика» и в первоначальном, биологическом, смысле. У Родни Мэтьюза живет буквально все: не только люди и «нелюди», животные, насекомые и птицы (земные и инопланетные), но и транспортные средства, летательные аппараты, звездолеты. Даже здания и прочие технические постройки! Его «Наутилус» красив, естествен, органичен водной стихии, как всякая рыба; шагающие марсианские треножники из «Войны миров» напоминают каких-то диковинных комаров или стрекоз; а станция по переработке Снадобья на далекой песчаной планете Арракис, Дюне — распластанного краба. Все механические устройства у Мэтьюза — изогнутые, плавные, подвижные, обтекаемые; ничего угловатого, чисто функционального — Природа.
Глядя на его картины, можно говорить и об альтернативной технике, и об альтернативной архитектуре. Альтернативными нашим — как правило, функциональным, безжизненным и скучным. А технические «прибамбасы» Мэтьюза не только живут в его мире, но, подобно живым существам, вызывают целый спектр эмоций: сочувствие, жалость, симпатию, смех, слезы…
Позволю себе лишь один пример, иллюстрирующий магию этого органического мира.
Я не знаю, что за сюжет скрывается за столь непохожими друг на друга (при полном единстве формы и композиции) двумя половинами фантастического диптиха Мэтьюза «Последний корабль домой». Почему на одной из них — слева — мир, который покидает космический корабль, еще зеленовато-голубой, живой и кажется на первый взгляд таким мирным и безмятежным; а на правой — когда от корабля осталось лишь едва заметное облачко, покинутый мир сморщился и пожух, как осенняя трава. Вместо домов — развалины, крошиться начинают даже скалы, и все окрашено в какие-то тоскливые коричнево-рыжие тона… Что-то фатальное, донельзя грустное произошло с планетой, которую покинул последний корабль, она буквально увяла и, кажется, навсегда!
Однако стоит внимательно присмотреться к левой половинке (и постараться на время забыть о «финале» этой загадочной истории), как быстро обнаружишь, что и здесь не все так безмятежно и радостно. И в этом внешне беззаботном пейзаже разлиты подспудные грусть и тревога, ускользнувшие от беглого взгляда. Откуда же проистекает это беспокойство, щемящее чувство утраты, прощания, обреченности? Что их вызвало, что послужило катализатором столь резкой смены настроения?
Оказывается, всего одна деталь: сам улетающий корабль. Не тупая, агрессивная и самодовольная технологическая громада, способная восхитить лишь любителей всякого рода космического «железа», а изящное и кажущееся беззащитным нечто — воздушное, округлое и мягкое, почти эфемерное. И до боли напоминающее взлетающего журавля! Художник не забыл пририсовать детали, в которых только слепой не разглядит оттянутых назад «лапок»… Один удачно найденный образ мгновенно развертывает в сознании целый веер ассоциаций: тут и осень, и пронзительная, известная каждому песня о журавлиной стае…
Как много может сказать одна деталь. Если она живая…
КОНКУРС БАНК ИДЕЙ
Первое же письмо, которое пришло на очередной тур «Банка идей», приятно удивило редакцию — в одном из перечисленных вариантов наш читатель сразу же попал в точку! Мы решили было, что сейчас отгадки обрушатся на нас одна за другой, и вся работа — премировать тех, кто успел ответить раньше.
Но не тут-то было!
Версии, предложенные читателями, были весьма интересными — глобальными, философскими, метафизическими… Но угадать сюжетный ход американского фантаста оказалось по силам далеко не всем. Не можем не отметить также и тот факт, что из среды многочисленных участников конкурса выделился некий довольно стабильный «актив». Характерно, что постоянных участников, как нам показалось, больше интересует не возможность отгадки, а сам процесс решения интеллектуальной задачи.
К чести наших читателей надо сказать, что их рассуждения были во многих случаях на порядок глубже, интереснее и, скажем так, заковыристее, чем версия, предложенная самим автором. Конкурсанты легко и свободно демонстрируют то, что никак не дается участникам другого нашего конкурса — «Альтернативная реальность». Эх, «если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…»
Но пора подводить итоги.
Как вы помните, изначальные условия были таковы:
Главный герой, провинциальный аптекарь, живущий в тихом городке, после внезапной болезни, похожей на грипп, начинает испытывать приступы непонятной рассеянности. Из поля зрения выпадают самые обычные вещи: может, например, «исчезнуть» очешница, которая, как всегда, лежит на журнальном столике, или портсигар, привычно уместившийся на камине. Предметы на месте, но персонаж их просто не видит, созывая всю семью на поиски. Желая помочь отцу, сын накрывает «пропадающие» вещи листками бумаги с надписью, что находится под ними, и аптекарь обнаруживает некую пос