Их было по-прежнему двое в кабинете Сири, где запросто могло бы не остаться никого.
— Чего ты ждешь? — спросил он снова.
— Тсс! — Сири продолжала пристально смотреть на часы. Бьющие в окно лучи слегка потускнели, словно на солнце набежало наконец легчайшее облачко. — Iesu Grist…
— Что?!
— А?.. Это по-уэльски. Иисус Христос. Итак, прошло восемь минут и двадцать секунд… Боже, я ведь говорила, я сказала это: что мы ничего не знаем о масштабных факторах…
— Как насчет того, чтобы объяснить техническому персоналу этот бред?
— Как насчет того, чтобы на сей раз кофе сделал ты — просто ради разнообразия? — (Боже, неужто стопка бумаги на ее столе действительно потемнела под лучами солнца?..) — Я знала, что происходит нечто неправильное, но не могла понять… Просто у меня возникло такое чувство, словно кто-то гуляет по моей могиле. Но ведь так обычно и работает наука, не правда ли? Сперва у тебя появляется интуитивная догадка, а уж потом ты возвращаешься назад и выясняешь, что же ее породило… Видишь ли, Раджит, солнце стало светить ярче.
— Черт побери, возможно, — откликнулся компьютерный гений, отмеривая ложкой кофе. — Но все это — сущая нелепица…
— Раджит, на небе ни облачка, как и с самого утра, а сейчас далеко за полдень. И тем не менее через несколько минут после того, как ты начал развлекаться с компьютерной симуляцией, солнце внезапно сделалось ярче.
— О, только не говори, что ты это серьезно! У некоторых чересчур живое воображение.
— Я не шучу. Примерно через восемь минут и двадцать секунд после того, как я выдернула вилку из розетки, светило столь же внезапно вернулось к нормальному состоянию. И это как раз то самое время, за которое свет пролетает 149 миллионов километров между Солнцем и Землей… Ты сам наблюдал это. И ты прекрасно видишь, что на небе по-прежнему ни облачка.
Последовала долгая пауза.
— Черт, — неуверенно сказал он. — Я же просто хотел подхлестнуть ее покрепче, вывести на предельные значения… Откуда мне было знать, что так получится?! — Он задумчиво пошевелил губами, словно что-то подсчитывая, а может, отгоняя неприятную мысль. — Но разве задержка не должна быть ближе к семнадцати минутам, грубо говоря, дважды по восемь с половиной?
— Что тебе сказать? Можно, конечно, порассуждать о квантовой нелокальности, но это чепуха. Мне необходимо все как следует обдумать. Вполне вероятно, подобная штучка не играет по эйнштейновским правилам.
Раджит разлил кофе по чашкам и приветственно поднял свою.
— Выходит, тут светит Нобелевка?
Тон, каким это было сказано, привел Сири в отчаяние. Открывшаяся им огромность уже начала уменьшаться и съеживаться до обычной игры, глупой гипотезы, которой они развлеклись просто по недомыслию. Физическая шутка для внутреннего употребления посвященных, вроде того бородатого «доказательства», что на небесах гораздо жарче, чем в аду. Очень просто, если немного поманипулиро-вать с Библией, припомнила она. Согласно «Откровениям», в аду имеется вечное озеро расплавленной серы, температура которого, понятно, не может превышать точки ее кипения, составляющей 444,6 градуса по шкале Цельсия. А по одному из изречений Исайи, свет небесный ярче солнечного ровно в пятьдесят раз, что приводит нас, согласно элементарным началам радиационной физики, к локальной температуре 525 градусов.
Все то же самое… Iesu Grist.
Сири смотрела в окно, думая о мире, битком набитом энтузиастами Сэмми, у которых будут просто чесаться руки продвинуть ее маленький эксперимент еще на один шаг вперед. Но разве может кто-нибудь предсказать, какого рода джинн вырвется из вечнокипящей теоретической бутыли?.. Вдали за корпусами института теперь витали дымки, возможно, от автомобилей, которые при яркой вспышке света потеряли ориентацию. И разумеется, там были люди с поврежденной сетчаткой, глядевшие куда не надо, когда все это началось. По какой-то причине она вдруг представила себе крошечную птичку с окровавленными перьями и выжженными убийственным светом глазами, которая медленно, плавно и очень, очень долго падает прямо на Солнце.
Пол Левинсон
ДЕЛО О МЕНДЕЛЕВСКОЙ ЛАМПЕ
У большинства людей слово «фермер» ассоциируется с Калифорнией или Средним Западом. Мне же сразу вспоминается Пенсильвания, ее красная почва и сочная зелень в любое время года. Небольшие поля томатов и кукурузы, яркие пятна сохнущей на веревках одежды, а неподалеку обязательно отыщется домик фермера.
Дженна улетела в Англию на конференцию, выходные у меня оказались свободными, и я решил принять приглашение Мо и съездить к нему в гости в Ланкастер. Сперва через мост имени Джорджа Вашингтона, затем по загазованной Тернпайк; далее — еще один мост, потом — щербатое, заляпанное маслом шоссе, а там уж — поворот на проселочную дорогу, где я смог наконец опустить боковое стекло и вдохнуть полной грудью.
Мо, его жена и две дочки — хорошие люди, а сам он — просто исключительное явление среди судебно-медицинских экспертов. Возможно, причиной тому редкость преступлений в этой части страны, где немалую долю населения составляют эмиши[3], отрицающие насилие. А может, его душу смягчает постоянная овощная диета. Но, в любом случае, Мо лишен той грубоватости и цинизма, которые приобретает большинство тех, кто регулярно имеет дело с мертвыми и искалеченными. Мо даже удалось сохранить некоторую наивность и восхищение перед наукой.
— Фил! — Одной рукой Мо хлопнул меня по спине, другой подхватил сумку.
— Фил, как дела? — услышал я из дома голос его жены Корины.
— Привет, Фил! — окликнула меня из окна его старшая дочка Лори (ей, наверное, уже все шестнадцать), и я успел заметить, как за стеклом мелькнули ее клубнично-рыжие волосы.
— Привет… — начал было я, но Мо уже поставил мою сумку на крыльцо и подталкивал меня к своей машине.
— Ты приехал рано, и это хорошо, — произнес Мо тоном школьника-заговорщика, свидетельствующим о том, что перед Мо вновь открылось некое новое и многообещающее научное направление. Экстрасенсорное восприятие, НЛО или обнаруженные в неожиданном месте руины майя не интересовали Мо совершенно. Его коньком были сила первозданной природы и исконная мудрость фермера. — Хочу, чтобы ты привез Лори подарочек, — добавил он шепотом, хотя услышать нас Лори никак не могла. — А заодно и покажу тебе кое-что. Ты не очень устал? Выдержишь короткую поездку?
— Куда от тебя денешься? Выдержу.
— Отлично, тогда поехали. Я наткнулся на одну идею эмишей… короче, сам увидишь. Тебе понравится.
От Ланкастера до Страсбурга пятнадцать минут езды по шоссе номер тридцать. Его обочины уставлены стандартными лавочками и магазинчиками, но если свернуть с основной дороги и проехать полмили в любом направлении, то вернешься в прошлое, лет на сто или больше. Это подскажет вам сам воздух — густой коктейль из пыльцы и конского навоза. Он пахнет столь пленительно и реально, что глаза увлажняются от удовольствия, а мухи перестают раздражать.
С шоссе мы свернули на дорогу к Нордстар.
— Ферма Якоба Штольцфуса дальше по дороге, справа, — сообщил мне Мо.
Я кивнул.
— Чудесный вид. — До заката оставалось минут пять, и небо окрасилось в цвет брюшка малиновки, отлично гармонирующий с красноватым оттенком почвы и зеленью ферм. — А он не станет возражать, если мы нагрянем на машине?
— Конечно, нет. Если за рулем сидит не эмиш, то они ничего не имеют против. А Якоб, как ты сам убедишься, не столь фанатичен, как прочие.
Мне показалось, что я его уже вижу справа от дороги, которая успела превратиться в две колеи на грунте. Прислонившись к корявому стволу яблони, стоял седовласый бородач, облаченный в черный рабочий комбинезон и темно-малиновую рубашку.
— Это Якоб? — спросил я.
— Думаю, да. Но не уверен.
Мы подъехали к яблоне и вышли из машины. Неожиданно стал накрапывать редкий осенний дождик.
— Вы по делу? — спросил мужчина далеко не дружественным тоном.
— Гм… да, — ответил явно удивленный Мо. — Извините за вторжение, но Якоб… Якоб Штольцфус сказал, что не будет против, если мы к нему заглянем…
— У вас было дело к Якобу? — снова спросил бородач. Глаза у него покраснели и увлажнились. Впрочем, причиной тому мог оказаться и дождь.
— Вообще-то, да, — сказал Мо. — Но если сейчас неподходящее время…
— Мой брат умер, — произнес мужчина. — Меня зовут Исаак.
— Умер? — воскликнул Мо. — Но… но что случилось? Я еще вчера с ним разговаривал.
— Мы и сами точно не знаем. Наверное, сердечный приступ. Так что сейчас неудачное время для визита. Скоро соберется семья.
— Да-да, конечно. — Мо взглянул мимо Исаака на амбар, который я только что заметил. Двери его были слегка приоткрыты, а внутри мерцал тусклый свет.
Мо шагнул к амбару, но Исаак предостерегающе вытянул руку:
— Прошу вас! Будет лучше, если вы уедете.
— Да, конечно, — повторил Мо, и я отвел его к машине.
— Ты в порядке? — спросил я, когда мы уселись, а Мо завел двигатель.
Мо покачал головой:
— Не могло у него быть сердечного приступа. В это время — не могло.
— Сердечные приступы обычно не спрашивают заранее, когда придет подходящее время, — заметил я.
Мо все еще качал головой, разворачивая машину.
— Думаю, его кто-то убил, — изрек он.
Нынче судмедэксперты склонны подозревать убийство, даже если девяностолетняя старушка мирно почила во сне, но Мо подобные заявления не свойственны.
— Расскажи мне все, — неохотно попросил я. Вот не было печали… Как говорится, поехал отдохнуть, а попал на работу.
— Неважно, — пробормотал Мо. — Я и так слишком многое тебе выболтал.
— Выболтал? Да ты мне и слова не сказал.
Мо вел машину, заслонившись угрюмым молчанием. Он даже выглядеть стал иначе, точно надел маску.