С. Дяченко: Сейчас, как правильно отметил Андрей, у человека началось отделение полового инстинкта от секса. Противозачаточные средства, искусственное оплодотворение, потом клонирование. Любовь погибнет. И когда я на эту тему вдохновенно фантазировал для журнала «Если», ко мне подошла Маринка и сказала: «Сережа, что за чушь ты пишешь?» А потом Стаска подошла: «Папа, я тебя люблю». И я подумал, что я не прав. В той статье Маринка изменила концовку. Действительно, только любовь спасет человечество и всех нас — писателей-фантастов. Пишите о любви, это и будет лучшая утопия.
КОНКУРС
«АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬННСТЬ»
Дорогие друзья, участники конкурса «Альтернативная реальность»!
Только горячее дыхание июля в форточку извлекло членов жюри из-за монбланов рукописей, напомнив, что пора подводить итоги. Благодарим за труды, уважаемые юные фантасты! Ваши работы внимательнейшим образом прочитаны и проанализированы. Не имея возможности ответить каждому участнику, коснемся общих тенденций.
Вновь призываем авторов внимательней читать условия конкурса. Имеем в виду не столько формальную сторону дела, сколько принципиальные требования редакции к вашим творческим работам. Напоминаем их: выраженная фантастическая идея произведения и литературные способности его создателя. Что до второго условия, жюри отметило хороший, ровный литературный уровень многих рассказов (как и на прошлых этапах «Альтернативной реальности»). Однако к первому условию конкурсанты по-прежнему остаются глухи, причем нередко по собственному глубокому убеждению. Так, один из ветеранов «альтернативки» в последнем письме наступательно заявил, что не намерен в угоду «развлекательности» (?) снабжать свои произведения какой-нибудь идеей, тем самым отступая от принципов «великой Литературы» и ломая себя.
Боже вас упаси, дорогие друзья, в пылу борьбы с условиями «Альтернативной реальности» что-нибудь себе сломать! Не будем также углубляться в вопрос, присутствует ли оригинальная фантастическая идея в произведениях Азимова, Стругацких, Шекли. Однако позволим себе заметить, что конкурс объявлен журналом «Если», и просим об этом не забывать, когда вы выводите адрес на конверте. Кстати сказать, отсутствием авторского замысла и бывает чаще всего вызвана композиционная рыхлость и затянутость — основные недостатки присланных работ. Поймите, коллеги, если на протяжении первых десяти страниц в рассказе ничего не происходит, читатель вряд ли дотянет до последней. На это способны только добросовестные члены жюри, и то в безумной надежде, что повествование чем-нибудь закончится. Но эта иллюзия неизменно рушится: казахская песня, как жанр, не имеет ни начала, ни конца.
Посему, дорогие конкурсанты, жюри иной раз вынуждено было делать выбор в пользу литературно менее сильных, но завершенных и осмысленных рассказов.
Ждем новых поступлений. Кстати, круг адресов, куда могут направлять свои опусы начинающие фантасты, расширился. О новом конкурсе фантастического рассказа нас просил сообщить липецкий фэнзин «Семечки». Предлагается написать три рассказа под общей темой «Россия, XX век, космос». Подробности можете узнать по адресу: 398036, Россия, г. Липецк, ул. Стаханова, 48–48, Караваеву Алексею Владимировичу. Fido: 2:5036/4.6 СЕМЕЧКИ.
А теперь долгожданные итоги. В финал «Альтернативной реальности» вышли следующие участники: москвичи Анатолий Симонов, Александр Марков, Андрей Петров, а также Максим Черепанов из Челябинска и Виталий Микушев из Сыктывкара. Пальму первенства снискала Валерия Илющенко.
Валерия Валерьевна Илющенко живет в Дубне Московской области. Родилась в 1975 году, окончила Московский государственный лингвистический университет по специальности французский язык, однако работает инженером-программистом. Фантастику пишет с детства, но сегодняшняя публикация — первая. Любимые писатели — Брэдбери, Грин, Булгаков, Гофман.
Валерия Илющенко
НАКАЗАНИЕ ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ
Следующий! — рявкнул судья Дисс и грохнул молотком так, что паук, любовно ткавший паутину в углу зала суда, свалился на добрый десяток сантиметров вниз и повис на тоненькой ниточке, а секретарша, в обязанности которой входило вовремя включать и выключать кнопку магнитофона, подскочила на своем стуле. За восемьдесят лет безупречной службы она так и не привыкла к замашкам своего начальника. И хотя ей с недавних пор причиталась приличная пенсия, она упорно не желала оставлять работу. На всякий случай она поправила прическу и вернула на переносицу очки, постоянно сползавшие к кончику носа.
Слепая статуя Фемиды криво ухмыльнулась. Следующим в списке тех, чье дело рассматривалось сегодня, оказался светловолосый растерянный парень лет двадцати, от силы двадцати двух. В деле, которое судье в наушник зачитывал робот-чтец, значилось его имя — Михаил Эм, место жительства — седьмой квартал столицы Марса Аресограда, и прочие данные, изобличающие его в том, что в первых числах июня по земному календарю он взломал уличный автомат и присвоил себе всю честно заработанную им за день выручку, что по закону является правонарушением. Роботы-конвоиры усадили подсудимого на скамью и встали по сторонам.
— Михаил Эм? — спросил судья.
Парень несмело кивнул.
— Отвечать «так точно, ваша честь», — прогремел судья.
— Так точно, ваша честь, — тихо отозвался Михаил.
Секретарша поглядела на магнитофон и попыталась вспомнить, включала она его или нет. При включении загорался какой-то индикатор, но, хоть убей, секретарша не могла вспомнить, какой.
— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — меж тем говорил судья. — В порче государственного имущества, краже со взломом, нанесении повреждений технике, причинении морального ущерба компании и оказании сопротивления властям, что в совокупности тянет на наказание пятой степени, сложностью от е-1 до е-248, а в случае обнаружения иных обстоятельств — от д-1 до д-185. Уяснили вы это себе или нет?
— Да, — сказал Михаил. — Так точно, ваша честь, — поправился он. Голос его неожиданно зазвенел: — Но я ничего такого не делал!
Дверь зала суда приоткрылась, и вошел адвокат.
— Я не опоздал? — спросил он.
— Ничуть, Роберт, — сказал судья. — Вот твой клиент. Зачитайте ему дело, пожалуйста.
Адвокат нацепил наушник и принял сосредоточенный вид. Михаил смотрел на представителя закона как зачарованный: он и не подозревал, что у него может быть адвокат.
— Вы мой защитник? — спросил он робко. Адвокат хмуро глянул на своего подопечного.
— Да, — буркнул он и снова углубился в слушание дела.
— Подсудимый, не разговаривать! — проревел судья.
Напряженно наморщив лоб, секретарша ткнула в кнопку «пуск».
На экране магнитофона высветилось сообщение: «Не включай меня дважды. Бестолочь».
— Хам, — оскорбленно прошептала она и отвернулась. Паук наконец заполз на свою паутину и вновь принялся за свои козни. Фемида откровенно скучала.
— Что ж, — провозгласил адвокат, откидываясь на спинку стула, — по-моему, все ясно. Парень никогда раньше не совершал правонарушений, и…
— Вернее, мы не знаем, какие правонарушения он совершал, — вкрадчиво заметил судья. — Ни с того ни с сего поломать автомат, это, знаете ли…
— Я невиновен! — подал голос обвиняемый. — Это недоразумение!
— Вот именно, — горячился адвокат, — если он чист, вернее, был чист до этого злосчастного происшествия, мы должны принять это как рабочую гипотезу.
— Детский подход, Роберт, — обронил судья. — У тебя есть еще какие-нибудь аргументы?
— Это недоразумение! — кричал Михаил. — Выслушайте меня! Какие-то парни сломали автомат. Я просто проходил мимо! Я тут ни при чем! Я хотел позвать на помощь, но они убежали. А тут нагрянула полиция… Пожалуйста, вы должны мне верить! — умоляюще закончил он.
Судья в раздражении стукнул молотком. Паук рухнул на пол, сжав в смертельных объятиях зазевавшуюся муху. Секретарша подпрыгнула на месте, уронив очки на стол.
Судья прочистил горло.
— Зачитываю приговор: подсудимый Михаил Эм на основании обвинения и неопровержимых улик, а также ввиду запирательства и прочих отягчающих обстоятельств приговаривается к наказанию пятой степени, сложность д-42. Ему назначается прочтение одной из «Повестей Белкина» Александра Сергеевича Пушкина с подробным пересказом. Приговор обжалованию не подлежит!
Михаил вскочил; глаза его горели.
— Я невиновен! Я не совершал этого! Вы не можете так со мной поступить!
— Увести подсудимого! — прогремел судья. Рука его с молотком вознеслась и упала. — Следующий!
В назначенный час Михаила извлекли из камеры и повели куда-то по длинным коридорам. Михаил с неохотой покидал свое новое жилище: по степени комфорта оно ничуть не уступало седьмому кварталу Аресограда. Тяжелые предчувствия томили его. В коридорах им навстречу попадались бледные, измученные люди. «Наверное, они после наказания», — подумалось Михаилу, и он невольно ускорил шаг, словно спасаясь от чего-то.
Его привели в большой зал, залитый ярким светом и уставленный столами, за которыми парами и поодиночке сидели заключенные. Перед ними лежали какие-то странные предметы, которых Михаил никогда не видел. Внешне они напоминали коробочки и раскрывались, как коробочки, но содержимое их не походило ни на что. Робот-охранник указал Михаилу его стол. Михаил сел. Ему принесли коробочку, но не такую, как у других, и Михаил перехватил завистливые взгляды. Робот протянул ему предмет. Михаил с опаской взял его, но он с непривычки показался ему тяжелым, и осужденный уронил его. Заключенный, сидевший за соседним столом, засмеялся.
— Поднять, — приказал робот.
Михаил нагнулся и подцепил коробочку, но она неожиданно раскрылась, и он снова ее уронил.
— Захвати с другой стороны, — посоветовал сосед.
Кое-как Михаил пристроил коробочку на столе. Он не знал, что делать с ней и как вообще вести себя.
— Это книга, — сказал робот. — Умеешь читать? — Михаил кивнул. — Тогда я тебе не нужен.
Робот удалился, и Михаил тотчас пожалел, что так необдуманно отослал его. Заключенный из-за соседнего стола смотрел на него, широко улыбаясь.
— Переверни ее, — посоветовал он. — Ты положил ее обложкой вниз. Вот так… Да нет, так она у тебя вверх ногами. Теперь открывай. Просто возьми за край и тяни вверх. Что, первый раз в тюрьме?
— Первый, — честно признался Михаил, воюя с непослушной штуковиной. Сосед хмыкнул.
— Так. Белое — это страницы. На них черным написаны слова. В книге чаще всего бывает оглавление, это список того, что в ней находится. Обычно оно стоит в конце. Страницы пронумерованы. Что у тебя за срок, кстати?
— Пятая степень, д-42, — сказал Михаил виновато.
— Пушкин, — мечтательно вздохнул заключенный. — Да! Значит, «Повести Белкина». Прочитаешь одну, пройдешь перед комиссией экзамен. Вопросы там будут самые каверзные: кто, да с кем, да зачем, да почему. Пройдешь — тебя выпустят, не пройдешь — изволь обратно.
Михаил замер. Ему было мучительно неловко, но он спросил:
— И как долго это продолжается? Я имею в виду, чтение.
Заключенный философски пожал плечами.
— Да как сказать. Некоторые люди годами сидят. Я, например, второй год приговорен к «Опасным связям».
— Опасным… чего?
— Этого тебе лучше не знать. Вторая степень, ф-14, — пояснил новый знакомый. — Ты вообще везучий, читать умеешь. Я, например, три года маялся, пока научился. Тоже мотал когда-то первый срок.
Михаил низко склонился над страницей.
— Метель… Что такое метель?
— Не знаю, — буркнул сосед и углубился в свою книгу.
— Ба… барышня-крестьянка. Что такое барышня? А крестьянка?
— Словари — на полках, — сказал заключенный, не оборачиваясь.
— Полки у стен. Больше я тебе не помощник. Извини, приятель, у меня свои дела. Выкручивайся как знаешь.
Почти неделю Михаил выбирал повесть для прочтения. Наконец он остановился на «Выстреле». Название хоть что-то говорило ему, но Михаил обнаружил, что, хотя он знает буквы и умеет складывать их в слова, смысл все равно ускользает от него. Заключенные, с которыми он разговаривал, посоветовали ему обратиться к «библиотекарям», которые знают сюжеты книжек и ответы на многие из вопросов комиссии. Но «библиотекари» заломили непомерную плату, и Михаил решил, что обойдется своими силами.
Он читал, листал словари, расспрашивал, узнавал. Он научился обращаться с хрупкой коробочкой и уверенно ориентировался среди полок, уставленных словарями и всякого рода справочной литературой. От напряжения у него поначалу болели глаза и раскалывалась голова, но он неуклонно продвигался вперед. Лежа ночами на кровати, он размышлял о странных людях, которые когда-то, давным-давно, сочиняли книги. Сегодня, чтобы написать письмо, человек диктует его машине, а получая послание, поручает той же машине прочесть его. Те люди писали сами, и Михаил уже знал, что слова давались им тяжелым трудом. Он не понимал, к чему было так стараться ради преступников далекого будущего, осужденных за разбои и убийства; но он надеялся найти разгадку этой тайны.
Через три месяца после вынесения приговора он выдержал экзамен, удивив комиссию доскональным знанием не только «Повестей Белкина», но и «Пиковой дамы», и «Дубровского». Председатель комиссии, сраженный наповал вдохновенным видом юноши, отечески пожурил его за проступок, в результате которого он оказался перед ними, и выразил надежду, что подобное никогда не повторится. Михаила отпустили, и он вернулся к себе домой.
— Следующий! — пискнул судья и стукнул молотком так тихо, что паук, мирно переваривавший мотылька, не обратил на него никакого внимания. Рассерженный таким пренебрежением к суду, служитель Фемиды еще раз стукнул молотком и покосился на секретаршу. Секретарша, холеная красавица каких-нибудь семидесяти лет, рассматривала свои длинные ногти, выкрашенные в темно-лиловый цвет. Такими пальчиками уже жаль было нажимать на кнопку, и магнитофон работал без передышки.
Дверь широко распахнулась. Судья побледнел: близился самый серьезный миг в его жизни. Он постарался принять угрожающий вид, но тотчас обмяк. Дюжина роботов-охранников ввела в зал светловолосого молодого человека в роскошном костюме. За охраной рысцой бежал Эрве Прорва, лучший адвокат на Марсе. Секретарша, отчего-то заволновавшаяся, выразительно подперла рукой подбородок и послала молодому человеку взгляд из-под накладных ресниц. Он улыбнулся ей и непринужденно уселся в антикварное кресло, которое роботы внесли за ним. Бесстрастная монотонная речь чтеца лилась судье в наушник, и от слов, которые он слышал, волосы шевелились на его честной судейской голове.
— Михаил Эм? — пискнул он.
Молодой человек снизошел до кивка. Магнитофон секретарши высветил на экране надпись: «Прогуляйся со мной, красотка». Она ограничилась тем, что показала ему кончик языка.
— Вы должны… — начал судья.
— Ничего я вам не должен, — невозмутимо изрек обвиняемый.
— Заявляю протест! — мгновенно встрял адвокат.
Судья, сделав вид, что ничего не слышал, лихорадочно прокручивал в голове материалы досье Михаила: ограбления, кражи, вооруженные налеты, взрыв в здании синдиката по производству искусственного золота, содействие в побеге заключенных… и так далее, и так далее; приговорен к наказаниям различной степени тяжести, ибо, несмотря на изворотливость, ему никогда не удавалось выйти сухим из воды, и все сроки он отбывал до конца. В заключении был осужден читать Борхеса, Моэма, Гофмана, Дюма, Уайльда, Бальзака, Диккенса, Стендаля, Гоголя, Цицерона, Флобера; список можно продолжить до бесконечности. Впрочем, Михаил никогда не задерживался в тюрьме больше, чем на месяц, если не считать его первого дела, которое по сравнению с последующими было сущей шалостью.
— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — начал судья.
— Протестую! — вмешался адвокат. — Согласно поправке к кодексу, принятой…
Михаил поднял руку. Адвокат умолк.
— Скажем так: я догадываюсь об этом, — сказал Михаил.
— Протестую, — завопил Прорва, — подсудимый не может оговаривать себя!
Фемида шевельнулась на своем пьедестале и приподняла повязку, чтобы лучше видеть происходящее. Предчувствия ее не обманули: зрелище разворачивалось воистину умопомрачительное. Судья вошел в раж. Ноздри его раздувались, голос доходил до визга:
— Вы обвиняетесь в убийстве! Нашего! Судьи! Дисса! — Адвокат открыл было рот для возражения. — Адвокат, молчать! Иначе я рассержусь. Вас и раньше замечали кое в чем подобном, обвиняемый, не так ли? Не вы ли два года назад отправили в мир иной уважаемого доктора наук Нигугу, своего бывшего начальника, запихав его в атомный расщепитель?
— Тот, кто многое претерпел, может немало себе позволить, — парировал обвиняемый. — Он платил мне меньше всех и к тому же был жуткой свиньей. Аминь!
— Он был начальником! — простонал судья.
— Противоречия не изобличают лжи, точно так же, как их отсутствие не является знаком истины!
— Обвиняемый, вы наносите оскорбление суду.
— Ничуть не бывало. Я цитирую Паскаля. Третья степень, 6-28!
Судья смирился.
— Хорошо, но зачем вы засунули в тот же расщепитель псевдонаучного сотрудника Прощелыгину?
— Эта пигалица имела несчастье вообразить себя женщиной, — едко отозвался обвиняемый. — Смерть есть достаточное условие прекращения жизни, а значит, и чрезмерного самомнения.
— И вы говорите об этом так просто?
— У всех нас достанет твердости, чтобы переносить чужие несчастья.
— Паскаль?
Михаил расхохотался. Это был смех закоренелого преступника, и судья содрогнулся.
— Нет! Ларошфуко! Вторая степень, с-164.
— Потом вы расправились с полицейским агентом.
— Он копался слишком долго. Я не мог ждать, когда он вытащит лучевой пистолет!
— Вы аморальны!
— Настоящая мораль насмехается над моралью! — Михаил поймал взгляд секретарши и улыбнулся ей.
— А сосед по гостинице, где вы скрывались? На суде вы показали, что он истязал свою жену, но вы и ее не пощадили!
— Потому что она его оплакивала. Терпеть не могу экзальтированных идиоток.
— До чего вы докатились! Вы, который мирно грабил автоматы! Одумайтесь, подсудимый…
— Болезнь, именуемая отсутствием денег, обычно поддается лечению.
— Но теперь вы подняли руку на святое! На правосудие! И гибель судьи Дисса от ваших рук тому доказательство.
Адвокат следил за перепалкой, тщетно пытаясь вставить слово. Наконец, улучив миг, он выдавил из себя: «Проте…», но Михаил перебил его:
— Надо же помочь природе! Старик явно засиделся на этом свете.
Глаза судьи, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Вы асоциальный член общества, подрыватель его устоев!
— У сердца свои законы, которых не постичь рассудку, — отозвался Михаил.
— Пусть так, но адвокат Роберт Руперт, на которого вы обрушили заряд в двадцать тысяч вольт!
— Правда не нуждается в защите. К тому же он был прескверным адвокатом.
— А секретарша? — кипятился судья. — Ее гибель тоже лежит на вашей совести!
Адвокат вскочил с места.
— Протестую! Секретарша умерла от старости в тот миг, когда мой подзащитный взорвал судью Дисса через наушник.
Судья поспешно вытащил свой наушник.
— Обвиняемый, вы совершили все мыслимые и немыслимые преступления! Общество с гневом отворачивается от вас.
— Кто живет, не безумствуя, не так уж мудр, как кажется, — насмешливо отозвался Михаил.
Судья в ярости грохнул молотком. Молоток, не выдержав удара, разлетелся в щепки. Паук от неожиданности подавился усиками мотылька и бурно закашлялся. Грудь секретарши вздымалась от избытка переполнявших ее чувств. Она уже предвкушала, как будет рассказывать подругам о том, что видела самого знаменитого преступника Марса.
— Признается виновным! — проревел судья.
— Протестую! — кричал адвокат.
Фемида нежно улыбалась.
— Наказание первой степени! А-115, Бокаччо, «Декамерон»!
— Уже приговаривался, — подал голос робот. Судья на мгновение запнулся.
— Тогда а-110, Данте!
— Lasciate ogne speranza![9] — пропел Михаил. — Уже было, было!
— А-93, Булгаков, полностью, с вариантами и разночтениями!
— Протест! Вы бесчеловечны! — бесновался Эрве Прорва.
— Приговор был приведен в исполнение!
— А-55, Толстой, «Война и мир», а кроме того…
Михаил засмеялся. Он смеялся так, что слезы выступили у него на глазах. Адвокат растерянно глядел на него.
— Уже приговаривался, — пискнул робот. Судья решился прибегнуть к крайнему средству.
— А-9, Шекспир! Полное собрание сочинений, включая набросок к «Томасу Мору», на языке оригинала!
Михаил неожиданно перестал смеяться. Это было именно то, чего он желал, то, к чему стремился; но, чтобы быть приговоренным к Шекспиру, надо было совершить нечто из ряда вон выходящее. За синдикат, производящий искусственное золото, ему дали всего лишь Желязны, а за ограбление Первого марсианского банка — Петрарку в полном объеме.
— Приговор вступает в силу с сегодняшнего дня! — торжественно объявил судья и в изнеможении опустился на стул. — Очистить зал!
Поскольку молоток был разбит, судья, не найдя ничего лучшего, хватил по столу кулаком. Фемида поспешно опустила повязку. Паук подавился вторично и забился в отвратительных корчах. Секретарша посылала осужденному воздушные поцелуи, но он не смотрел на нее.
В коридоре его догнал запыхавшийся адвокат.
— Мы обжалуем приговор. Сегодня же я подаю на апелляцию. Они не имели права!
Михаил остановился и обернулся к нему.
— Не надо. От судьбы не уйти.
— Таково ваше указание? — недоуменно спросил адвокат.
— Да, — твердо сказал Михаил.
Адвокат, окончательно сбитый с толку, стоял и смотрел ему вслед. Роботы-конвоиры, сомкнувшись плотным строем, увели осужденного. Шествие замыкали двое, тащившие антикварное кресло. Подойдя к выходу, Михаил остановился. Сейчас к ним бросятся репортеры, защелкают камеры, включатся микрофоны, но это его не волновало. Он добился своего: он прочтет Шекспира, как прочел десятки, сотни книг, и если для этого надо совершать преступления, значит, он будет преступником, самым дерзким, самым отчаянным. Михаил приосанился и поправил галстук. Роботы-конвоиры встали навытяжку. За дверями волновалась толпа. Михаил двинулся вперед. На губах его играла легкая улыбка.