Алюминиевая «летающая тарелка» размером с пепельницу, вращаясь вокруг своей оси, за какую-то секунду взлетела на восьмиметровую высоту и ударилась о потолок зала… «Лазерный двигатель уже не исключительное достояние писателей-фантастов! — заявил физик Ханс-Альберт Эккель после этого удачного запуска, проведенного в Германском центре авиации и космонавтики. — Возможно, лет через десять с помощью подобной техники мы сможем запускать в космос миниатюрные спутники… Правда, американцы перегнали нас на год, если не больше».
Оба суденышка типа Lightcraft — и немецкое, и американское — приводятся в действие пульсирующим лазерным лучом с Земли. Их внутренняя стенка представляет собой полое зеркало, фокусирующее лучи 10 см в поперечнике, собирая их в одну точку. В этой точке воздух моментально превращается в плазму, нагретую до 10 тыс. градусов по Цельсию: следует взрыв, ослепительная вспышка света… и ракета устремляется ввысь!
Покамест «тарелочка» немецких ученых взлетает к потолку, скользя вдоль натянутой проволоки. А вот аппарат, построенный исследователями НАСА и ВВС США, уже свободно передвигается по воздуху: на полигоне в Нью-Мексико эта алюминиевая штучка размером с футбольный мяч и весом 50 г взмыла ввысь на 30 м. Чтобы вывести «лазерную ракету» за пределы атмосферы, нужно направить на нее луч, пульсирующий с частотой не менее 10 вспышек в секунду. Когда ракета окажется в безвоздушном пространстве, лазер воспламенит запас топлива, имеющийся на ее борту. Такой Lightcraft способен доставить на околоземную орбиту спутник приблизительно в килограмм, например, для обслуживания линий мобильной связи. При этом соотношение между полезным грузом и общим весом запускаемого аппарата вдесятеро лучше, чем при использовании традиционных ракет-носителей, поднимающих в небо огромные топливные баки.
Но какова же должна быть мощность лазера? «Чтобы запустить в космос килограммовый спутник, — огорчается Ренни Адамс из ВВС США, — нам потребуется около миллиона ватт, то есть в сто раз больше, чем мы сейчас имеем».
До недавних пор существовал лишь один-единственный метод дезактивации отработавших свое АЭС: зараженные здания сносили, а их обломки тщательно погребали. И вот американские и британские биоинженеры предложили неожиданную альтернативу этому решительному средству: тионовые бактерии! Вообще говоря, эти бактерии широко распространены и добывают жизненную энергию тем, что перерабатывают серу в кислоту, за что их очень не любят строители, ведь серная кислота разъедает бетон. Хитроумные экспериментаторы обратили на пользу их зловредное свойство: смешав тиобактерии с серой и целлюлозой, они обмазали этой клейкой массой бетонные плиты, из которых было сложено загрязненное помещение, а влажность воздуха внутри него довели до 80–90 %. Через год, когда выделенная пожирателями серы кислота разъела 12-миллиметровый слой бетона, влажность уменьшили… и тиобактерии перемерли сами собой!
После столь удачного эксперимента микроскопическим труженикам предстоит настоящая работа: очистка старого корпуса АЭС в британском местечке Селлафилд (там надо соскоблить с потолков и стен миллиметра три, не больше!), а также обеззараживание заброшенных урановых рудников на территории бывшей ГДР. К сожалению, бактерии сокрушают бетон, а против радиоактивного стекла, пластика или металла бессильны.
Пат Кадиган
ВСТРЕЧА
Побудь со мной еще, Ангел, сказал я, и он ответил, что побудет. Этим он и был мне приятен, Ангел — с ним хорошо в холодную ночь, когда некуда идти. Мы стояли на углу улицы и смотрели на проезжающие машины, на людей и вообще на все. Улицы были освещены, как на Рождество, мигали и вспыхивали фонари, огни в витринах, вывески ночных киношек и книжных магазинов — начало вечера в центре города. Ангел пообвыкся со здешними делами и с тем, как я живу по вечерам. Стою на улице, потому как больше делать нечего. Теперь он был моим ангелом, стал моим с того холодного вечера — другого вечера, — когда я пошел домой, потому что больше некуда пойти, наткнулся на него и взял с собой. Хорошо иметь человека, которого можно взять с собой, за которым можно приглядывать. Ангел понял это. Тоже стал за мной приглядывать.
Так и сейчас. Мы стояли, я смотрел по сторонам: и ни на что, и на все — смотрел на проезжающие машины, иногда они останавливались рядом со шлюхами, фигуряющими на тротуаре, и тут я увидел это, заметил краем глаза. Штуковину, исходившую от ангела; она сверкала вроде искорок, но перетекала, как жидкость. Серебристый фейерверк. Я повернулся и стал смотреть прямо на него, и это ушло. А он чуть ухмыльнулся, словно смутился из-за того, что я это видел. Никто другой не видел; ни коротышка, приостановившийся рядом с ангелом, дожидаясь зеленого света; ни иссохший алкаш с динамиком на плече — пьяница хотел его продать; ни мамкин сын, гулявший, задрав нос, с двумя подружками. Никто не видел, кроме меня.
Ангел спросил: ты голоден?
Конечно, сказал я.
Ангел посмотрел мне за спину. Сказал: все в порядке. Я обернулся — здрассьте, вот они, трое деляг в коже — шапки с козырьком, пояса, сапоги, цепочки. Шатаются по кабакам компанией. Жуткая свора, даже если знаешь, что ты им ни к чему. Я спросил: ты о них?
О них?
Ангел не ответил. Один из них прошел мимо, потом второй. Ангел остановил третьего, взяв за руку.
Привет.
Парень кивнул. Голова у него была бритая. Ниже кепки виднеется короткая черно-серая щетина. Бровей нет, глаза равнодушные. Все же он посмотрел на Ангела.
Я бы потратил немного денег, говорит Ангел. Мы с другом голодны.
Парень сунул руку в карман, выудил несколько бумажек, протянул Ангелу. Тот выбрал двадцатку и сжал в кулак руку парня с остальными бумажками.
Этого нам хватит, спасибо.
Парень спрятал деньги, но не ушел.
Надеюсь, что вы хорошо проведете вечер, сказал Ангел.
Тот кивнул и направился через улицу на угол, где его ждали приятели. Никто не увидел в этом ничего странного.
Ангел посмотрел на меня и ухмыльнулся. Временами он был настоящим Ангелом, когда что-то делал, иногда — просто ангелом, когда просто шагал со мной. Сейчас он таким и был. Мы прошли по улице к закусочной и сели у окна, чтобы видеть прохожих.
Чизбургер с картошкой, сказал я, не взглянув в меню. Ангел кивнул.
Так я и думал, сказал он. Мне то же самое.
Подошла официантка с крошечным блокнотиком — принять заказ. Я прокашлялся. Было так, словно я ничего не говорил сотню лет.
— Два чизбургера и два картофеля фри, — сказал я. — И две чашки. — Посмотрел на нее и застыл. У нее не было лица. Ровно ничего, от края волос до подбородка пусто, только маленькие ямки там, где должны быть глаза, нос и рот. Ангел толкнул меня под столом, но не сильно.
— И две чашки кофе, — договорил я.
Она ничего не сказала — а чем ей было говорить? — записала заказ и ушла. Я был удивлен, дальше некуда, посмотрел на Ангела, но он был спокоен, как всегда.
Она только что прибыла, объяснил он и откинулся на спинку стула. Не хватило времени отрастить лицо.
Но как она дышит? — спросил я.
Через поры. Пока что ей не нужно много воздуха.
Ага, но как насчет… вроде бы люди должны замечать, что у нее там нет ничего?
Нет. Это не такое уж необычное явление. Ты заметил по единственной причине: ты со мной. Кое в чем это на тебе сказалось. Но другие люди не замечают. Они видят такое лицо, какое ожидают увидеть у человека вроде нее. Со временем она получит лицо.
Но у тебя есть лицо, возразил я. У тебя всегда оно было.
Я другой, ответил ангел.
Это уж точно, подумал я, глядя на ангела. У него было прекрасное лицо. Красота, какую мы считаем мужской: чистые линии, глубоко посаженные глаза, возраста нет. Похоже, описать его можно только так: взгляни на него и забудешь все, кроме того, что он прекрасен. Но у него всегда было лицо. Было!
Ангел приподнялся на стуле — здесь стулья вроде старых кухонных, удобно не посидишь, — и покачал головой, потому как знал, что у меня тревожные мысли. Иногда думаешь о чем-то, и в этом нет тревоги, а потом думаешь о том же самом и тревожишься. Ангел не любил, чтобы я из-за него беспокоился. Он спросил:
У тебя есть сигарета?
Кажется, есть.
Я похлопал по карманам, добыл почти полную пачку и дал ему. Он закурил и удивил меня: дым пошел из ушей, показался из глаз, словно слезы призрака. Из-за его глаз мои стали мокрыми, я их вытер, и тут снова началась эта штуковина, но теперь со мной. Я плакал серебряными вспышками. Ронял их на стол и смотрел, как они пыхают и исчезают.
Это значит, я начинаю быть тобой? — спросил я.
Ангел покачал головой. Дым заструился из его волос.
Просто на тебе сказывается. Потому что мы рядом, и ты… восприимчив. Но у тебя все по-другому.
Тут официантка принесла еду, и мы предались другому занятию, как сказал бы Ангел. У девчонки все еще не было лица, но наверное, она довольно хорошо видела, потому что поставила все тарелки как раз туда, куда они должны были попасть, и положила крошечный счетик посреди стола.
Она из… я о том, знал ли ты ее там, у себя…
Ангел коротко, чуть-чуть мотнул головой. Нет. Она еще откуда-то. Не из моего… народа. Он передвинул свой чизбургер и картофель на мою сторону стола. Так мы и делали: я наедался за двоих, и ангела это устраивало.
Я поднял свой чизбургер, но когда подносил его ко рту, выкатил глаза, увидав, что поднимается целая цепочка чизбургеров — шлеп-шлеп, — киношный фокус, но в жизни. Я закрыл глаза, запихнул в рот свой чизбургер и сжал зубы, боясь, что остальные его догонят.
Все будет в порядке, сказал ангел. Ты успокойся.
Я выговорил набитым ртом: это было… это было странно. Я когда-нибудь привыкну к таким вещам?
Сомневаюсь. Но сделаю все возможное, чтобы тебе помочь.
Ну да, верно, ангел