— Вы говорите о путешествии во времени. Я видел передачи о научной фантастике и кое-что знаю. А как насчет моей жизни? Разве ничего не изменится, если я не вернусь?
Женщина откинулась на спинку кресла и засунула руки в карманы.
— Честно говоря, мистер Граймс, никто и не заметит вашего отсутствия. Вы не женитесь, у вас не будет детей, вы не окажете никакого влияния на жизнь других людей.
— Вы все врете. Вы не можете меня здесь оставить. — Граймс сложил на груди руки, попытался нахмуриться, но быстро оставил свои бесплодные попытки.
— А вот этого вы не знаете наверняка, мистер Граймс, — женщина тихонько рассмеялась и покачала головой. — На самом деле, если посмотреть на случившееся с нашей позиции, все выглядит ужасно забавно. Вы думаете, будто имеете право управлять судьбами других людей — Даффи, Томачески, индейца, — потому что считаете себя выше их. Какая глупость! Мы контролируем вашу судьбу, потому что мы действительно высшие существа. Вот так-то. Все очень просто.
Ее слова больно ужалили Граймса. Он попытался подыскать подходящий ответ, но ему не приходило в голову ничего такого, что не вызвало бы у незнакомки ехидного смеха. А потом момент прошел, Граймс сидел и бессильно молчал.
Женщина несколько мгновений за ним наблюдала, затем склонила голову набок, словно прислушивалась к чему-то, не доступному Граймсу.
— Повреждение исправлено, — объявила она, поднимаясь из-за стола. — Вас ждут.
Комната исчезла, и в следующее мгновение Граймс понял, что стоит рядом с индейцем, бродягой и еще двумя типами, выглядевшими даже более странно, чем его «доктор». Со стеной что-то происходило. В ней появилось ослепительно белое пятно — солнце или снег, вдалеке холм с высокими елками. Индеец подхватил мешки с провизией Томачески и шагнул в отверстие.
Дыра закрылась, а через минуту Граймс увидел узкую улицу между домами, ночь, луну и свет фонарей, отражающийся от кирпичных стен и мокрого асфальта. До него донесся запах дождя и отбросов. Оборванец махнул Граймсу рукой и прыгнул вперед.
— Ваша очередь, мистер Граймс, — сказала «доктор». — Ну, какое решение вы приняли? Возвращаетесь на наших условиях — или остаетесь?
Он немного подумал. Какое значение в жизни Мортона Граймса имеет ресторан, принадлежащий жалкому эмигранту? Мир и так летит ко всем чертям, а если один русский возьмет на работу одного негра, который будет жарить гамбургеры, это не ускорит катастрофы. Может быть, не стоит так уж из-за них волноваться?
Женщина сказала, что у него есть выбор. Наверное, она права. Однако принять решение будет совсем нетрудно. Мир меняется быстрее, чем ему хотелось бы. Однако даже 1956 год намного лучше, чем дамочка с синими волосами, которая говорит всякие мерзости и относится к нему так, словно он вредоносная бацилла… да еще неожиданно появляющиеся и исчезающие врачебные кабинеты… Не стоит все это его времени и сил.
— Я могу вернуться, если пообещаю оставить Томачески в покое?
— Вам не позволено предпринимать шаги, которые могут угрожать благополучию Томачески и его заведения.
Ну что же, ничего страшного, можно пережить и это.
— Хорошо, — сказал он женщине. — Я возвращаюсь.
Граймс застегнул пуговицу на рукаве, поправил галстук, одернул пиджак. Шляпу, похоже, унес ветер, когда он проходил через дыру. Он быстро провел рукой по волосам. И тут отверстие начало расти.
— Вы прибудете примерно через минуту после того, как покинули ресторан. Живите как следует, мистер Граймс. И помните, мы за вами присматриваем.
Дыра открылась прямо в обеденный зал, где взволнованные Томачески и Даффи, отчаянно жестикулируя, разговаривали с кем-то невидимым. Граймс оглянулся, чтобы удостовериться в том, что он действительно свободен.
— Не теряйте времени, или опоздаете. Идите!
Женщина быстро махнула инспектору рукой, словно хотела его поторопить. Граймс шагнул вперед, наступил на собственную шляпу и тут же попал в объятия Эда Кроуфорда.
— Морт! Что, черт подери, вы делали в дамском туалете? А где индеец, о котором вы прожужжали мне все уши? Вы в порядке, Морт? У вас кошмарный вид!
Граймс сделал шаг назад и оглянулся. Стена снова стала самой обычной стеной. Он поднял свою шляпу, попытался — без особого результата — привести ее в порядок, а затем напялил на голову. Ему нужно было выпить. Срочно. Причем, скорее всего, одним стаканчиком дело не обойдется. Он повернулся к Томачески, который выжидательно на него смотрел.
— Инспекция закончена. Не трудитесь меня провожать. Я оставлю карточку категории «А» на стойке. Эд, вы идете?
Кроуфорд явно ничего не понимал, но повернулся, чтобы последовать за Граймсом.
— А что с индейцем? — прошептал Томачески, показывая на стену.
— И с бродягой? — добавил Даффи.
Граймс наклонился, чтобы поднять с пола свой портфель. Неожиданно он почувствовал, что ужасно устал. Он не понимал настоящего, а будущее показалось ему отчаянно мерзким. Граймс посмотрел на Даффи, потом на Томачески и медленно кивнул, скорее, соглашаясь с собственными мыслями, чем отвечая им.
— Дома, — ответил он, засовывая портфель под мышку, и поспешил вслед за Кроуфордом. — Они вернулись домой.
Расправив плечи, Граймс прошел по узкой полоске линолеума, от которого отражался пульсирующий розово-зеленый неоновый свет, остановился, чтобы положить карточку категории «А» на стойку, а потом открыл дверь и подождал, когда она захлопнется у него за спиной.
Инспектор тоже вернулся домой, но возвращение его не особенно радовало — учитывая то, что ему стало известно. Он обернулся и посмотрел на маленький ресторан и яркую вывеску, на Даффи и Томачески, наблюдавших за ним из-за двери. Граймс нахмурился, а они заулыбались и принялись махать руками.
— Мир катится в тартарары, — сказал он им… но недостаточно громко, и они не слышали его слов.
Потом Граймс нахлобучил пониже шляпу, стараясь спрятаться от жарких лучей солнца, и зашагал прочь.
Клиффорд Саймак
ЛЮБИТЕЛЬ ФАНТАСТИКИ
Чарли Портер работает помощником редактора в «Дейли тайме», а помред — персона своеобразная. Это охотник на запятые, палач лишних слов и могучий барьер здравого смысла, стоящий на пути потока новостей. А заодно — это некий гибрид карманной энциклопедии и ходячего справочника.
Можно иногда случайно встретить репортера или редактора, или увидеть их фото, или хотя бы услышать, что о них говорят. Но вот о помощнике редактора вы не услышите никогда. Помред сидит со своими коллегами за столом в форме подковы. Если это ветеран вроде Чарли, то над глазами у него зеленый козырек, а рукава закатаны выше локтей.
Внутри подковы редакторского стола сидит человек, руководящий всеми помредами. Поскольку внутренняя часть такого стола называется щелью, то этот человек на редакционном жаргоне называется «щелевой». К нему и поступает ежедневный поток новостей; он раздает листки сидящим вокруг стола, а те редактируют заметки и пишут заголовки.
Поскольку новостей всегда столько, что информационные полосы можно легко заполнить раз двадцать, помред обязан сократить все заметки до установленного числа строк. Из-за этого у помреда происходят постоянные стычки с репортерами, чьи цветисто написанные статьи вдруг оказываются обрубленными и искалеченными, зато, несомненно, более читаемыми.
Когда после полудня поток новостей ослабевает, помреды нарушают обычное молчание и начинают беседовать. Они обсуждают новости и спорят о том, что можно предпринять в той или иной ситуации. Если их послушать, не зная, кто они такие, то вскоре вы будете готовы поклясться, что побывали на заседании некоей комиссии всемирного значения, где решаются важнейшие проблемы человечества.
Потому что помред всегда озабочен. Ведь каждый день он имеет дело с кровоточащими новостями, от которых, возможно, зависит судьба общества. Нет иной профессии, где столь явственно чувствуется та тончайшая грань, за которой жизнь превращается в кошмар.
А вот Чарли Портера тревога не оставила — тайная, конечно, ибо он видел, что никто из коллег не счел эти новости достойными. Немало поволновавшись, он начал замечать в этих происшествиях определенное сходство, и именно тогда вышел на помост и начал борьбу с самим собой.
Сначала в Юте разбился пассажирский самолет. Из-за плохой погоды поиски пришлось отложить, но в конце концов спасатели обнаружили обломки, разбросанные по склону высокой горы. Руководство авиакомпании с прискорбием объявило, что после такой аварии невозможно уцелеть. Но когда спасатели поднялись на гору, то обнаружили сидящих у костра пассажиров разбившегося лайнера. Все до единого были живехоньки.
Затем главный приз на скачках взял жеребец Полночь. При ставках шестьдесят четыре против одного.
Потом произошел случай с неизлечимо больной девочкой, у которой не было ни единого шанса выздороветь. Родители даже решили отметить ее последний день рождения на несколько недель раньше. Ее фото опубликовали все газеты страны, над рассказами о ее судьбе хотелось рыдать, и тысячи людей присылали ей открытки и подарки. И вдруг она внезапно выздоровела. Не из-за какого-то нового волшебного лекарства или передового медицинского метода. Просто-напросто легла спать больной, а наутро встала абсолютно здоровой.
Несколько дней спустя по стране разнеслась история о Дружке, старом псе из Кентукки, которого завалило в пещере. Мужчины со всей округи откапывали его несколько дней, подбодряя пса криками. Пес сперва выл в ответ, но потом вой прекратился, а копать дальше стало очень тяжело. Тогда мужчины завалили камнями выкопанную яму и соорудили над ней могильный холм. Они произнесли набожные, гневные и бесполезные слова, а потом разошлись по своим хижинам и полям.
На следующий день Дружок вернулся домой. Выглядел он ходячим мешком с костями, однако сил махать хвостом у него еще хватало. Миску молока он вылакал с таким азартом, что женщины прослезились. Все сошлись на то