Опять пугают — но уже не страшно
В канун последнего Хэллоуина тысячелетия в США состоялась премьера долгожданного сиквела фильма «Ведьма из Блэр» под названием «Книга теней: ведьма из Блэр-2».
Как и в случае с родоначальницей, этой премьере предшествовала особая, «научно спланированная» рекламная кампания с использованием особой технологии, одновременно дешевой и чрезвычайно действенной: регулярно обновляемый интернетовский сайт фильма сам по себе стал произведением искусства. Читатель-зритель постепенно погружается в мир легенды, информация подается фрагментарно, отрывочно, она как будто намекает на целые пласты фактологии, пока недоступной, но безусловно существующей и настоятельно влекущей к себе. Надо также учесть небывалую атмосферу ожидания — ведь первый фильм стал мировой киносенсацией и зрители надеялись, что щедрые посулы авторов показать нечто еще более невероятное оправдаются… Действительно, в первый же уик-энд проката фильм окупил все расходы (около 12 млн) и выбился в кассовые лидеры.
О чем же эта картина снятая малоизвестным кинодокументалистом Джо Берлингером?
Опять пугают — но уже не страшно.
В канун последнего Хэллоуина тысячелетия в США состоялась премьера долгожданного сиквела фильма «Ведьма из Блэр» под названием «Книга теней: ведьма из Блэр-2».
Начало фильма весьма многообещающее и в канве документальности первой картины: «Книга теней» открывается ссылкой на социальный и культурный феномен «Ведьмы из Блэр» с использованием заголовков CNN и MTV, документальными репортажами из современного Беркетсвилля. В этот маленький городок началось настоящее паломничество туристов со всего мира. Развилась целая индустрия «колдовских» сувениров (палочки крест-накрест, каменные пирамидки и пр.), мода на все ведьмовское… И не понять, правда это или сценарно организованная ситуация…
Но вскоре на экране появляются актеры, кино из документального становится художественным — Джефф, один из местных «сталкеров», желая заработать на охватившей страну истерии, собирает через интернет группу молодых людей и отправляется с ними на Черные холмы. Компания разношерстная и довольно странная, впрочем, как и сам Джефф — действие все время перемежается кадрами о его пребывании в психбольнице. За ним в поисках приключений следуют писатели Стивен и Тристен — жених и невеста, работающие над книгой о ведьме; бледнолицая, в черной коже и щедром гриме Кимберли из группировки так называемых готов; и сексуальная Эрика из приверженцев древнего англо-саксонского культа о гармоничности всего живого (эта самая Эрика считает ведьму из Блэр невинной жертвой, а себя — ее последовательницей…).
Первая же ночь честной компании стала роковой. Установив камеры и отпраздновав встречу, ребята отключились. Проснувшись, они обнаружили, что пять часов бесследно исчезли из их жизни, а вся видеотехника уничтожена… Нашлись только видеокассеты — в том же самом месте, где были найдены и кассеты первого фильма. Путешественники возвращаются в дом Джеффа — старый полуразрушенный пакгауз, начиненный тем не менее современной компьютерной техникой. Здесь они просматривают записи, пытаясь осознать случившееся. Постепенно с ними начинают происходить странные вещи, и чем далее, тем более странные и кровавые. Окончательно перестав отличать действительность от игры воображения, герои уверенно приближаются к групповой истерии. В кого из них переселился дух ведьмы? Кровь, кровь, вмешательство полиции и психиатров… И, увы, полное разочарование зрителя!
Складывается впечатление, что создатели сиквела либо не видели оригинального фильма, либо не поняли причин его успеха. Почему первый фильм (с микроскопическим бюджетом в 30 тысяч долларов) стал самым прибыльным за всю историю мирового кино: его создатели на сегодняшний день заработали уже около трехсот миллионов долларов! Почему эта картина, снятая за 8 дней никому не известными Д. Майриком и Э. Санчесом — в откровенно любительской манере! — покорила континенты, заставляла людей действительно испытывать ужас (массовым явлением были приступы тошноты, потеря сознания, вызов медпомощи)? Наконец, почему этот фильм, практически без сюжета, без участия звезд (только типажи), обозначил собой новую веху в искусстве кино? Прежде всего это был первый вышедший в большой прокат псевдо-snuff, то есть фильм с (якобы) подлинной смертью персонажей. Критики обозначили его жанр как mockumentary, от английских слов mock (насмешка) и documentary (документальный фильм). Проще говоря, это грандиозный розыгрыш, тщательно подготовленная мистификация. Именно откровенно любительская съемка, дрожание камеры в руках и создали иллюзию достоверности. Главное же — авторы картины сумели создать ужас без демонстрации как самой ведьмы, так и смертей.
Это новое слово в инициации еще хичкоковского саспенса. Здесь не просто воздействие атмосферы ожидания и демонстрация части целого. В качестве одного из безотказных способов вызвать ощущение чего-то жуткого Фрейд называл неведение: мы так и не узнаем, кто погубил трех студентов — ведьма, человек или их собственный панический страх. Мы не видим ничего (разве что звуки, знаки) — но это, оказывается, действует значительно сильнее! Еще один психологический, или, если хотите, психофизиологический феномен — ненамеренное возвращение к пройденному. Вспомним, как путники кружат по одному и тому же маршруту, постепенно теряя силы и отчаиваясь…
Интересна была и психология взаимоотношений ребят, их изначальная вера друг в друга: во всем этом, если хотите, был и некий гуманистический пласт, отчего первая «Ведьма» и вывалилась за рамки стандартного «ужастика».
Из всего этого арсенала Д. Берлингер взял лишь ориентацию на безвестный типаж. В остальном же он использовал клише из дешевого подросткового хоррора. Набившие оскомину спецэффекты, дурная игра актеров, сырые, абсурдные сюжетные ходы… Невольно вспоминаются последние, бездарные серии Уэса Крейвена о Фредди Крюгере.
Да, в «Книге теней» камера не дрожит, она вполне профессиональна — и это первый шаг к провалу. А чего стоит появление в кадре призрака несчастной ведьмы! Страшно? Да ни капельки! Исчезла недоговоренность, исчезла тайна — и нет фильма. Речь уже не заходит ни о каком гуманистическом посыле — его нет и в помине.
Если трое симпатичных ребят из первого фильма, ненароком попавших в смертельную переделку, вызывают зрительское сочувствие, то компания полусумасшедших авантюристов, нагло нарывающихся на неприятности, провоцирует нас едва ли не на злорадство — во всяком случае, сопереживать им нет ни малейшего желания. Задача «Книги теней» — просто «напустить холоду в штаны».
Первая «Ведьма» стала явлением. Вторая же обернулась откровенной поделкой.
Марина и Сергей ДЯЧЕНКО
Адепты жанра
На пороге Девятых врат
Разумеется, к кинофантастике творчество режиссера Романа Полянского, поляка, родившегося в 1943 году в Париже, имеет мало отношения. Вот мистика — другое дело!
Ощущение «потусторонности» присутствует не только в «Бале вампиров», «Ребенке Розмари», «Макбете», «Чистой формальности» (тут Полянский выступил только как актер, сыграв своего рода представителя Страшного Суда, а не обычного инспектора полиции, заявленного в титрах) и «Девятых вратах», но сквозит в «Отвращении» и «Жильце». А уж тема неотступного Рока заявлена практически в каждой ленте. Пожалуй, лишь картина «Что?» (другое название — «Дневник запретных снов») имеет приметы сатирической фантазии и выглядит как материализация весьма странного сна. Да так и не осуществившийся (из-за разногласий с актером Джоном Траволтой) проект экранизации «Двойника» Федора Достоевского можно было бы отнести к жанру фантасмагории.
Собственно, мотив двойничества — чуть ли не центральный в творчестве Романа Полянского. Как правило, речь идет и о разорванном сознании индивида, способного впасть в шизофренический бред и от «оборотнической» сути самой реальности. В фильмах режиссера реальность представляется перевоплощением чего-то неземного абсолютно непознаваемого, изначально чуждого человеку, который ощущает себя заброшенным в этот мир, тотально одиноким, богооставленным. В понимании Полянского запредельное и дьявольское — это подтверждение ницшеанской формулы «Бог умер». Впрочем, идея сверхчеловека совершенно неприемлема для режиссера — «певца маленьких людей». Причем не столько в традициях Гоголя и Достоевского (хотя с ними и ощущается некое дальнее родство), сколько в манере Кафки, острее всего передавшего отчаяние и растерянность «жильца распадающейся империи», без вины виноватого, а главное — одержимого кошмаром, что, превратившись в какого-нибудь паука, однажды окажется в «паутине Дьявола». И не так уж страшна смерть, поскольку ряд героев Полянского готовы добровольно расстаться с жизнью на самой последней грани безумия. Пугает же именно мрачный удел стать вольно или невольно «служителем Сатаны», вынужденно породниться с ним или даже уподобиться ему, испытав непоправимую метаморфозу.
Но парадокс творчества Романа Полянского в том, что при всей тяге к абсурдно преподнесенной метафизике, к странному юмору, схожему со «смехом висельников», к откровенному заигрыванию с опасностью и вообще со смертью (что в жизни не раз приводило самого режиссера к скандальным ситуациям, а однажды закончилось трагическим исходом, когда банда Мэнсона расправилась с актрисой Шэрон Тейт, женой Полянского) он не очень-то верит в существование сверхъестественного. Фильмы Полянского выстроены настолько искусно и виртуозно, что даже в «Ребенке Розмари» и «Девятых вратах» не останется ни грана мистики, если трактовать их с точки зрения воспаленного воображения персонажей — беременной женщины из Нью-Йорка или излишне впечатлительного торговца антикварными книгами. Подобно тому, как Макбет, доверившись пророчеству колдуний, принимает хитроумную выходку соперников за двинувшийся на него Бирнамский лес, так и другие герои Романа Полянского (например, в «Отвращении» и «Жильце») готовы лишиться ума от того, что им померещилось. Сам же режиссер высмеял такую наивную подозрительность, граничащую с манией, еще в «Бале вампиров», где все растиражированные в литературе и кино мифы о Дракуле восприняты с пародийной издевкой.
Вселенское Зло намного реальнее и даже обыденнее, чем мы себе это представляем. Оно может таиться внутри человека, до поры до времени не ощущающего существования своего «альтер эго»; быть вполне нормальным проявлением неоднозначности человеческой натуры, склонной и к дурным поступкам, и к порочным влечениям (эта тема, начатая еще в польском дебюте «Нож в воде», варьировалась позднее в англо-французских лентах «Тэсс» и «Горькая луна»); представлять угрозу со стороны сил, вторгшихся во вроде бы уравновешенную жизнь («Тупик», «Китайский квартал», «Неистовый»). А в «Смерти и Деве», наиболее политизированной из всех работ постановщика (а ведь он всегда словно кичился своим космополитизмом и неангажированностью), нечто дьявольское приобретает конкретное воплощение в образе бывшего мучителя из застенков одной из латиноамериканских военных диктатур. И наконец, сейчас, когда Полянскому исполнилось уже 67 лет, он, в детстве прошедший через ужасы краковского гетто и издевательства немецких солдат, потерявший мать в концлагере, впервые приступает к съемкам исповедальной картины «Пианист» (кстати, она основана на воспоминаниях польского музыканта и композитора Владислава Шпильмана) об узнике, сумевшем пережить Холокост и сохранившем способность творить.
Если попытаться применить методику психоанализа, все страхи, мании и подозрения, от которых Роман Полянский стремился избавиться в своих фильмах на протяжении сорока лет, гнездятся отнюдь не в ирреальном мире, «по ту сторону добра и зла» (вспомним еще одно понятие Ницше), а в обостренных переживаниях маленького мальчика, для которого действительность оказалась хуже любого кошмара. Ад, устроенный людьми на Земле, куда более безжалостен и жесток, чем все ужасающие подробности Страшного Суда или натуралистические живописания мук грешников в «геенне огненной».
Затворничество в гетто своеобразно трансформировалось в подчас навязчивое создание на экране замкнутого пространства с ограниченным числом персонажей («Отвращение», «Ребенок Розмари», «Жилец», «Смерть и Дева»). Узниками в замках чувствуют себя герои «Бала вампиров» и «Макбета». Ощущение клаустрофобии возникает даже в тех случаях, когда действие происходит вроде бы на открытой территории, чаще у моря или в море («Нож в воде», «Тупик», «Что?», «Пираты», «Горькая луна»). Даже персонажи, нормально существующие в толчее городских мегаполисов, встретившись с опасностями за пределами привычного ареала обитания, начинают испытывать своего рода агорафобию и манию преследования («Китайский квартал», «Неистовый», «Девятые врата»). Более того, какое-либо конкретное место, допустим, Чайнатаун в Лос-Анджелесе, вдруг оказывается мистически проклятым, и туда лучше вообще не соваться, дабы не попасть в лапы смерти.
Тем не менее многих удивляет, что Роман Полянский часто предпочитает не переходить самый последний рубеж (и в своей последней ленте «Девятые врата» он опять остановил героя на пороге Ада). Но вот теперь, став членом Академии изящных искусств во Франции, гражданином которой он является с 1979 года, получив звание почетного доктора в родной киношколе в Лодзи, а также удостоившись чести быть отныне почетным гражданином этого города, Полянский через 38 лет возвращается в Польшу, чтобы снимать на аутентичной натуре невыдуманную историю о подлинном вместилище Зла. До подобного не додумались самые изощренные мистики. Реальность куда мрачнее кошмарных фантазий. Массовое уничтожение людей осуществлялось не злобными инопланетянами, а человекоподобными существами, в которых не осталось ничего человеческого за душой. И это происходило не в предостерегающей антиутопии типа «Войны миров», а в ходе событий второй мировой войны.
Остается только увидеть воочию, как мир за порогом Девятых врат наконец-то будет показан на экране. И покажет его тот, кто там когда-то побывал и несколько десятилетий не решался опять заглянуть туда даже через визир кинокамеры. Почему-то думается, что это будет своего рода «2001 год: земная одиссея» — фантастика наоборот, антиутопия о прошлом.
Сергей КУДРЯВЦЕВ
ФИЛЬМОГРАФИЯ РОМАНА ПОЛЯНСКОГО
1962 — «Нож в воде» (Noz w wodze), Польша.
1965 — «Отвращение» (Repulsion), Великобритания.
1966 — «Тупик» (Cul-de-sac), Великобритания.
1967 — «Неустрашимые убийцы вампиров: бал вампиров» (The Fearless Vampire Killers: Dance of the Vampires), Великобритания — США.
1968 — «Ребенок Розмари» (Rosemary's Baby), США.
1971 — «Макбет» (Macbeth), Великобритания.
1972 — «Что?: дневник запретных снов» (Che: Diary of Forbidden Dreams), Италия — Франция — ФРГ
1974 — «Китайский квартал» (Chinatown), США.
1976 — «Жилец» (Le locateur), Франция при участии США.
1979 — «Тэсс» (Tess), Франция — Великобритания.
1986 — «Пираты» (Pirates), Франция — Тунис.
1987 — «Неистовый» (Frantic), Франция — США.
1992 — «Горькая луна» (Bitter Moon), Великобритания — Франция.
1994 — «Смерть и Дева» (Death and the Maiden), Великобритания — США — Франция.
1999 — «Девятые врата» (The Ninth Gate), Франция — Испания.
2001 — «Пианист» (The Pianist), Франция — Германия — Польша — Великобритания, проект в работе.