Э.Г.: Кстати, о западных авторах. Мне доводилось выслушивать нарекания на качество вашей переводной литературы, сам несколько раз обнаруживал забавные ляпы. Знаю, что на вас наседают любители тех или иных зарубежных авторов, уличая во всех смертных грехах. Есть ли в их обвинениях резон?
Е.Б.: Разумеется, некоторый резон есть. У нас весьма хороший контингент переводчиков, а в нынешние времена массового книгоиздательства даже просто нормальный переводчик становится на вес золота. Но тем не менее ошибки иногда проскакивают. Дело в том, что хороший корректор и вовсе на вес бриллианта. А что касается претензий, так ведь на то и фанаты, чтобы дрожать над каждым словом любимого автора. Нам приходилось сталкиваться с такими. Огульно охаивая всю нашу работу, они в качестве альтернативы предлагали свои так называемые переводы. Мы глянули в них — и смех и грех, привет полузабытой системе машинного перевода Stylus 3.01. Одним словом, мы не собираемся бить себя в грудь и каяться в грехах. Мы честно делаем свое дело, и читательский суд присяжных выносит свой вердикт.
КРУПНЫЙ ПЛАН
ЧИСТО ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ВОПРОС
Желание многих издателей-неофитов обосновать НФ-идею, заложенную в произведении, выглядит трогательно — и столь же нелепо. Последнее особенно заметно, когда в ход идет «тяжелая артиллерия» в виде предисловий, подписанных кандидатами и докторами наук, рассуждающими о том, что автор не слишком удалился от «физической картины мира». Пугливым доброжелателям невдомек, что фантастика не нуждается в физических (математических, биологических, этнографических etc.) обоснованиях, как и реалистическая проза не ждет разъяснений психоаналитика или политолога. Фантастика — сама себе «картина мира», во всяком случае для читателей, принимающих законы жанра. Любитель фантастики и есть тот самый «идеальный эксперт», которого, отчаявшись, конструировали в своем воображении гении XX века — от Эйнштейна до Винера: он заведомо толерантен к авторской концепции, достаточно эрудирован в смежных областях и потому готов воспринимать «безумную» идею в том случае, если в ее раскрытии есть внутренняя логика.
Не удержалось от научных объяснений и московское издательство «Новая Космогония», не так давно появившееся на фантастической ниве. Туманное предисловие кандидата филологических наук В. Трифонова к повести Арсения Керзина «Логос» выводит авторскую идею из построений С. Кьеркегора, невольно придавая произведению не художественный, а научно-популярный смысл, что заставляет критика тут же начать рассуждать в логике коллеги. Забыв о литературном материале, рецензент готов доказывать всем и каждому, что ни малейшего отношения к Кьеркегору повесть не имеет, что вырастает она из малоизвестной в России лингвистической теории Л. Витгенштейна или, если брать прозаические образцы, из романа Айрис Мердок «Под сетью слов»… Вот она — провокационная роль издательских предисловий. Читателю, слава Богу, подобные экскурсы абсолютно безразличны.
С автором повести — в отличие от автора предисловия — спорить не хочется. Его «лингвистический урок» подан легко и ненавязчиво, он проведен по законам интеллектуального детектива, причем решенного не столько конфликтом концепций, сколько противоборством характеров.
Контакт — проблема, почти забытая в нашей фантастике. Удивительно — тема, с точки зрения профессиональных возможностей, богатейшая, за рубежом разрабатывается весьма активно, однако у нас практически потеряна[10]. Что тому причиной — погруженность в собственный быт или, извините, леность ума, неизвестно, но, как говаривал герой В. Бахнова, «трамвай проезжает мимо».
Арсений Керзин, видимо, не зная об этом негласном табу, решился предложить свой вариант контакта на суд читателей.
Поисковый корабль землян обнаруживает планету, населенную братьями не только по разуму, но и по телу — туземцы очень похожи на людей. Однако после предварительного изучения на смену радости приходят вопросы: цивилизация, насчитывающая, по мнению специалистов, втрое больше столетий, чем земная, находится на уровне Средневековья с робкими вкраплениями эпохи Просвещения.
Теория ядерной, космической, экологической катастрофы, отбросившей общество назад, отпадает довольно быстро, поскольку никаких следов подобного не обнаруживается. Планета, представляющая собой единый социум, выглядит вполне благополучно — по крайней мере, по тем данным, которые удается получить с орбиты. Ученые берутся найти ответ и в случае необходимости помочь туземцам.
Экипаж корабля — отнюдь не лучшие, а вполне стандартные представители человечества. Только этот стандарт выглядит на фоне нашей фантастики абсолютным и даже пугающим новаторством: команду составляют и возглавляют вполне приличные люди! Не хамы, не циники, не рвачи, не политики, желающие утвердить экспедицией свою дальнейшую карьеру, а просто земляне, вдохновленные — в меру, без пафоса — своей миссией. Нормальные люди, со своими проблемами, даже мелкими дрязгами и обидами, но вполне сознающие, что такое совесть, долг, ответственность.
Подготовленный читатель (а неподготовленные тут же отложат книгу) внезапно для себя обнаружит знакомые интонации и начнет гадать: а нет ли среди героев «Логоса» приятелей Ивана Жилина или Леонида Горбовского? Ведь, несмотря на оскал нынешней минуты, теорию «вертикального прогресса» никто не отменял. Правда, по грустной иронии истории эту сугубо отечественную разработку взяли на вооружение зарубежные исследователи. Именно там сегодня в достатке благородных космонавтов, в поте лица спасающих чужую цивилизацию, именно там экипажи кораблей комплектуются из специалистов-бессребренников, именно там в цене Совесть и Честь. Все это подчас бывает убого, нередко смешно, но зато очень по-нашему, по-человечески…
Повесть Арсения Керзина — запоздавшая попытка восстановить справедливость и «право первородства». Две трети экипажа носят русские имена — и никто из них не является душегубом, подлецом, законспирированным агентом ГРУ или тайным извращенцем. Все они прежде всего работники: свое дело они любят и знают — и верят в его высокое назначение. Их задача — попытаться понять чужую цивилизацию и, если у той возникнет желание, вступить в контакт.
Это «если» — граничное условие всей миссионерской деятельности землян, ибо навязывать контакт строжайше воспрещено.
Экипаж, естественно, согласен с предписанием, поскольку за ним стоит вся философия обновленного человечества. Но представьте себе другое «если»: какова будет реакция людей, коли контакт отрицается изначально!
Земляне предпринимают высадку «дипломатического корпуса» на окраине крупного города. Но странное дело: их никто не замечает. Они высаживают трех членов команды прямо на центральной улице — туземцы спешат мимо, словно не видят ни шлюпки, ни пришельцев. Даже «тактильное воздействие» взбешенного помощника капитана, попытавшегося просто-напросто встряхнуть туземцев, не приводит к результату: те остолбенело смотрят в пустоту и, как только их отпускают, продолжают двигаться в прежнем направлении. К частичному успеху приводит лишь отчаянная попытка загримированных и одетых по последней здешней моде землян найти собеседников в сельской харчевне: их наконец замечают, пытаются объясниться, но как только члены экспедиции принимают свое истинное обличье, теряют к ним всяческий интерес.
Понятно, если бы планета решительно отказалась от любого общения, то в силу вступила бы доктрина: «не навязываться». Но происходит иное — землян просто не замечают, будто их не существует вовсе.
Это нелепо, это не укладывается ни в какие схемы, это, в конце концов, просто оскорбительно! И автор начинает проверять своих героев «на излом» — не в экстремальной ситуации катастрофы или жертвенного подвига, а, казалось бы, в сугубо житейских обстоятельствах. Действительно, ну не замечают тебя, не желают обращать внимания, так что ж за трагедия… Оказывается — трагедия. Члены команды и даже умудренный опытом командир, подготовленные к любым неожиданностям, не способны справиться со своими человеческими эмоциями — глубинными, почти детскими. Не замечать — значит, презирать. Нет ничего хуже невнимания; даже боевые действия мыслятся теперь уже чуть ли не как панацея… Прежде единая команда расколота на группы, каждая выдвигает свою версию происходящего, которая оправдала бы землян в собственных глазах. Возможно, это квазиобщество андроидов, запрограммированное на выполнение определенных действий? Может быть, это «муравейник» с занесенными кем-то техническими «инстинктами»? Или некий «спящий мир», погруженный в полудрему собственным странным метаболизмом?
Земляне бьются в поисках ответа, на глазах теряя понимание собственной миссии. Их уже не интересует то, с чем они вернутся на родную планету, главное — отклик любой ценой. Радикально настроенная группа молодых ученых, возглавляемая помощником капитана, в безумии унижения готова устроить образцово-показательный взрыв на центральной площади столицы, лишь бы добиться ответной реакции. Командиру и его сторонникам удается блокировать группу, но жажда разрушения расползается по кораблю, как чума… Земляне, пытаясь остаться людьми, удержаться на грани человечности, когда никакие писаные законы и правила уже не действуют, принимают решение покинуть планету. Их поражение очевидно и чудовищно, ибо произошло не в момент космической схватки или «битвы умов», а по причине банального отсутствия хоть какого-либо интереса к представителям развитой, гуманной, «продвинутой» цивилизации.
Здесь бы автору и закончить повествование. Все уже сказано, литературная идея заявлена и решена. Но остается идея фантастическая, и автор не может лишить читателя разгадки. Придерживаясь логики жанра, можно лишь поаплодировать такому решению. Оказывается, одна из противоборствующих групп на корабле попыталась проанализировать язык туземцев. И выяснилось, что при внешнем подобии земным, он начисто лишен такой категории, как полисемия. Любое понятие в чужеземном языке адекватно лишь одному предмету/явлению/действию. Помимо этого, слова обладают минимальной валентностью, то есть способны сочетаться лишь с несколькими речевыми единицами в строго определенной позиции. При такой структуре в языке должно быть невероятно много понятий, но число их относительно невелико.