— Аресты? — возмущенно переспросила Диан. — Кто-то, кого я знаю?
Она, видимо, считала, что полисаи не имеют права арестовывать членов тайной организации всего лишь за то, что они поставили себе целью уничтожить существующий мир.
— Нет, — вздохнула Лата. — К счастью для тебя. Эти животные, Катманн и полисаи, одурманили и пытали как стражников, так и техов, отвечавших за исправность червобура. В результате они узнали, что к краже был причастен кто-то из ученых. Слава Богу, аппарат был уже передан в другую ячейку, и бедняга, которого принудили говорить, не знал ни имен, ни места, где прибор находится теперь.
Юношу и девушку словно парализовало. Зет поворачивал голову из стороны в сторону, глядя на мебель, на свежие плоды. Дьева без труда прочла его мысли: глупетс вдруг понял, что может лишиться всего этого потому лишь, что ему вздумалось поиграть в заговоры. А если он поразмышляет над этим достаточно долго, то в один прекрасный день поймет, что может потерять куда больше.
— Я пойду с тобой, — сказала Дьева, вставая и кивая Лате, совершенно очевидно, единственной тут, кто обладал здравым смыслом. — Ты проводишь меня. Я не должна задерживаться здесь дольше и подвергать опасности этих героев.
Услышав, что она уходит, Зет облегченно вздохнул; Куйли и Диан все еще переваривали известие об арестах. Он был оглушен, девушка негодовала:
— Так ведь те, кого пытали, это же мученики! — внезапно воскликнула она и зарыдала.
— Да, — сказала Дьева, — а к этому часу они еще и трупы. Смерть — вот награда, которую техи Белой Палаты припасают для своих жертв. Я соберусь и буду готова через пять минут, если ты меня проводишь, — обернулась она к Лате.
— Конечно, — ответила смуглянка, и Дьева торопливо ушла в отведенную ей комнату за своим снаряжением.
Потом, уже в плавнолете Латы, Дьева спросила у девушки, почему она присоединилась к этому движению.
— Я презираю нынешний мир, — негромко ответила Лата. — Это клоака. Ничто не будет потеряно, если этот мир внезапно исчезнет по слову Владыки Кришны. Конечно, если мы сумеем предотвратить Время Бедствий, успех будет стоить нам жизни. В этом и заключено великолепие «Крукса». Если бы наше движение не требовало от нас высшей жертвы, я бы не присоединилась к нему.
«Еще одна староверка, — подумала Дьева, — но только индуистского толка. Меня воспитывали в поклонении Христу, а этот мальчик, Куйли, — буддист. Может, мы объедки мертвого мира? И поэтому хотим восстановить его?»
— О чем ты думаешь? — спросила Лата.
— Спрашиваю себя, почему в движении участвует столько староверов.
— Мне кажется, я знаю. Потому, что мы хотим преодолеть смерть наших религий. Столько людей после Бедствий просто перестали верить. Они сказали себе: «Бога нет. Или же, если он есть и допустил такое, я не желаю его знать».
Дьева посмотрела на нее с любопытством. Они приблизились к воздушному пространству над Уланором, и Лата сосредоточенно следила за другим транспортом, пока ее компьютера не достиг луч. Дьеве хотелось продолжить этот разговор, но тут же она напомнила себе: чем меньше Лата будет знать о ней, тем лучше будет для них обеих.
— Мы все приходим к этому по разным причинам, — сказала она сдержанно, и между ними воцарилось молчание.
Плавнолет разворачивался над Мирградом вместе с двумя женщинами, которые надеялись превратить его в никогда не существовавший плод фантазии.
Стеф и Джун завтракали в кафе-кондитерской в глубине квартала Облаков и Дождя. Многие посетители узнавали Джун, и она помахивала им рукой, посылала воздушные поцелуи. Свой белый рабочий макияж она соскребла, и вместе с ним без следа исчезли ее ночное томное изящество лотоса и покорность. Она выглядела тем, чем была — умеющей постоять за себя молодой женщиной, с которой жизнь обходилась неласково.
— Жуткий конвейер вчера ночью! — сказала она рыжему евнуху, который остановился у их столика повосклицать и потискать ее. — Я обслужила десяток.
— Ну, моя дорогая, — сказал ее знакомый, — я обслуживаю десяток по пути на работу!
— Вроде бы тебе надо еще подучиться, — сказал Стеф, когда евнух отошел от них.
— Он просто хвастун. Да и стар уже. Когда я доживу до его лет, у меня будет собственный дом, и вместо того, чтобы похваляться десятком, я буду обслуживать одного-единственного — кого сама выберу.
— И этим одним-единственным буду я.
— Только если разбогатеешь, Стеф, — откровенно ответила Джун, намазывая масло на булочку. — Мне надоело быть работником, механическим трудягой. Сейчас у меня на крючке сенатор, я ведь тебе говорила? Скоро я стану тебе не по карману.
На щеках у нее появились ямочки, как всегда, когда она говорила что-нибудь нестерпимое.
— И потому я кормлю тебя завтраком?
— Да ну же, Стеф! Я просто тебя дразнила. Я своих бедных друзей тоже люблю. Послушай, почему бы тебе не свозить меня на озеро Бай на недельку-другую? Сними домик. Виллы я не потребую. Пока не потребую.
— К сожалению, я сейчас занят крайне важным делом. Возможно, речь идет и о спасении твоей жизни тоже.
Джун перестала жевать и посмотрела на него.
— Ты говоришь правду?
— Уж поверь. И когда дойдет черед до платы, она будет высокой. Вот тогда мы и поедем на Бай. И снимем виллу, а никакой не домик.
Стеф говорил со спокойной уверенностью, к которой прибегал, когда бывал совсем растерян. Расследование застопорилось. Аресты не привели к червобуру. ИЦ все еще не выдал сведений о Дьеве. Масшины прочесывали списки пассажиров, недавно прибывших с инопланет — отпечатки голоса, ретинограммы, образчики ДНК, — и не обнаружили никого с криминальным прошлым, никого, кто соответствовал бы установленным параметрам. Местные осведомители Стефа тоже ни на что не наткнулись.
— А что за дело, Стеф? — спросила Джун.
— Неважно. Дело — не сносить головы. Тебе лучше ничего не знать, так что не спрашивай. Вопрос безопасности, и будет чертовски обидно, если явятся темнооборотники и доставят такую попочку, как у тебя, в Белую Палату.
Они уже перешли на шепот. Джун наклонилась к Стефу так близко, что ее длинные ресницы колыхались от его дыхания. От ее кимоно веяло нежным ароматом какого-то неведомого инопланетного цветка, а облегающий эрзац-шелк подчеркивал округлость ее маленьких грудей, подобных плодам гранатового дерева.
— Я никому ничего не скажу, — пообещала она. — Если кто-нибудь спросит, чем ты занимаешься, я отвечу, что ты никогда не говоришь о делах.
Стеф откинулся на спинку стула и отхлебнул глоток горького зеленого чая, который всегда пил по утрам для прочистки головы. Джун вновь нацепила личину шлюхи, взвизгнув и замахав руками подружке, вошедшей в кафе. На голову возвышаясь над толпой, Белый Тигр Нила направлялась к их столику.
Они с Джун поцеловались, и Селена села, кивнув Стефу.
— Ну и ночка выдалась, — сообщила она им и всему свету, — я обслужила дюжину.
— О, Селена, — засмеялась Джун. — Деточка, я обслуживаю дюжину по пути на работу.
Ямасита сложил ладони и поклонился присутствующим. Это было утреннее заседание Тайной чрезвычайной комиссии, образованной для расследования кражи червобура.
Начальник Ямы Олеарий, заместитель Контролера Львиного сектора, что-то буркнул в знак приветствия и сказал:
— Думаю, с этими людьми ты знаком.
И это про Контролера Солнечной системы, ее заместителя Контролера Земли, начальника ее Службы безопасности и адмирала Хрку из Службы Дальнего Космоса! Да уж…
КСС, Хиан Хи-Кин, была миниатюрной женщиной с пергаментным лицом и пальцами, унизанными кольцами из тусклого золота и нефрита — по два-три на палец. Она прославилась многим — тремя мужьями, конюшней наложников, а также безжалостностью и умом, благодаря которым сохраняла жизнь и власть на протяжении десятилетий. Смерив Яму свирепым взглядом, она спросила резко:
— Мы заслушали сообщение Катманна. Он хотя бы поймал кого-то.
А как ты продвинулся с червобуром? Я слышала, заговор зародился в твоем секторе.
Яма помедлил, усаживаясь на табурете, прозванном «шозит» — «горячей сковородкой». Высокое начальство смотрело на него из-за марсианского вызолоченного стола, окруженное невидимым ореолом власти. Адмирал Хрка, заметил Яма, даже не носил свои девять звезд — высший символ статуса. Ему не было надобности сообщать о своем ранге.
Среди бюрократов адмирал выглядел — а возможно, и чувствовал себя — немного не на месте. Делом Хрки были таинства передвижения в Дальнем Космосе — с помощью инерционных компенсаторов и сверхсветовых акселераторов на потоках частиц, держа курс по силовым линиям магнитпространства и хронометрируя прибытия, когда ошибка в микросекунду могла швырнуть его в центр раскаленного ядра искомой планеты. Он привык пользоваться лазерами, способными расплавить сталь на полумиллионе щелчков, запускать супертропы на скоростях, близких к скорости света, и преобразовывать врагов своего биологического вида в плазму менее плотную, чем солнечный ветер.
А теперь он оказался перед опасностью того, что один хлипкий человечишко грозил покончить с его миром, обессмыслить его знания и доблесть. Судя по его виду, он предпочел бы находиться сейчас в Дальнем Космосе, где даже на расстоянии в тысячу световых лет от всех и вся он твердо знал свое местонахождение и порядок действий.
Сбоку от него сидел Катманн, занимавший в Службе безопасности Земли то же место, что и Яма в своей. Заостренная голова и толстая шея придавали ему сходство с архивным техником. Он носил сменные глаза, и пластиковые радужки пусто поблескивали.
Яма спокойно доложил о всех принятых мерах для выявления членов «Крукса». Предположение, что заговор зародился в Львином секторе, остается недоказанным, однако энергичные розыски ведутся во всех двухстах тридцати шести обитаемых мирах, входящих в сектор. Все имеющиеся в их распоряжении ретрансляторные каналы магнитпространства держатся открытыми только для данной задачи. На это уже ушло такое количество энергии, какое могло бы освещать Уланор в течение полутора месяцев. Все это по необходимости происходит в замедленном темпе — сообщение, передаваемое по магнитпространству с самых дальних планет сектора, достигает Земли через семьдесят стандартных часов.