Вместо того, чтобы войти в дверь, Ростов обошел свой автомобиль, приблизился к толпе, готовясь к рукопожатиям. Люди громко его приветствовали, множество рук тянулось к нему, колыхаясь, точно ветки на опушке леса в бурю. Из второго лимузина к нему направился Разумовский, тоже улыбаясь, но чуть отставая, чтобы не заслонить президента. Дьева повернула пистолет в глубине кармана и приготовилась выстрелить.
Но тут подбежала кучка людей странного вида, поднимая какие-то примитивные камеры. Внезапно яркая вспышка озарила толпу, ослепив Дьеву. Длинный ствол взрывного пистолета просунулся в дырку, пробитую предыдущим выстрелом. Затенив глаза ладонью, она, как могла, прицелилась в Разумовского. Негромкое «пфут» утонуло в реве толпы.
Однако молодой охранник заметил блеск металла и без малейшего колебания оттолкнул президента — прямо под пулю. Внезапно крупная фигура Ростова исчезла, разорванная На куски.
Охранник, не осознав, что произошло, поднял правую руку, сжимавшую новейший полицейский автомат М91К, калибр 7,8, стреляющий разрывными пулями. Первая из шести попала в Дьеву. Пуле этой было далеко до взрывного пистолета, но и ее оказалось вполне достаточно.
Дьева, опрокинувшись на спину, свою пулю послала вверх и пробила метровую дыру в мраморной облицовке нового здания Думы. Осколки все еще сыпались вниз, когда она упала на снег, ощущая только непонятную легкость, словно была соткана из воздуха и начала рассеиваться. Она поглядела на лица нагнувшихся над ней охранника и министра Разумовского.
«Но ты же убит», — подумала она и умерла.
Разумовский свирепо уставился в ее татарское лицо.
— Это проклятые китайцы! — рявкнул он и отвернулся.
На снегу, истекая кровью и взывая о помощи, валялись люди из толпы: охранники вместе с Дьевой положили немало народу. Разумовский игнорировал и вопли, и общее смятение. Он грубо стряхнул с себя руки, пытавшиеся увлечь его в безопасное место. Только он один здесь точно знал, что намерен сделать.
Он запрыгнул в бронированный лимузин президента и крикнул шоферу:
— Вперед, гони!
Пока рыдающий, ослепленный слезами и прожекторами водитель пытался вырулить сквозь толпу, Разумовский достал ключ, вставил в замок в спинке переднего сиденья. Откинулась стальная дверца, обнаружив красный телефон.
— Говорит Разумовский! — прорычал он в трубку. — Китайские агенты ранили президента. Точно передаю вам его слова: «Мы находимся в состоянии войны. Пуск! Пароль — «Иван Грозный».
Он откинулся на спинку и трясущейся рукой провел по раздавленной лягушке — своему лицу. Что же, умирая, глупетс Ростов выбрал правильный политический курс — против обыкновения.
— Черт побери! — воскликнул Олеарий. — Просто не могу поверить, что он умудрился справиться в одиночку.
Тайная чрезвычайная комиссия собралась выслушать доклад Ямы о завершении командировки Стефа в прошлое. Хиан, Угайтиш, Хрка, Олеарий — все были в сборе, не хватало лишь Катманна. Сановные мужи (кроме Хиан, которая уже все знала), затаив дыхание, наклонялись над раззолоченным марсианским столом и слушали историю о том, как был спасен их мир.
— Вот доказательства, — заключил Яма. — Во-первых, мы вернули тело Стефа, явно убитого современным оружием, оке? Из его пистолета произведен один выстрел. Мир, в котором мы живем, не исчез, а, напротив, выглядит как никогда прочным. Чтобы раз и навсегда покончить с сомнениями, мы еще раз воспользовались червобуром. И взяли пробу воздуха в Москве в триста шестидесятый день две тысячи девяносто первого года. Он насыщен радиоактивными частицами и ледяной пылью. Итак, досточтимые гранды, какой вывод мы можем сделать из всего этого? Только один: Стеф и Дьева убили друг друга, и, так сказать, с последним своим вздохом он послал нам сигнал забрать его, потому что выполнил задание и Время Бедствий произошло по расписанию, верно?
Хиан повернулась к Яну, который стоял в тени. Его грузное слабое тело дышало подобострастием.
— А что думаете вы, досточтимый профессор?
— Я согласен. Доказательства неопровержимы, а я потратил жизнь на анализ доказательств.
— Ну, видимо, нам придется их принять, — проворчал Олеарий. Он все еще надеялся затребовать назад миллион Стефа, однако теперь это представлялось затруднительным.
— Я обязан также доложить, — продолжал Яма, — что на теле Стефа был обнаружен запечатанный конверт, который содержал сообщение для Контролера Солнечной системы, досточтимой Хиан.
Он поглядел на нее. Она кивнула.
— Письмо гласит, — сказал Яма, развертывая копию: — «Перед лицом смерти Дьева признается, что Катманн содействовал краже червобура. Он надеялся затем покончить с заговором и получить повышение. Но «Крукс» оказался ему не по зубам. И с тех пор он прилагает отчаянные усилия, чтобы уничтожить тех немногих, кто знает о его измене».
Члены комиссии испустили дружный вздох.
— Возможно ли? — спросил Угайтиш. — Глава Службы безопасности Земли? Какие он преследовал цели, сначала способствуя заговору, а затем покончив с ним?
— Однажды он признался мне, — сказал Яма, который много лет ждал этого момента, — что у него есть шанс стать Контролером Солнечной системы.
— Досточтимые гранды, — заявила Хиан, — должна сообщить вам, что сперва и мне было трудно поверить такому обвинению. Но улики убедительны. Бумага, чернила и почерк доказывают, что эту записку написал Стеффене. Пытаясь оправдаться, Катманн утверждал, что это месть Стеффенса за перенесенные пытки. Однако протоколы самого Катманна о допросе Стеффенса содержат указание, что допрос велся «с исключительной мягкостью». Многозначительное противоречие.
Новый дружный вздох.
— Нам всем известно, что Катманн при многих его достоинствах был слишком уж усерден, слишком честолюбив. Я распорядилась, чтобы ко мне для допроса доставили ученого, который украл червобур. Но оказалось, он уже обезглавлен. Это выглядело весьма подозрительно. Не обеспечил ли Катманн таким способом его молчание? Все конструкторы червобура тоже мертвы. Мне удалось допросить только двух членов «Крукса», но это были просто дети, которые ничего не знали, поэтому, вероятно, и сохранили свои головы. В конце концов я вынуждена была отправить Катманна в Белую Палату. С иглами в спинном мозгу он признался во всем. Каждое утверждение Стеффенса в этой записке истинно. Катманн знал слишком много государственных тайн, и я приказала его обезглавить.
Она посмотрела на остальных, словно ожидая возражений. Яма чуть улыбнулся. Адмирал Хрка заметил, что этот субъект всегда вызывал его подозрения. И это были единственные отклики на суровый итог жизни Катманна.
— Есть ли еще что-нибудь? — спросила Хиан, готовясь закрыть совещание.
Ян ждал именно этой минуты, чтобы выйти из тени.
— Теперь, когда с «Круксом» покончено, досточтимые гранды, — сказал он вкрадчиво, — я рекомендую предать случившееся гласности и объявить Стеффенса героем. Герои, которых мы почитаем, жили очень давно: они почти мифические фигуры, а некоторые, вроде Желтого Императора, вообще заведомые легенды. Тут же мы имеем нашего современника, того, кто приобщает простого человека к славе и великолепию современного мира… Разумеется, — добавил он, — кое-какие аспекты жизни Стеффенса придется подредактировать. Но ведь то же можно сказать о любой исторической личности.
— Превосходно! — воскликнула Хиан. Она подняла миниатюрную кисть, которой унизанные кольцами пальцы придавали сходство с пауком из драгоценных камней, и объявила: — Стеффене будет похоронен со всеми почестями. Кто-нибудь поталантливей сочинит его биографию, а Ян ее заверит. Эпизоды из его жизни будут демонстрироваться всеми масшинами. Величественная гробница будет воздвигнута…
— Досточтимая Контролер Солнечной системы, — пробормотал Яма, — мы уже кремировали тело и развеяли прах.
— Да какая разница? Или вы полагаете, что Чингисхан покоится в том, что мы называем его саркофагом? А теперь бысетро, бысетро! Пошевеливайтесь. И помните, герои не рождаются, их создают.
Профессор Ян, довольно улыбаясь, вышел из зала заседаний вместе с Ямой.
— В определенном отношении, — заметил он, — наиболее увлекательная гипотеза сводится к тому, что мир, в котором мы живем, изначально был следствием заговора «Крукса» и его последствий. Согласитесь, досточтимый полковник, это же крайне интересно: время, так сказать, абсолютно относительно, а данный эпизод наличествует в прошлом с две тысячи девяносто первого года, и весь наш мир — долгосрочный результат события, которое, с нашей точки зрения, только-только произошло. Не так ли?
Яма, торопившийся привести в исполнение приказ Хиан, замедлил шаг и уставился на Яна.
— Что за чепуха! — проворчал он.
Пока Катманну не назначили преемника, Яма в дополнение к своим обязанностям возглавил и Землю Центральную. Весь остаток дня он занимался Стефом. Дал ход процессу мифологизации, а затем исполнил и более личный долг: сдержал данное Стефу обещание, распорядившись освободить Ананду и Айрис из Белой Палаты. Он не счел нужным с ними встретиться, а потому так никогда и не узнал, что за время их краткого пребывания под Дворцом Правосудия волосы у них приобрели цвет кафельных стен Палаты.
Усталый, помышляя только о том, чтобы отправиться домой, Яма думал о Хасико и детях, но тут ему на стол легла копия в две строчки, доставленая нарочным. Вот так он узнал, что женщина Лата, последняя активистка «Крукса» на Земле, была обнаружена в деревушке вблизи Каракорума. Она покончила с собой до прибытия полисии и темно-оборотников, оставив эти строчки.
Все кончено, — писала она, — я знаю это. Наш мир сохранился, словно оберегаемый каким-то богом. Но что это за бог, если он оберегает такой мир?
Яма вложил лист в одну из щелок своей масшины.
— Скопируй, подшей, уничтожь, — распорядился он.
В следующий День Великого Чингиса площадь Правительства Вселенной была запружена огромными толпами. Каждый флагшток украшали связки из девяти белых хвостов эрзац-яков в честь прославленного Объединителя Человечества. Однако гвоздем дня было не воздание чести Чингису (хотя президент Мобуту и сжег благовония на его могиле), но открытие мемориала Стефа.