— Если станешь якшаться с теми, кто желает быть хуэтлакоатлями, жди неминуемых бед.
— А как насчет общества, в котором вращаешься ты? Что делает нянька запертых в клетки зверюг среди Теней Императора?
Я вспомнил его реплику насчет близкого знакомства с внутренностями множества людей, но попытался ничем не выказать того, что испытал при одной мысли об этом.
Четыре Орла улыбнулся.
— Человек многообразен. Это не только делает жизнь интересной, но и крайне необходимо в нынешние времена.
Я решил, что старик нравится мне куда больше сейчас, чем когда мы наливались пульке под оградой зверинца. А кроме того, сообразил, что пытался выудить информацию по крайне деликатному вопросу, и у кого! У крупного чина Теней Императора! Одно можно сказать о моей удачливости: главное ее качество — последовательность. Уж в этом она мне не изменяет!
— Как, молодой господин, кажется, ты не рад меня видеть?
— Думаю, с хуэтлакоатлями мне было куда спокойнее.
Ответ неверен. Недаром Четыре Орла мгновенно нахмурился, а я заработал чувствительный тычок в почки от одного из Теней, после чего обвис у них на руках и долго давился рвотой.
— Эти, с их костюмами и дурацкими трюками, понятия не имеют, что творят. Они ошибаются. Страшно ошибаются.
— Но они достаточно связно объясняются с хуэтлакоатлями.
Четыре Орла презрительно фыркнул.
— Точно так, как собака объясняется с хозяином. Они неплохо чувствуют эмоции, но понимают очень мало. Остальное — чистый обман. Они дурачат себя, а хуэтлакоатли лгут им и беззастенчиво используют.
— Как вы используете животных в зверинце?
— Отношения между человеком и зверем можно понять, — объяснил он, сузив глаза до едва заметных щелочек, — но между человеком и этими мыслящими, говорящими созданиями? Разве мы можем их понять? И тем более доверять им?
— Но вы же их понимаете…
Старик пожал плечами.
— Я знаю, когда они боятся. И хотя их язык по большей части тайна для людей, болтовню Представителей легко разобрать. Хуэтлакоатли не только расстроены, но находятся на грани истерики. Та вещь, которую ты взял с трупа, имеет для них огромную важность, — с улыбкой пояснил он и добавил: — Настолько, что хуэтлакоатли едва ли не насильно принудили самого Императора обратить внимание на это дело. Не слишком мудро ты поступил, разозлив их, молодой господин. Если мы не сможет иметь дело друг с другом, значит, торговля придет в упадок, а Император высоко ценит возможность торговых отношений с хуэтлакоатлями.
Слова Четыре Орла имели смысл. Хуэтлакоатли не слишком терзались, пока не обнаружили тело, на котором отсутствовало что-бы-там-ни-было. Потребовалось время, чтобы известие достигло столицы, и Император приказал своим Теням заняться этой историей. Все до тошноты логично, но будь я проклят, если это чем-то мне поможет.
— Клянусь, я ничего не крал с трупа.
— Так и Девять Оленей утверждал, — произнес старик, словно смакуя воспоминания.
Я постарался стряхнуть внезапный озноб, леденивший спину.
— Если что-то пропало, должно быть, это дело рук кого-то другого. Или городской стражи, которая вела расследование.
Кулак в латной перчатке врезался мне в лицо. Я закашлялся и выплюнул сгусток крови.
— Подобные версии были проверены… и тщательно, — заверил Четыре Орла. — Потому мы остановились на тебе, в процессе… э-э-э… планомерного устранения подозреваемых.
— Но я ничего не…
На этот раз ударили спереди и едва не вышибли из меня дух. Откуда-то сбоку потянуло дымком разгоравшихся углей, словно рядом разожгли жаровню. Я стал вырываться, понимая: это лишь начало.
Если только…
Представители постоянно твердили о пропавшей вещи, как о «части» хуэтлакоатля. Сами хуэтлакоатли могли использовать это понятие, но Представителям следовало бы выражаться яснее при допросе людей.
Очередной удар в лицо прервал ход моих мыслей.
— Господин, — охнул я, — эти твари… как они вынашивают своих детей?
— Что? — немного растерялся он, не ожидая, что беседа примет подобный оборот. — Несут яйца, разумеется. Как крокодилы или птицы.
Ну вот, еще одна прекрасная теория, напрочь убитая бандой уродливых фактов.
— Хотя, — медленно протянул Четыре Орла, — не все откладывают яйца в гнездо. Некоторые, как определенные виды змей, носят яйца в своих телах, пока не вылупятся детеныши.
Он пригвоздил меня взглядом:
— Детеныши хуэтлакоатлей.
— А погибшая особь была самкой.
Я даже не позаботился придать своему голосу вопросительные интонации.
— Толтектекутли постоянно твердит о великом единении людей, нас, англичан и даже хуэтлакоатлей. Чтобы претворить свои идеи в жизнь, ему понадобится кто-то вроде Представителей, — выдавил я и снова закашлялся от усилий, отчего ребра заныли еще пуще. Интересно, сколько из них сломано и сколько треснуло?
— А значит, это будут хуэтлакоатли, взращенные в окружении людей, а не наоборот, — озвучил он мою мысль. — Молодой господин, как я вижу, вы все поняли.
Он улыбнулся, и я ощутил, как хватка державших меня рук едва заметно ослабла. Но старик тут же нахмурился:
— Разумеется, все это пока только теория и не объясняет, где находятся яйца.
— Думаю, что объясняет, — задумчиво выдохнул я. — Господин, могу я умолять о милости? Не подарите ли мне несколько дней для разгадки этой тайны?
Четыре Орла потер подбородок.
— Дало тебе один день, — изрек он.
Учитывая вполне очевидную альтернативу, пришлось согласиться.
Единственное преимущество побоев в том, что напрочь отпадает необходимость в маскировке, если, разумеется, тебе пришло в голову изображать калеку. Искусственные шрамы и оспины довершили эффект. Зато хромота, нетвердая походка и болезненно затрудненное дыхание были самыми что ни на есть подлинными. Ветхая оборванная туника позаимствована у слуги, зато меч принадлежал мне с незапамятных времен.
В те части храма, куда разрешался доступ верующим, пробраться было легче легкого. Сегодня вечером службы не вели, но стайки паломников бродили по залам, останавливаясь на молитву у маленьких алтарей и выкладывая свои подношения. Разумеется, никакой стражи. Нужно быть либо безумцем, либо воистину молодым и глупым, чтобы осквернить или обокрасть храм, пусть и принадлежащий несколько необычной, если не сказать странной, религии.
В последний раз я почти не разглядел деталей. Оказалось, что внутри храм, возможно, был почти таким же вычурно-аляповатым, как снаружи. «Возможно» — потому что освещался факелами, а не газовыми рожками, и большинство подробностей терялось во тьме.
Итак, будь я яйцом хуэтлакоатля, где бы я мог спрятаться?
В безопасном местечке, конечно. Подальше от суеты и шума. Священном для верующих.
И тут я вспомнил, как Лягушки, в отличие от Тростников, строят свои храмы. Если основатели этого следовали обычаям, под зданием должна быть крипта, усыпальница королей.
Или место рождения королей.
Помещения располагались крайне хаотично, соединяясь настоящим лабиринтом проходов и коридоров, а постоянные перестройки не придали храму простоты и изящества. Я болтался по залам, останавливаясь у алтарей и пытаясь выглядеть своим. Завсегдатаем. И вдруг…
Навстречу шествовал Толтектекутли в роскошном головном уборе из перьев кетцалькоатля и крученого золота. На нем по-прежнему красовались пояс из кожи ящерицы и золотая пектораль с изображением Кетцалькоатля, однако искусно вышитая юбочка была новой. С пояса свисал макуахатль, плоская деревянная военная дубина, усаженная по краям острыми осколками обсидиана. Плоская голова дополняла общее впечатление. Он словно сошел с настенных фресок.
Какого черта?
Я последовал за ним. Он вышел в центр первого этажа, спустился по лестнице, обрамленной мастерски вылепленными разинутыми пастями гигантских хуэтлакоатлей. Это напомнило мне легенды о множестве адских подземелий, ожидавших грешников. Неприметная душа на пути к забвению или один из Повелителей Смерти?
Внизу царил мрак, а воздух становился все более затхлым. Я услышал стоны. Ужасные стоны. Меня пробрала дрожь. Неужели сказки не лгут?
От подножия лестницы тянулся длинный коридор. Далеко, где-то справа, в боковом проходе, мелькнул свет. Я прижался к стене и скользнул в том направлении. Мрачную тишину прерывали лишь редкие стоны.
Толтектекутли стоял посредине просторного, ярко освещенного помещения. Огоньки мигали, гасли и загорались вновь, мешая смотреть, что, возможно, было к лучшему.
Место показалось мне уродливой пародией на выставочный зал Магистра Смерти. По комнате были разбросаны каменные столы, на которых лежали покрытые простынями фигуры. Толтектекутли стоял спиной ко мне, наклонившись над одним из столов. Он манипулировал над тем, что там лежало, и это что-то стонало так, словно его свежевали заживо. Когда он выпрямился, я заметил: существо на столе по-прежнему сохранило кожу, по крайней мере, от талии и выше. Жрец направился к двери в дальнем конце комнаты, повернул ключ, вошел, и я услышал, как щелкнул замок. Я оставался на месте, настороженно прислушиваясь. Ни звука, даже со стороны столов. Ничто не тревожило сырой застоявшийся воздух. Зато в нем стоял запах. Сильный запах текилы.
Я осторожно шагнул в комнату и приблизился к столу, где жрец оставил свою подопечную — женщину, молодую, с полными, но еще не начавшими отвисать грудями. Должно быть, когда-то она была хорошенькой, но страдания убили красоту.
— Четыре Цветка? — прошептал я.
Она обратила на меня затуманенный наркотиками взгляд. В глазах, беспомощных, как у раненого животного, не отражалось ничего. Ни надежды, ни мольбы.
И тут я увидел, почему. От грудины до паха зияла открытая рана. Кожа казалась розовой и здоровой, без признаков воспаления, но края раны были раздвинуты на ширину ладони, и живот выпирал, словно вздутый.
Я сделал еще два шага и увидел: в ране что-то лежало… серое… круглое… в сетке трещин, как у дыни. Я не обладал опытом Четыре Орла и не был медиком, но и без этого можно было сказать: этой штуке не место в женском животе. Вытянув шею, я заметил, что размером эта «дыня» в два раза больше крупного гусиного яйца.