Единственным человеком, который мог ходить в Лориэн и обратно, был юный Ромик Евсеев. После того как стоящий в дозоре эльф Анетэль пощадил заблудившегося мальчишку, эльфы признали ребенка своим. И Роман не обманул доверия. Он охотно рассказывал людям о нравах и обычаях лесного народа, но не поддержал ни единого плана цивилизации эльфов, не вынес из Лориэна ни одного этнографического экспоната и не принес под сень дубов даже связки бус или складного ножа. Лишь однажды он взял с собой пару килограммовых гантелей, но в тот же день приволок их обратно, так и не объяснив, зачем таскал лишнюю тяжесть.
Первое время, отправляя мальчика «в гости» к эльфам, добрые дяди из исследовательского центра подсовывали ему в одежду несколько подслушивающих устройств, а красивые пуговицы, нашитые не только на полочку куртки, но и на рукава, скрывали кинокамеры, дающие круговой обзор. Фильмы эти принесли немало бесценной информации, но затем Ромик подрос, обнаружил истинный смысл красивых пуговиц и наотрез отказался надевать шпионскую куртку.
— Обмана эльфы не простят, — был ответ на все уговоры.
Другого ребенка внедрить к эльфам не удалось, посланец дивного народа выводил очередного юного шпиона к людским заставам и сдавал на руки Лавру Наркиссу, который был не только трактирщиком, но и одним из крупнейших ксенологов планеты.
Теперь все надежды эльфологов обратились к Роману, который, по мнению ученых, должен был выучиться и посвятить свою жизнь изучению таинственного народа. Подросший Роман и впрямь все больше времени проводил в Лориэне, хотя подглядывать за ним уже не удавалось. Известно было лишь, что эльфы принимают его как своего и даже дали мальчику древнее эльфийское имя, характерное для сгинувших приморских эльфов, — Кэрдан. Тайна этого имени также оставалась неразгаданной; Кэрдан, друг эльфов, с детства умел держать язык за зубами.
Разумеется, для постановщиков киноверсий никакой тайны тут не было; благодаря всеведущему искусству синематографии, всякий знал, что прозвище Кэрдан Корабел человеческий мальчик получил за то, что научил эльфийских сверстников пускать кораблики в речке Белогривке. К сожалению, никакой Белогривки по Лориэну не протекало, единственная речушка, петлявшая по волшебной долине, носила ласковое имя Тапка. Но даже по Тапке никто не пускал корабликов, поскольку в Лориэне не было ни одного эльфийского ребенка. В благословенном краю проживало по разным подсчетам от семи до девяти тысяч взрослых эльфов и ни единого ребенка.
По этому поводу было выдвинуто множество остроумнейших гипотез, подтверждения или опровержения которых ждали от подрастающего Кэрдана Корабела.
Тем обиднее было, когда Роман Евсеев, по прозвищу Кэрдан Корабел, после школы подал документы не в университет на один из подходящих факультетов, а в академию космогации, после окончания которой покинул Землю на долгих двадцать лет.
Не дойдя полусотни шагов до опушки леса, Роман остановился. Он чувствовал, что из-за полога ветвей его пристально рассматривают, и терпеливо ждал. Среди эльфов не было единогласия по поводу человеческого детеныша, и, хотя никто из дозорных не пустил бы смертельную стрелу, Роману не хотелось впустую провоцировать стражу. К тому же двадцать лет — немалый срок для человека, так что Роман демонстрировал перед самозваным Лавром Наркиссом уверенность, которой сам не обладал.
Свист стрелы Роман не услышал, а, скорее, предугадал. Стрела вонзилась в землю впритык к босой ноге. Роман наклонился, выдернул стрелу. Была она прямой и тяжелой, опушенной перьями красной утки. Гладкий наконечник — из крапчатого кремня, которым славились перекаты Тапки. Металла эльфы не знали, в этом вопросе Профессор соврал. Оно и понятно, если бы эльфы умели выплавлять железо или медь, они бы мигом пожгли на дрова все свои знаменитые леса, а рудниковые отвалы загадили бы местность, как не раз бывало у людей. Это только в фэнтезийном романе добренький Профессор мог осуществить подобное разделение труда: избранному народу подарить все плоды прогресса, а вредоносным оркам спихнуть все шишки. В реальной жизни приходится либо жить дикарем, либо объединять в одном лице орка и эльфа.
В кустах у опушки раздался смех.
— Очень весело, — заметил Роман, подходя и протягивая часовому его стрелу. — Когда-нибудь один из вас промажет и всадит стрелу прямо в ступню. Это будет больно.
В ответ дозорный расхохотался. Смеялся он весело и беззлобно, просто оттого, что эльфов чрезвычайно смешило предположение, будто можно промахнуться с такого расстояния и по такой цели.
— Анетэль сейчас придет, — произнес часовой. — За ним уже побежали… — он помолчал и добавил многозначительно: — Гантэл.
Это была очень старая история. Один из эльфов — добрый приятель Анетэля — носил красивое имя Гантэль. Он долго не мог понять, почему человеческий мальчик произносит его имя по-древне-эльфийски, с нарочито твердым окончанием. Именно тогда Ромик притащил в рощу пару гантелей, чтобы объяснить, почему он не хочет называть знакомого таким именем. Судя по всему, история с железяками не забылась и по-прежнему продолжала служить поводом для веселья.
Кусты беззвучно раздвинулись, выпустив посланца и Анетэля, по виду которых никак нельзя было заключить, что им только что пришлось пробежать несколько километров по густому лесу.
— Добрый день, — произнес Роман, не двинувшись с места. Он давно знал, что эльфы не терпят прикосновений и здороваться нужно на расстоянии.
— День сегодня и впрямь добрый, — подтвердил эльф. — Погода замечательная, в самый раз, чтобы устроить стрельбы, так что ты при-шел вовремя.
Роман обреченно кивнул. Стрельбы с участием человека — лучшего развлечения эльфы не могли бы придумать. Неуклюжие попытки Романа управляться с тугим эльфийским луком неизменно вызывали жизнерадостный смех окружающих.
— Смех без причины — признак дурачины, — ворчал обиженный Ромик. Сейчас, узнав об эльфах многое, он так не считал. И уж тем более не пытался уклониться от участия в стрельбах.
Они двинулись по дороге, больше всего напоминавшей звериную тропу. Роман старался шагать поаккуратнее, но все же ловил саркастические взгляды, в которых явно читалось удивление, как можно производить так много шума.
Поселок, в котором жил владыка Гладриэль и обычно собирались сходки, насчитывал полсотни домов, по большей части наземных шалашей, хотя можно было видеть и убежища, устроенные по старинке, на ветвях неохватных дубов. На вытоптанной поляне уже устанавливали мишени, нарочито большие, чтобы стрелы, пущенные Романом, тоже вонзились в обтянутый кожей щит. Эти мишени, каких прежде эльфийский народ не знал и которые прежде так обижали Романа, теперь вселяли в него некоторый оптимизм. И дел© не в том, что он стал лучше стрелять, скорее, напротив, но просто это было доказательством, что новшества эльфам не вполне чужды.
На праздник собралось сотни полторы жителей, все были с луками, все гомонили и заранее смеялись. Стрельбы — единственное время, когда бесшумные и обычно молчаливые существа отводили душу.
Кинули жребий, стрелки выстроились в очередь. Роману выпало стрелять одним из последних, а вот Анетэль должен был открывать празднество. Эльф вышел вперед, вскинул лук й, кажется, даже не глядя, с полусотни шагов вбил стрелу в черную точку посреди мишени. Щит был серого цвета, так что Роман с этого расстояния не мог даже разглядеть заветной точки.
Второй стрелок пустил свою стрелу прежде, чем раздался гул одобрительных голосов, приветствующих начало состязаний. Вторая стрела ударила в ту же точку, но на пару миллиметров выше, так что раздался сухой каменный стук, а от столкновения двух кремней проскочила искра, почти незаметная в солнечном свете.
Роман вздохнул. Настоящие эльфийские стрельбы проводятся вечером, в полутьме, так что искры, удостоверяющие удачный выстрел, видны всем. А сейчас любоваться результатом могли лишь те зрители, которые успели занять места у самой мишени. Десятка два эльфов толпилось там, едва не заслоняя цель стрелкам. Ни на одних человеческих соревнованиях не могло быть и речи о подобной беспечности, а тут никому и в голову не приходило, что стоять возле самой мишени может быть опасно. Какая опасность, если стреляет эльф? Иное дело — человек; Роман ждал, тихо надеясь, что соревнования кончатся прежде, чем подойдет его очередь пустить стрелу. Страшно было, что промах окажется роковым, несмотря на то, что эльфы ждут его выстрела. Отбежать-то они сейчас отбегут, но насколько далеко?
Анетэль с поклоном протянул свое оружие Роману. Луки у эльфов не слишком большие, но тугие настолько, что не всякому силачу удастся натянуть его. Роман пощелкал пальцем по тетиве, та струнно отозвалась. Роман наложил полученную от приятеля стрелу, приготовился. Его очередь приближалась, и не хотелось задерживать ровное течение соревнований. Ну вот, пора…
Роман вскинул лук. Тысячу раз он убеждал себя, что не имеет никакого смысла прицеливаться долго, все равно выстрел будет неудачным, а долго готовиться — только трепать нервы себе и другим, но все же не мог совладать с собой и задержался на пару лишних секунд, стараясь выбрать самый правильный прицел.
Кроме лишних секунд промедления были еще и секунды, необходимые для исполнения своеобразного ритуала, сложившегося четверть века назад.
«Да отойдите же вы, пока я вас всех не перестрелял!» — разноголосо вскричали эльфы, занявшие привилегированные места возле мишени, после чего дружно кинулись врассыпную.
Когда-то эту фразу выдал сам Роман, чуть не на первых своих соревнованиях, и с тех пор она стала непременным атрибутом коронного выстрела Кэрдана Корабела. Прелесть сказанного никогда не переставала смешить эльфов. Это ж надо такое пообещать — всех разом одной стрелой! Вот уж действительно — знатный лучник!
Роман спустил тетиву. Это был не самый худший его выстрел, он попал сантиметрах в пяти от стрелы предшественника, торчащей из исклеванного дерева. Очень неплохой выстрел для дилетанта, но здесь он вызвал обычную реакцию — смех. Так или иначе, но над Романом, над его неуклюжестью, над незнанием самых простых вещей, над удивительной человеческой наивностью смеялись постоянно. Нужно быть очень незлобивым человеком, чтобы выдерживать это в течение многих лет. Роман относился к подобному веселью спокойно, тем более, что рано понял: смех и насмешка — разные вещи. А если учесть, что эльфы были практически согнаны с лица земли неуклюжими и наивными людьми, то оставалось радоваться именно такой реакции дивного народа на всякое движение человеческого