то даже разобрать написанную на шлеме фамилию было невозможно до тех пор, пока человек не оказывался прямо перед тобой.
Впрочем, ландшафт не стоил того, чтобы слишком долго его разглядывать. Мы находились в центре унылой плоской равнины, единственным украшением которой служили с полдюжины метеоритных кратеров среднего размера (все они были наполнены гелием-2). Над далеким горизонтом вставали невысокие горы. Неровная земля под ногами чем-то напоминала замороженную паутину; стоило опустить на нее ногу, как башмак с хрустом проваливался вглубь на добрых полдюйма. Все это действовало на нервы и бесконечно раздражало.
Нам потребовались почти сутки, чтобы вытащить строительные материалы из озера. Спали мы посменно — вернее, не спали, а дремали, поскольку в скафандре можно только стоять, сидеть или лежать на животе. Заснуть в этих положениях мне не удавалось, поэтому я, быть может, больше всех мечтал о том времени, когда будет построен первый герметизированный бункер.
Первой нашей мыслью было построить бункер под землей, но котлован сразу заполнился бы гелием-2, поэтому начинать следовало с хорошо изолированного фундамента, напоминающего трехслойный сэндвич из пермапласта и вакуума.
К этому времени я уже исполнял обязанности капрала и имел под началом десять человек. Наша команда занималась тем, что подтаскивала к месту строительства пермапластовые панели (их легко могли поднять два человека), когда один из моих людей неожиданно оступился и упал на спину.
— Черт тебя возьми, Зингер, смотри себе под ноги! — Так мы потеряли уже двоих.
— Простите, капрал, я немного устал, вот и оступился.
— Хорошо, только, ради Бога, гляди, куда ступаешь!
Впрочем, Зингер уже поднялся. Вместе с напарником они опустили лист пермапласта на штабель и отправились за другим.
Но я продолжал внимательно наблюдать за ним. Через некоторое время я заметил, что Зингер шатается, а в бронескафандре это довольно трудно, даже если специально задаться такой целью.
— Зингер! После того, как отнесешь эту панель, подойди ко мне!
— О’кей. — Он с трудом доплелся до места, сбросил с плеч груз и, пошатываясь, подошел ко мне.
— Дай-ка я погляжу, что говорит твой скаф… — Я открыл специальный лючок на груди Зингера и взглянул на монитор биомедицинского диагностера. Температура у Зингера подскочила на пару градусов, пульс и кровяное давление тоже возросли. Впрочем, его состояние было далеко от критического.
— Ты не заболел? — осведомился я. — Как ты себя чувствуешь?
— Черт побери, Манделла, я чувствую себя нормально, просто утомился немного. Да еще после падения у меня немного кружится голова, а так — все в норме.
Все же я вызвал по радио отрядного врача.
— Эй, док, говорит Манделла. Не могли бы подойти на минутку?
— Конечно. А где ты находишься?
Я взмахнул над головой руками, и уже через несколько секунд врач, работавший наравне со всеми на берегу гелиевого озера, подошел к нам.
— Ну, что у вас случилось?
Я показал ему на экран медицинского диагностера. Врач умел разбираться в диаграммах и кривых лучше, чем я, поэтому ему потребовалось совсем мало времени, чтобы поставить диагноз.
— Черт побери, Манделла, по-моему он просто слегка перегрелся.
— Это я и сам знаю, — подал голос Зингер.
— Знаешь что, пусть кто-нибудь из оружейников взглянет на его скафандр, — предложил врач.
Это предложение показалось мне разумным. В отряде было два человека, которые прослушали сокращенный курс по ремонту скафандров в полевых условиях, они-то и были нашими оружейниками. Не тратя времени даром, я связался с Санчесом и попросил подойти к нам с инструментами.
— Буду через пару минут, капрал. Я как раз несу опорную ферму…
— Брось ее и давай к нам. Живо! — рявкнул я. Отчего-то мне стало не по себе. Ожидая Санчеса, мы с врачом оглядели скафандр Зингера.
— Ого! — присвистнул док Джоунс. Он показывал на спину Зингера, и я поспешил к нему.
— Что такое?!
Впрочем, я уже и сам видел — что. Два ребра теплообменника были сильно погнуты.
— В чем дело?! — встревожился Зингер, пытаясь заглянуть себе через плечо.
— Ты упал на теплообменник, верно?
— Точно, капрал. Должно быть, с тех пор он и барахлит.
— Мне кажется, он вообще не работает, — негромко сказал Джоунс.
Тут к нам присоединился Санчес с переносным диагностическим набором, и мы рассказали ему, что случилось. Санчес внимательно осмотрел теплообменник, потом подсоединил к нему несколько разъемов и взглянул на показания тестера. Я не знал, что именно он измеряет, но появившиеся на экране цифры имели по восемь нулей после запятой.
Потом я услышал негромкий щелчок — это Санчес переключился на мой личный частотный канал.
— Капрал, этот парень все равно что мертв.
—* Что?! Ты не можешь починить эту хреновину?
— Может, и сумел бы, если бы удалось его разобрать. Но я не знаю способа…
— Эй, Санчес! — Это был Зингер, который разговаривал с нами по общему каналу. Он тяжело, с хрипом дышал. — Ты выяснил, в чем дело?
Щелк\
— Не волнуйся, дружище, пока нет, но мы над этим работаем.
Щелк\
— Слушай, Манделла, он долго не протянет. Мы просто не успеем загерметизировать бункер. А я не могу ремонтировать теплообменник на скафандре.
— У тебя ведь есть запасные скафандры?
— Да, два безразмерных комплекта. Но нам негде… в общем, ты понимаешь…
— Понимаю. Идй, подготовь запасной скафандр. — Я переключился на общую частоту. — Слушай, Зингер, нам придется вынуть тебя из этой штуки. У Санчеса есть запасной скафандр, но нам придется строить вокруг тебя герметичное укрытие, чтобы ты мог в него перебраться. Ясно?
— Честно говоря, не совсем.
— Все очень просто, Зингер. Мы сделаем этакую коробку с тобой внутри и подключим ее к системам жизнеобеспечения. Внутри этой коробки ты сможешь дышать, пока переодеваешься.
— Мне кажется, это как-то уж очень слош… сложно.
— Послушай, дружище, все, что от тебя требуется, это…
— Со мной все будет в порядке, капрал. Дайте мне только немного отдохнуть, ИЯ…
Но я схватил Зингера под руку и потащил за собой к стройке. Док подхватил его под вторую руку, и только благодаря этому Зингер ни разу не упал.
— Капрал Хо, говорит Манделла… — Капрал Хо отвечала за систему жизнеобеспечения.
— Отвяжись, Манделла, я сейчас занята…
— И тем не менее я собираюсь подкинуть тебе работку… — Я вкратце описал нашу проблему. Пока отделение Хо готовило систему жизнеобеспечения, приспосабливая ее к нашим нуждам (для этого требовались только шланг-воздуховод и обогреватель), я приказал своим людям принести шесть листов пермапласта, чтобы построить из них импровизированный сарай вокруг Зингера и запасного скафандра. Сарай имел шесть метров в длину и метр в высоту — действительно, самая настоящая коробка или… гроб.
Мы положили запасной скафандр на лист пермапласта, который должен был служить сараю полом.
— О’кей, Зингер, мы начинаем. Встань-ка сюда…
Никакого ответа.
— Зингер!!!
Но он стоял, не шевелясь. Док Джоунс взглянул на экран медицинского монитора.
— Он вырубился, капрал. Потерял сознание.
Я старался поскорее отыскать какой-нибудь выход. В «коробке» должно было хватить места для второго человека. Что если…
— Помогите-ка мне! — Я взял Зингера за плечи, док подхватил его за ноги, и мы бережно уложили неподвижное тело на пермапласт в ногах пустого костюма. Потом я лег на пермапласт возле шлема.
— Все, можно закрывать.
— Послушай, Манделла, мне кажется, это моя обязанность.
— Нет, док. Это мой человек, и я за него отвечаю. — Вот какие глупые слова пришли мне в голову в этот момент. Кажется, на секунду я даже вообразил себя героем и услышал звон медалей!..
Тем временем мои люди установили вертикальный торцевой лист пермапласта с отверстиями для шланга установки жизнеобеспечения и выпускного клапана и стали приваривать его к основанию тонким лазерным лучом. На Земле мы просто склеивали пермапласт, но на Хароне единственной жидкостью был гелий, обладавший целой уймой интереснейших свойств, но, увы, не клейкий.
Меньше чем через десять минут строительство было закончено, и я услышал — вернее, почувствовал, как гудит воздушный компрессор. Тогда я включил фонарь (впервые с тех пор, как мы прибыли на темную сторону), но в первую минуту не видел ничего, кроме пляшущих перед глазами красных пятен.
— Манделла, говорит Хо. Не снимай скафандра по меньшей мере еще две-три минуты. Мы подаем нагретый воздух, но он сразу превращается в жидкость.
— О’кей, я понял. — Несколько минут я лежал неподвижно, ожидая, пока исчезнут багровые пятна перед глазами.
— Можешь начинать. Еще довольно холодно, но терпеть можно.
Я начал расстегивать скафандр. До конца он так и не открылся, но мне без труда удалось из него выбраться. Впрочем, поверхность броне-скафандра была еще достаточно холодной, так что, выкарабкиваясь из него, я оставил на металле несколько кусков кожи с рук и задницы. Чтобы добраться до Зингера, мне пришлось ползти вдоль гроба ногами вперед. Фонарь остался на шлеме, поэтому с каждым сантиметром вокруг становилось все темнее.
Когда я почти на ощупь вскрыл скафандр Зингера, в, лицо мне ударила волна горячей вони. Кожа у него отливала темно-багровым, дыхание было неглубоким и частым, а сердце билось очень, очень быстро. Казалось, еще немного, и оно не выдержит напряжения и остановится.
В первую очередь мне пришлось отсоединить трубки туалетной системы (это было не очень приятное занятие) и отключить датчики медицинского контроля. Затем передо мной встала проблема, как вытащить руки Зингера из рукавов скафандра. Самому это сделать достаточно просто: нужно только повернуть руку сначала в одну, потом в другую сторону, и все. Но проделать эту процедуру снаружи не так уж легко. Мне приходилось сначала выкручивать руку Зингера, потом аналогичным же образом поворачивать и стаскивать рукав, что, учитывая немалый вес скафандра, требует значительных мускульных усилий.