Ветерок трепал редкие рыжие волосики, а глаза… Нет, глаза с такого расстояния не разглядеть.
— Вы вот что, — почесал переносицу Пашка. — Ждите здесь, а я пойду вблизи погляжу, что это за фрукт. Или овощ. Сеньор-помидор.
— Может, вместе? — предложил я, но Маришка дернула меня за руку и выразительно посмотрела в глаза.
— Нет, спасибо. Я сам…
Пашка прогулочной походкой приблизился к скамейке и, пугающе артикулируя, о чем-то спросил краснокожего. Тот что-то ответил, сопровождая слова легким пожатием плеч. Пашка улыбнулся, с пониманием кивнул и вернулся под прикрытие лейденской банки. И присел на выступ в основании постамента; но не для маскировки, а от внезапной потери сил. Бешеный кролик, притаившийся за Пашкиными линзами, кажется, готов был выскочить наружу.
— О чем говорили? — спросил я.
— Все о том же. Спросил у него, который сейча-ас час. — Задрожали сведенные судорогой губы. — А он говорит: не знаю. Часы встали.
— Как думаешь, он — убийца?
— Потенциальный. Еще никого не убил, но явно замыслил что-то.
— С чего ты так уверен? — удивился я. — По глазам прочитал?
— По ним тоже. Он еще не до конца… — Пашка мотнул головой, поясняя мысль, — перекрасился. Белки только чуть красные, но сами глаза пока серые. И холодные, как свинец. И волосы не все еще порыжели, попадаются седые.
— Значит, будем брать с поличным, — решил я и желудком ощутил растущую пустоту.
— Смотрите! — отчаянно прошептала Маришка.
По аллее вразвалочку брел абсолютно лысый тип в сером плаще, собранном складками на плечах. При виде типа краснокожий резво поднялся навстречу, прихватив с земли дипломат.
— Жертва? — предположил я шепотом.
— Непохоже. — Пашка зачмокал губами у меня над ухом. — Судя по морде, сообщник.
Физиономию лысого типа также украсил нездоровый румянец, проступивший заметнее всего на ушах и в том месте, где у нормальных людей растут волосы.
Рыжеволосый раскрыл объятия. Похлопывания по спине и плечам сменились пожиманием загривков, затем грубые мужские ласки уступили место ласковым мужским грубостям. «Что ж ты, сволочь такая, опаздываешь?» — донеслось до моего напряженного слуха.
Наскоро дообнимавшись, краснокожие повернули в нашу сторону.
Мы дружно попятились в тень. При взгляде сбоку обнаружилось, что у лысого на спине висит рюкзак, лямки которого почти незаметны в складках плаща.
Быстрым шагом подельники покинули парк и растворились в полумраке подземного перехода.
Мы с Маришкой молча переглянулись, посмотрели на Пашку в ожидании команды.
— За ними, — скрипнув зубами, решил он.
Через пять минут преследования Пашка толкнул меня в бок.
— Мне, эт самое, кажется или они стали краснее?
— Чуть-чуть, — согласилась Маришка.
— Близится к-ку-кульминация, — предрек Павел.
Ни с того ни с сего пришло воспоминание о ночном кошмаре, о застрявшем лифте и запертых в нем пассажирах. «Нас как будто провели по радуге задом наперед, — шептала Маришка всего несколько часов назад. — Остался только красный…»
— Красный! — раздраженно повторила она, заставив меня вздрогнуть, и потянула назад. — Ты что, спишь?
— Надеюсь, — ответил я, останавливаясь перед самым бордюром.
Еще бы шаг — и… лучше не думать. Но как же близко подходит к нам порой старуха с косой, похожая чем-то на сгорбленную уборщицу в костюме джедая!
Светофор вспыхнул цветом зависти, потом похоти, и мы бегом пересекли «зебру». Отрезанные от нас потоком машин краснокожие успели удалиться на приличное расстояние. К счастью, их румяные макушки видны далеко впереди, как ночные огни на речных бакенах.
— Врешь, не уйдешь! — вымученно пошутил Пашка, а я ответил в тон:
— Не врут. Иначе посинели бы.
Краснокожие свернули в проходной дворик и нырнули в щель между гаражами. Когда они два раза подряд обошли вокруг одной и той же пятиэтажки, Пашка туманно изрек:
— Запутывают, эт самое, следы. Значит, значит…
Узнать, что все это значит, мне суждено не было.
— Красны молодцы что-то задумали, — предупредила Маришка.
В самом деле, в очередной раз миновав все шесть жилых подъездов, злоумышленники свернули за угол, туда, где к торцу здания было пристроено какое-то одноэтажное сооружение. Подошли к крыльцу. Закинув ногу на ступеньку, рыжий склонился до земли, якобы завязать шнурок. Но только якобы, потому что еще в парке я обратил внимание, что кеды у него не на шнурках, а на резинке!
Ясное дело, решил убедиться, что не привел хвоста. А мы, как назло, подошли слишком близко и теперь стояли на открытом месте, незаметные, как три тополя в Антарктиде!
— Замри! — выдохнул Пашка, уронил на асфальт свою визитку и принялся ее не спеша подбирать.
А мы с Маришкой по традиции киношных конспираторов кинулись целоваться. Кстати, не без удовольствия. Странно только, что чье-то сердце, оказывается, может биться быстрее моего.
— Фто в прифтройке? — спросил я у нее гундосым шепотом.
— Мававинви вавова, — ответила Маришка, потом перестала кусать мой нос и повторила: — Магазинчик какой-то. Мы же два раза мимо прошли!
Пантомима со шнурками растянулась секунд на десять, затем рыжий ненатурально расхохотался — лысый звучно шлепнул его по затылку, дескать: эх ты, лапоть! — и выпрямился — окончательно красный! Смех оборвался. Рыжий распахнул широкую металлическую дверь и скрылся внутри пристройки, на ходу ковыряя замки дипломата. Лысый стянул со спины рюкзак и с ним наперевес вошел следом.
Пашка преобразился на глазах. Опустились плечи, линзы начали сползать на мокрое место, некогда горделивая осанка теперь напоминала знак вопроса в конце фразы: «Как, уже пора?» Указательный палец поправил несуществующие очки. Он навсегда запомнится мне таким, Пал Михалыч при исполнении. Не привычный к полевой работе специалист «по экономическим».
— К-кроме шуток, — Пашка передал мне сотовый. — Если что — там только кнопку нажать…
Скрюченные пальцы неловко ковырнули защелку на визитке, отыскали пистолет — действительно удручающе малого калибра. Он не просто умещался в Пашкиной ладони — он терялся в ней!
— Пол года, эт самое, в руки… — посетовал Пашка и недоговорил, отдал мне растерзанную визитку и вихляющей трусцой взбежал на крыльцо.
— Куда? — окликнул я. — Я с тобой! — И, не глядя, передал визитку вкупе с сотовым Маришке. Но она не взяла, а вместо этого схватила меня за запястья и сжала крепко, до онемения. В недоумении я обернулся к ней и увидел в некукольных зеленых глазах отражение утренних слез.
— Жди внизу, — крикнул Павел. — Если через две минуты не вернусь, значит, эт самое… — Железная дверь за ним медленно и бесшумно закрылась.
— Пусти! — сказал я Маришке. — Больно же!
— Две минуты, — повторила она, каменея лицом. — Всего две минуты.
Я беззвучно боролся с собой. Потом с ней. Но заняты руки. К тому же Маришка, когда это необходимо, может быть очень сильной. Первая минута ожидания вытянулась в половину вечности.
— Пусти, — мягко урезонил я. — Это же смешно!
— Так смейся! — разрешила она.
— Слышишь?.. — спросил я, чтобы отвлечь, но в этот момент услышал сам. Внутри пристройки что-то с грохотом обрушилось, Маришка на секунду отвлеклась, а я оказался на свободе и как был, с сотовым в левой руке и визиткой в правой, взлетел вверх по ступенькам. «Жаль, — успел подумать, — перед смертью не запишешься». И отскочил назад, когда распахнувшаяся дверь едва не припечатала меня к перилам крыльца.
Вышел рыжий с дипломатом под мышкой, за ним — лысый со сдувшимся рюкзаком, как будто прилипшим к спине. Моей реакции хватило лишь на то, чтобы убраться с их пути и прикрыть спиной Мариш-ку. Рыжий удостоил меня благожелательным взглядом серых, в мелких красных прожилках, глаз и, позвякивая, сбежал с крыльца. В свободной от дипломата руке у него были крепко зажаты две бутылки водки; позвякивали, соударяясь, именно они.
Следом появился Пашка с непонятным, лишенным всяческого выражения лицом.
— Что? — бросился я к нему. — Что они сделали?
— Да в-вот, — Пашка вынул из кармана руку с пистолетиком, задумчиво на него посмотрел, — водки купили.
— А что в дипломате? — допытывалась Маришка. — Ты видел?
— Ты не поверишь. П-пустые бутылки.
— А что гремело? — спросил я. — Ты стрелял?
— Не-а. — Пашка потряс головой. — Это я плечом. Там ящики пустые стояли. Задел неудачно.
Мы синхронно повернули головы на восток, туда, где в просвете между домами еще виднелись силуэты удаляющихся краснокожих. Их затылки на небесно-голубом фоне напоминали два крошечных заходящих солнца.
— Что-то я тогда не поняла, — высказала общее мнение Маришка, — почему у них такие красные… эти?..
— Алкоголики, — раздался прямо над ухом баритонистый рокоток.
— С ними мы пока ничего не можем поделать.
Посетивший меня столбняк не помешал мне, однако, повернуть голову, чтобы посмотреть на говорящего. Впрочем, что на него смотреть? Почти такой же, каким я впервые увидел его ровно неделю назад. Те же борода, синие кроссовки в тройную полоску и бабочка оперного певца. Только на плечах теперь бежевая болоньевая куртка. Расстегнутая, естественно. И лицо, кажется, еще больше подобрело по сравнению с прошлым разом. Но не сильно, так, на пару сантиметров.
Судя по выражению Маришкиного лица, не я один не заметил, как он подошел к нам сзади. Подкрался… вездесущий!
Пашка поспешно спрятал в кулаке грозное табельное оружие и беззвучно зашевелил губами:
— Самаритянин?
Но наш новый собеседник услышал и баритонисто захохотал в ответ.
— Ой, нет! — сквозь смех заявил он. — Только не самаритянин! Лучше уж по примеру милой дамы зовите меня «толстым». Так привычнее.
Маришка вспыхнула на миг и, как всегда, застигнутая врасплох, перешла в контратаку.
— Вы сказали: «пока», — напомнила она.
— Когда?
— Вы сказали: «С этими мы пока ничего не можем поделать». Что вы имели в виду, говоря «пока»?