Агнес демонстративно застонала из-под столика.
Я наклонился, подхватил Акселя и пристроил его на сгибе правой руки. По спине Акселя тянулся длинный безобразный шрам. Эта рана была очень глубокой и зажила лишь в физическом смысле.
— Доброе утро! — сказал я посетителю, выходя на крыльцо. Вид у меня, конечно, был непрезентабельный, но нельзя же наряжаться специально для гостей, если ты не знаешь, когда они возникнут.
— Доброе! — откликнулся посетитель звучным голосом. — Должно быть, вы и есть Гровертон?
— Ага, — кивнул я, переправляя Акселя на левую руку и протягивая незнакомцу правую. — Я Том Гровертон, а это Аксель.
— Хейя! — возвестил Аксель, приветственно поднимая лапку, но посетитель не обратил на него внимания. Я пожал руку этому человеку, хотя он не сказал мне, как его зовут.
— Вы кого-то ищете, не так ли? Большинство приходит к нам именно поэтому.
— Я даже не знаю, — неуверенно начал он, поколебавшись и словно сожалея, что не прихватил с собой адвоката. — Не знаю, может быть…
— Хейя! — снова попробовал Аксель.
— …здесь. Я, то есть мы… Мой брат и я, мы играли с ним, когда были еще маленькими. Конечно, прошло много лет, и шансы невелики, но я подумал, что, может быть…
— Хейя-а-а!!!
Посетитель взглянул на Акселя, коротко кивнул ему и продолжил:
— Может быть, он найдется у вас?
Я предложил ему подняться на крыльцо и присесть на скамейку.
— Давайте сделаем так. Попробуйте его описать.
— Он был… то есть, я думаю, он стегозавр. Длина тридцать пять сантиметров или вроде того. Сверху оранжевый, пурпур на брюшке. Между оранжевым и пурпурным несколько желтых пятен. Щитки в основном тоже пурпурные, в середине немножко оранжевые. Голова не слишком круглая… скорее, напоминает клюв. — Незнакомец не захотел садиться на нашу старую скамейку и продолжал стоять, засунув руки в брючные карманы. — Мой брат назвал его Эллиотом, — подумав, добавил он.
Аксель тихонечко всхлипнул и произнес драматическим шепотом:
— Эл-ли-от…
— Многие завры изменяют свои имена, когда мы предлагаем им убежище, — сообщил я бесстрастным голосом. — И честно говоря, я никогда не пытаюсь выяснять, кто каким именем себя называет, старым или новым. Но так случилось, что у нас действительно есть Эллиот, и он соответствует вашему описанию. Вы хотите с ним увидеться?
— Да! — выпалил посетитель с таким нетерпением, что, казалось, сам был этим потрясен.
— Надеюсь, вы понимаете, что сначала я должен спросить разрешения у самого Эллиота. Вас сильно разочарует, если он не пожелает с вами встретиться?
— Не знаю, не могу вам сказать. — На лице незнакомца проступило прежнее суровое выражение. — Боюсь, я все же не слишком хорошо понимаю, что вы имеете в виду.
— Суть проблемы такова, — начал я. — Многие завры получили крайне тяжелые травмы, прежде чем попали в наш приют. Некоторые из них выжили просто чудом. Встреча с кем-то из членов семьи, в которой прежде жил наш воспитанник… даже если этот человек лично ни в чем не виноват… неизбежно напомнит завру о том, что он вообще не желает вспоминать.
— И все-таки я не вполне понимаю. — Он сел наконец на скамейку, не забыв аккуратно поддернуть брюки на коленках. — Завры, они ведь просто игрушки, разве не так?
— Будь это так, вы бы приехали сюда?
Незнакомец отвел глаза и смущенно выдохнул.
— Ладно, хорошо. Как скажете, Гровертон.
Я кивнул и распахнул перед ним входную дверь.
Посетителя явно изумило количество зрителей, собравшихся перед видеоэкраном, где теперь демонстрировали чаплинские «Новые времена».
— Господи, сколько же их у вас?
— Девяносто восемь. Совсем немного, учитывая, сколько всего их было сделано. Знаете, некоторые посетители удивляются, почему наш фонд устроил для завров приюты, а не заповедники или резервации. Эти люди просто забывают, что у завров никогда не было другой — естественной, если можно так выразиться — среды обитания, помимо жилого человеческого дома. Дизайнеры специально сконструировали их для роли домашних любимцев.
И однако, с горечью подумал я, когда детям надоедало играть со своими живыми игрушками и постоянно заботиться о них, родители вывозили завров куда-нибудь подальше, в леса или парки, и там оставляли. А это намного хуже, чем выбросить на улицу кошку или собаку. У домашних зверей есть, по крайней мере, дремлющие природные инстинкты, которые способны пробудиться. Заврам в такой ситуации приходится начинать практически с нуля, вот почему они в огромных количествах погибали от холода, голода и жажды, попадали под колеса автомобилей и в желудки разнообразных естественных хищников.
Интересно, подумал я, приходило ли когда-нибудь в голову создателям завров, что их творениям суждено закончить свою жизнь в специальных приютах? Они уверили всех инвесторов, фабрикантов игрушек и потенциальных покупателей, что завры наделены относительно небольшим количеством строго ограниченных реакций на поступающие стимулы. Что завры не более чем органические компьютеры, что они способны лишь запоминать имена, узнавать лица и поддерживать несложную беседу. Правда, еще они умеют петь, в одиночку и хором, очень милую «Песенку динозавра»: жуткую псевдомузыкальную поделку — «Яр-ву, яр-ву! Яр-ву, ля-ля! Мы динозавры и любим тебя!..»
Да, подумал я, эти дизайнеры сказали всем-всем-всем: завры, конечно, удивительные создания, почти чудесные, высшее достижение современной науки на базе горстки модифицированных генов, однако их никоим образом не следует путать с живыми существами! О да, они способны реагировать на стимулы, умеют запоминать, классифицировать и выдавать информацию, но этого явно недостаточно, чтобы сделать завров по-настоящему живыми. Так сказали они…
Из библиотеки вдруг раздался звон колокольчика.
— Хетман! Это Хетман! — заверещал Аксель, отчаянно вырываясь из-под моей левой руки. И тут же поднялась какая-то суматоха на кухне, что-то раздраженно выкрикнула Агнес, поэтому я торопливо извинился перед посетителем и галопом помчался туда. Я поспел как раз вовремя, чтобы увидеть на кухонной мойке живую пирамиду: внизу был Жан-Клод, а на его спине топтался Пьеро, пытаясь отворить дверцу настенного холодильника.
— Идиоты! Кретины! — снова крикнула Агнес. — Немедленно слезайте оттуда!
— Да уж, ребята, — сказал я, снимая нашкодивших друзей с мойки и опуская на пол. — Не могли подождать до ланча, что ли? Вы же знаете, что сырое мясо есть нельзя.
— Не-е-ет, — поправил меня Пьеро. — Мы не хотели его есть. Мы это… сторожили, да. Мы сторожили мясо, чтобы посетитель его не украл!
— Уж лучше бы он украл тебя! — с отвращением рявкнула Агнес, и Аксель у меня под мышкой немедленно возбудился.
— Посетитель украдет Пьеро! Да-да! Унесет его прочь и выбросит в колодец! И тогда Пьеро будет падать, падать, падать и кричать, кричать… АААААААААААААААААААААААXXХ!
— Посмотри, что ты натворила, — упрекнул я Агнес.
— А не надо было делать карнозавров, — огрызнулась она. — Идиотская затея. Это же просто мясо, тупое мясо и больше ничего!
Пьеро и Жан-Клод поспешно выбежали из кухни. Агнес с достойным видом вернулась в свое укрытие, и тогда Аксель наконец успокоился.
Посетителя я нашел уже в столовой, где он внимательно наблюдал за группой завров, собравшихся у большого компьютера. На экране нарисованная ракета оторвалась от нарисованной Земли, вышла в нарисованный космос и полетела все дальше и дальше от планеты.
— Куда летит этот космический корабль? — спросил мягкий, но настойчивый синтетический голос системы.
Услышав этот вопрос, завры начали вполголоса совещаться. Малыш Тайрон, теропод размером с хомячка, склонился к своему приятелю Альфи, который что-то пробубнил ему на ухо. Тайрон кивнул и громко повторил вслух:
— Космическая станция «Валькирия»?
— Правильно! — радостно воскликнул компьютерный голос, и система лихо проиграла веселую мелодийку. Все присутствующие завры дружно зааплодировали.
Я взглянул на посетителя, который стоял, как соляной столп, взирая на этот урок космологии, и сказал ему:
— Некоторые из завров бывают очень умны. А некоторые не очень. Одни прекрасно разговаривают, а другие совсем не могут. Проблема в том, что не всегда удается отличить одно от другого… Есть завры, которые умеют говорить, но не хотят. Есть умные завры, которые ведут себя очень глупо. Все они когда-то получили очень тяжелые травмы и до сих пор от них не оправились.
Аксель опять заерзал у меня под рукой, потом поднял лапку и принялся махать Альфи и Тайрону.
— У меня создалось впечатление, — помолчав, сказал посетитель, — что все завры в вашем приюте связаны тесными эмоциональными узами. Вроде как бывает у мужа с женой или у родителя с ребенком, ну, вы понимаете. Но ведь всегда считалось, что завры не имеют пола…
— Не только вас удивляет их привязанность друг к другу, — ответил я, пожимая плечами. — Исследователи, которые работали с заврами, совершенно сбиты с толку. С репродуктивной точки зрения, тут вы правы, все завры изначально нейтральны. И вдруг один начинает называть другого супругом или родителем, третьего своим сыном, четвертого братом… Как будто необходимость установить родственные связи оказывается принципиально важнее генетики! А впрочем, кто знает? Уж точно не разработчики, которым сейчас известно о заврах гораздо меньше, чем в самый первый день их творения. Взять хотя бы продолжительность жизни: предполагалось, что она составит максимум пять лет… Вы видели в гостиной Дока? Ему уже стукнуло двадцать восемь. Агнес, которая прячется под столом, исполнится двадцать пять.
— Как ты смеешь, придурок! — грубо рявкнула из-под стола Агнес. — Ну чего уж, давай выкладывай ему все!
Есть вещи, о которых я никогда не расскажу посетителю, да и любому другому человеку. Например, про Бронте, которая вечно сидит на кушетке, согревая своим теплом осиротевшие птичьи яйца, которые регулярно находит и приносит ей Слагго. Из некоторых действительно проклевыва