Вскоре соавторы ощутили всю сложность задачи. В научно-фантастической литературе разнообразных инопланетян — как их родных планет во Вселенной, но лишь немногие инопланетные виды удовлетворяли жестким критериям отбора. Немалое их число было описано неубедительно или неполно.
«Слова — это как волшебная палочка фокусника: взмах, и к человеческому торсу присоединена кошачья голова! Но лишь наука сможет объяснить, как она могла оказаться на человечьих плечах, в результате какого извива эволюции это произошло, где может обитать такое существо, как оно ест и пьет. Нам в работе было необходимо все это знать до последней детали, а писатели чаще всего оказывались выше таких низменных подробностей». Вот и приходилось художнику самому догадываться, как протекала биоэволюция тех или иных видов, как эти виды «обкатывались» местной экологией и какие коррективы уже на стадии разума привносила местная культура. «Если описанное писателем-фантастом существо крылато, нам нужно было понимать, как эти крылья функционируют. Смогли бы они нести вес их обладателя на планете с такой-то силой тяжести и такой-то плотностью атмосферы? Мы выясняли, как наши персонажи едят, дышат (и дышат ли вообще), как они размножаются. Если они путешествуют к звездам, то как смогли приспособиться к иным природным условиям? А если не покидали своей родной планеты, то как смогли выжить на ней?»
Барлоу и Саммерса настолько увлекла работа над этим проектом, что первый, по его собственным словам, уже не удивлялся, когда ему пригрезился позирующий в кресле звездный хранитель землян — Оверлорд из романа Артура Кларка «Конец детства». А Саммерс однажды проснулся в холодном поту, испытав во сне романтическое приключение с разумной каплевидной поларианкой из серии «Скопление» Пирса Энтони…
Кроме Оверлордов и поляриан в альбоме было представлено еще много разнообразного звездного «люда» — облика, надо сказать, как раз самого что ни на есть нечеловеческого.
Бесполые «пузыри» с планеты Абьермена, чье существование представляет собой циклы «жизнь-смерть» («Огненный цикл» Хода Клемента) и придавленные к поверхности чудовищной гравитацией «гусеницы» с Месклина (его же «Экспедиция «Тяготение»). Покрытые шерстью и пребывающие в постоянной экстрасенсорной дреме жители планеты Атши («Слово для леса и мира — одно» Урсулы Ле Гуин).
Четырехрукие насекомоподобные чулпексы («Хозяева лабиринта» Аврама Дэвидсона). Еще более замысловатые инсектоиды-синруссы (цикл о «космическом госпитале» Джеймса Уайта). Состоящие из одних суставов страшилища «лебедяне», чьей первой родиной была планета в двойной системе 61 Лебедя («Малое знание» Майкла Бишопа). Зеленые «стручки» цзиллы («Полночь у Колодца Душ» Джека Чалкера). Покрытые хитиновым покровом дему («Клетка для человека» Фрэнсиса Басби). Прямоходящие «медведюди» с планеты Дилбия («Космическая посылка» и «Космический коготь» Гордона Диксона) и мохнатые румлы (его же «Путь чужака»). Ходячие скелеты с бровями-антеннами — дирдиры («Дирдир» Джека Вэнса) и еще более отвратные на вид пнумы (его же «Пнум»). Расселившиеся по планетам зеленые жабообразные гоуачины («Эксперимент на Досади» Фрэнка Херберта). Кентавры-иштарианцы — с львиными телами, головами и парой рук («Время огня» Пола Андерсона). Иксчели — серые четырехрукие существа с щупальцами вместо пальцев («Складка времени» Мадлен Л'Энгл). Прямоходящие рептилии с планеты Лития («Дело совести» Джеймса Блиша). Медузы с единственной планеты в системе звезды Барнарда («Космический легион» Джека Уильямсона). Воины-мерсеяне — результат сложного эволюционного скрещивания рептилий с млекопитающими («Офицер звездного флота Фландри» Пола Андерсона). Еще один венец эволюции (а может быть, пародия на нее) — неподвижные Матери, для продолжения потомства завлекающие мужские особи (подойдут и мужчины-земляне!) с помощью особого запаха: заглотнув «самцов», Матери дожидаются, пока те в их чреве оплодотворят своих «тюремщиц», после чего извергают не нужный более, отработанный «человеческий материал» наружу, — словом старик Фрейд отдыхает («Странные отношения» Филипа Хозе Фармера). Бесформенные капли-галактиане с имперскими замашками, но строгим моральным кодексом («Наследие» Джеймса Шмица). Свободно покрывающие космические пространства крылатые Древние («У гор безумия» Гордона Филипса Лавкрафта). Патологически трусливые двуглавые «кукольники» (цикл романов об «Известном космосе» Ларри Нивена). Кремниевые растения «плаксы», покрывшие своими побегами всю планету («Межпланетный разум» Джозефа Грина)…
Перечислять можно еще и еще — это громадная портретная галерея! Упомяну лишь тех, кто завершает эту впечатляющую экспозицию космических разумных рас: «газообразный разум» из романа Айзека Азимова «Сами боги», океан планеты Солярис, придуманный Станиславом Лемом, и, наконец, разумное межзвездное «черное облако» из одноименного романа Фреда Хойла.
Предисловие к альбому написал один из тех, кто «во первых строках» честно признается в полной неспособности изобразить что-то путное с помощью карандаша или кисти, — один из ведущих американских писателей-фантастов Роберт Силверберг. По его мнению, писатели должны быть признательны таким художникам, как Уэйн Барлоу. Догадайтесь, за что? За то, что художники «дорабатывают» за многих известных авторов то, о чем те и сами не подозревали! Фантазия подсказала писателю образ — но именно образ, без детальной мысленной проработки. Часто этого вполне достаточно: читатель легко проглотит и «летающих марсианских пиявок» Стругацких и кларковских Оверлордов с рогами, хвостами и копытами. И многим, по мнению Силверберга, невдомек, что порой сами авторы, «ляпнув» такое, заинтригованы не менее читателей: а как все эти порождения фантазии выглядят на самом деле? И тут являются такие художники, как Уэйн Барлоу, и наглядно, детально изображают то, что писательская фантазия наметила лишь в самых общих чертах.
Правда, заключает свое предисловие Силверберг: «Если Барлоу когда-нибудь начнет писать научную фантастику, вместо того чтобы ее иллюстрировать, думаю, я впервые почувствую себя в родном жанре неуютно».
А Барлоу возьми да и последуй этому совету! Спустя 13 лет после выхода «Справочника по инопланетянам» художник взялся-таки за перо. Написал текст, а потом его сам же и проиллюстрировал. Его роман-альбом под длинным названием «Экспедиция: описания с иллюстрациями путешествия на планету Дарвин IV в 2358 г. н. э.» (1990) представляет собой эдакую знакомую с детства «книжку в картинках», только написанную для взрослых. Однако Роберт Силверберг может быть спокоен: писатель Уэйн Барлоу пока сильно уступает художнику Уэйну Барлоу.
Последний, кстати, все эти годы тоже не сидел сложа руки: в 1996 году вышел «Справочник Барлоу по мирам фэнтези», а двумя годами позже — «Ад Барлоу». И уже давно все поклонники творчества Уэйна Барлоу ждут его новой работы — очередной «книжки в картинках», посвященной фантастическому миру Тайпе, в котором художник обещал собрать все, что за последние четверть века аккумулировала его неуемная фантазия. Последние годы он работает над этим проектом в своем доме-студии неподалеку от Массапекуа, штат Лонг-Айленд. Семейная обстановка тому соответствует: жена Барлоу, Шона Маккарти — бывший редактор двух популярнейших журналов научной фантастики «Astounding Science Fiction» и «Isaac Asimov's Science Fiction Magazine», а главные «экспонаты дома» — десятки тысяч фантастических книг. Есть, где черпать вдохновение!
От редакции. Откуда «растут ноги» у этих пришельцев, показано в статье Марии Галиной «Несуществующие существа», опубликованной в этом номере.
Дэниел Хэтч
СЕМЯ СУДЬБЫ
…Бог же, согласно древним шамалианским мифам, навсегда покинул здешний Эдем, где на него напали и овладели разнообразные Дикие, которых он сам сотворил. Так, благодаря Семени бога, каждому из созданий этого мира досталась толика Мудрости. Но вместе с ней и проклятие: в мудрости своей Разумные смогли вообразить такую степень моральной чистоты, какой никто и никогда достичь не в состоянии…
Резкий треск и взрывы фейерверка, отражаясь от каменных стен, многократным эхом гуляли по внутреннему двору комплекса зданий Университета Хранителей Семени. Эти звуки неприятно напоминали беглую пальбу из ручного оружия. Недовольные диссиденты явно имели в виду довести до белого каления всех конформистски настроенных студентов и сотрудников Университета. И действительно, после четырех дней фейерверка почти каждое создание в кампусе (Дикое или Разумное, все равно) было взвинчено настолько, насколько вообще способны нервничать шамалиане, а это намного сильнее, чем позволяют возможности человеческого существа.
Что до Джерома Салливена, который продолжал усердно заниматься игрой в солитер, то на него преднамеренная шумиха с фейерверком не производила никакого впечатления. Быстро перемещая карты на экранчике своего рабочего блокнота, он делал это почти бессознательно, ибо разум его в данный момент утопал в восторге долгожданного открытия.
Джером разыгрывал собственную, совершенно оригинальную версию солитера, с добавлением четырех «рыцарей», четырех «епископов» и четырех «дураков». По шестнадцать к&рт каждой масти, а всего шестьдесят четыре карты в колоде. Именно столько необходимо, чтобы обычное тасование карт имитировало перетасовку шамалианских генов.
«Ты хочешь знать, чем он тут занимается? Да ничем! Парень просто играет в солитер», — с усмешкой объяснила кому-то Элишка Спенская, когда Джером пребывал под ее началом на временной исследовательской базе в шамалианских джунглях. Элишка хотела, чтобы он трудолюбиво локализовал здешние гены, скрупулезно выделял нуклеотиды и в поте лица пытался нахрапом расколоть закодированную ими информацию