больше не выстрелил. Шорти отнял жизнь у Разумного только для того, чтобы припугнуть остальных, — понял Джером и скрипнул зубами в бессильной ярости.
В мастерской теперь стало очень тихо. Когда рабы безропотно сбились в кучу, Шорти приказал их пересчитать и увести. Все они прошли по одному к двери мимо Джерома, одни бросая косые взгляды на убитого товарища, другие безразлично глядя перед собой.
Наконец в мастерской остались лишь Джером с Юлиш и несколько боевиков, которые сразу дружно набросились на стеклодувные принадлежности и микрофоржи. Некоторые решили расстрелять крамольное оборудование, а другие, вооружившись сковородками из хозяйственного уголка, разбивали его на куски. Чашки Петри издавали музыкальные звуки, рассыпаясь вдребезги под подошвами их ботинок. Все, что искусные мастера сотворили за неделю, головорезы Шорти уничтожили за несколько минут.
Джером ощущал внутри себя жуткую пустоту, словно его выпотрошили живьем. Он больше не боялся, что мартышки его убьют, так как худшее с ним уже случилось.
Предательство. Но предали его не Красные Мартышки, а его собственное, наивное, совершенно идиотское убеждение, что с бандитами тоже можно как-нибудь о чем-нибудь договориться…
Юлиш была права. Красным Мартышкам наплевать, что он проделал большую работу. Они не ценят его усилий и не уважают его самого. Для них важна только цель, а Джером Салливен лишь средство, которое всегда можно заменить.
Теперь Джером понимал, что ему с самого начала ни на секунду не следовало доверять этим коварным созданиям. А он, как последний дурак, купился на мнимый успех переговоров с Кви!.. Нет, теперь он больше никогда не повторит такой ошибки.
Шорти вернулся в разгромленную мастерскую в тот же день после полудня, и его сопровождал только один вооруженный охранник.
Джером и Юлиш, оставшись в одиночестве, все это время провели в полном молчании. Он сидел за столом в искалеченном кресле, подпертом обломками, а она устроилась рядом с ним на столе. В мертвой тишине Джером продолжал казнить себя мыслями о предательстве. Тишину нарушали лишь редкие крупные капли, падающие в раковину из крана, эти звуки гулким эхом отдавались от дальней стены мастерской.
Шорти заговорил с Юлиш, объясняя, что не так с идеей клонирования, а Юлиш передала его слова Джерому.
— Он говорит, что его народ верит в постоянство личности, — сказала она.
— Постоянство личности?..
— Да, от одного Пробуждения к другому. Каждый раз, когда наступает Пробуждение, спящая душа каждого рождается заново в новом теле. Он говорит, главная проблема в том, что этих душ ровно столько, сколько их есть. И каждая получает только одно тело. Поэтому, когда все души уже использованы, это сигнал, что Пробуждению приходит конец. Все Красные Мартышки должны вернуться в долгий глубокий сой, и тогда племена и кланы начинают сражаться друг с другом. Никто из них не боится умереть, поскольку знает, что вернется назад, когда наступит очередное Пробуждение.
— О Господи, и здесь реинкарнация… — с видом мученика простонал Джером. — Какое абсурдное суеверие! Как может верить в такую ерунду разумная высокоразвитая раса?!
— Потому что у нас на Шамале древние идеи столь же цепки и живучи, как наши древние гены, — сказала ему Юлиш.
— Действительно, — пробормотал Джером, признавая право странного извращенного мира Шамала, который он постепенно все лучше узнавал и понимал, на нелепое истолкование научной истины.
— Но есть кое-что похуже, — вздохнув, сказала ему Юлиш.
— Что может быть хуже, чем загубленная работа?
— Шорти говорит, что теперь от нас не будет никакой пользы. Красные Мартышки никогда не нарушают законов Ча. Он говорит, теперь необходимо решить, что с нами делать.
— Он хочет решить нашу судьбу, вот как?! — Страх, ненависть и ярость одновременно охватили Джерома, который подозревал, что Красные Мартышки могут сделать с теми, от кого не видят пользы, и освобождение среди этих вариантов не значилось. И все-таки он не мог поверить, что Шорти настолько глуп и недальновиден. — Скажи ему, Юлиш, что он совершает очень большую ошибку!
— Ошибку?.. — в страхе пролепетала Юлиш, и Джером сообразил, что обвинить функционера клана Красных Мартышек в том, что тот ошибается, не позволит ей примитивный инстинкт выживания.
— Ладно, я сам с ним поговорю, — поспешно успокоил ее Джером и обратился к Шорти: — Ты это серьезно, Шорти, или у тебя шуточки дурацкие? Только не объясняй мне, умоляю, что в одночасье лишился Мудрости! Неужели ты и вправду думаешь, что единственный способ разгрести кучку ваших дурацких генов состоит в элементарном клонировании? Или ты решил, будто я такой кретин в генетике, что не способен выдавить даже парочки других перспективных идей из своего скудного умишка? А ведь мы, можно сказать, еще толком не начинали! Ты даже представить себе не можешь, Шорти, что такое генный сплайсинг, или рекомбинантная ДНК, или прямые манипуляции с живыми гаметами, и я назвал тебе лишь те методики, что первыми пришли мне в голову[14]. Все это мы можем использовать, как и многое другое!
Кровь прихлынула к его щекам, сердце тяжело бухало в груди, ладони вспотели, Джером вскочил и начал нервно ходить по комнате, продолжая свою речь.
— Но ведь ты так ничего и не понял, маленький жалкий убийца… По-моему, ты даже позабыл, с кем имеешь дело? Я — ангел! За мной стоит вся мощь земной науки и технологии! А это такая власть и такое могущество, какие тебе не могли даже присниться. Я маг и волшебник, когда дело касается генов, а ты, бедняжка, не видел еще самого простенького фокуса. Так что теперь, Шорти… — Джером резко остановился и ткнул пальцем в его сторону. — Ты расскажешь мне про законы Ча, а я расскажу тебе, как их можно обойти. Ты скажешь мне, чего нам нельзя делать, а я скажу тебе, что мы вместо этого сделаем. Только прекрати свое нытье, перестань пугать мою ассистентку и позволь мне наконец показать, на что я в действительности способен!..
Профессор соблаговолил перевести всю его тираду, опустив лишь несколько технических терминов, и превзошел самого себя в синхронности перевода, практически не отставая от слов Джерома. Надо понимать, по части лексической выразительности Профессор также преуспел, судя по впечатлению, оказанному на слушателей.
Шорти и второй головорез во время этой пламенной речи потихоньку пятились к выходу — тем быстрее, чем громче и экспансивней вещал Джером. Наконец они окаменели у самой двери, слово током пораженные, с изумленно-ошарашенным выражением, застывшим на обезьяньих лицах.
Когда Джером закончил, они очнулись и с минуту поговорили вполголоса, а затем Шорти поманил к себе Юлиш, сказал ей несколько фраз и взглянул на Джерома.
— Он говорит, что расскажет старшим все, что от тебя услышал, — сообщила Юлиш. — И он извиняется, что не сумел сразу оценить твою Мудрость. Это очень необычно, Джером! Красные Мартышки никогда не извиняются ни перед какими другими породами.
— Но я не другая порода. Я ангел, — сказал Джером. — Теперь мы в безопасности или Щорти заговаривает нам зубы?
— Трудно сказать, — вздохнула Юлиш. — Я не уверена, что он сам это знает. У клана Красных Мартышек очень сложная внутренняя политика. Но и очень гибкая тоже. Шорти выглядел вполне уверенно, когда говорил, и я думаю, это хороший признак.
— Надеюсь, — пожал плечами Джером. — Однако при удобном случае скажи ему, что ангел Джером отвечает за свои слова. Я действительно могу сделать все, что обещал, и намного больше. Шорти, разумеется, не знает, как ему повезло… Они уволокли единственное существо в Галактике, которое разбирается, как работают ваши сумасшедшие гены!
На следующее утро Джерома разбудили падающие из окна горизонтальные солнечные лучи и громкое рычание моторов на площади за окном. Он выплывал из сна медленно и неохотно.
Сначала в его затуманенном мозгу сновидения смешались с реальностью. Заворчал один двигатель, потом к нему присоединился второй, третий и четвертый… Во сне древние земные автомобили начали размножаться с потрясающей скоростью, а он непременно должен был пересчитать и переписать новорожденных, но все время сбивался со счета… Между тем слитный звук моторов все усиливался и вскоре стал таким настырным, что Джером поневоле открыл глаза.
Поднявшись на ноги, он помотал головой в одурении и, спотыкаясь на каждом шагу, доковылял до окна мастерской. Ему пришлось забраться на подоконник, неудобно вывернуть шею и прижаться щекой к стеклу, чтобы разглядеть, что происходит на площади за углом. Та была забита местными колесными автомашинами: несколько дюжин внушительных грузовых фургонов, чьи моторы чадили на холостом ходу. Над фургонами и всей площадью сконцентрировалось вонючее голубоватое облачко выхлопных газов.
Пока Джером наблюдал, вокруг фургонов стали собираться мартышки, заполняя близлежащие улицы, переулки, дворы и подворотни. Все они, старые и молодые, большие и маленькие, мужского или женского пола, имели при себе нечто вроде холщовых сумок или плетеных корзин. Потом появились старейшины, восседающие на плечах глыбообразных шамалианских гигантов почти двухметровой высоты, и принялись распоряжаться. Повинуясь их громким командам, какое-нибудь семейство то и дело выбиралось из толпы на площадь и залезало в указанный фургон. Примерно через час все фургоны были заполнены, и машины начали по очереди выезжать на самую широкую улицу в окрестности. Прошло еще полчаса, и площадь опустела.
— Куда это они все собрались? — спросил Джером у Юлиш, когда первые фургоны тронулись в путь, но Юлиш было известно не больше, чем самому Джерому.
Он уселся за рабочий стол. Немного поработал над заметками в блокноте, немного поиграл в солитер. С помощью шеф-повара превратил свой утренний паек из сухой соломки и шамалианского аналога колбасы в аппетитный поджаренный сэндвич с сыром. Тремя часами позже, когда солнце еще высоко стояло над горизонтом, фургоны вернулись пустыми. Через час машины опять выехали с площади полностью загруженные и вернулись налегке через три с половиной часа. Солнце уже садилось, и Джером как раз пытался уговорить своего шеф-повара на горшочек густой похлебки из моллюсков. В эту ночь он по обыкновению не спал — и слышал, как фургоны снова вернулись на площадь после полуночи.