Но раньше до Лаки не доходило, что Гривз намеренно выводил людей из равновесия, чтобы содрать с них эту дань. Раньше. До этого момента.
«Почему он так хочет, чтобы я остался? Мое обучение и плата за него не так уж важны для колледжа, даже при наличии креативной подкладки».
Нет, тут какая-то тайна!
— Насколько я помню, за обучение нужно платить только в конце января.
При необходимости Лаки мог изображать безразличие не хуже Гривза.
— Э… да, но…
Казалось, послышался скрежет шестеренок.
— Но ты знаешь, как неповоротливы эти адвокаты! Не можем же мы задерживать плату только из-за твоего особого положения, верно?
Точное попадание, неохотно признал Лаки, прежде чем несколько раз перечитать два коротких предложения. И поразмыслить.
Письмо давало Гривзу неограниченное право распоряжаться средствами Лаки. Даже временные выплаты не определены! И не требуется никаких объяснений для снятия денег со счета.
«И после моей подписи не оставлено места для даты!»
Возможно, всему причиной стала уверенность, полученная в общении с Дианой и женщинами в приемной. Возможно, приближающийся день рождения, столь же символичный, сколь важный, с точки зрения закона. Но на этот раз у Лаки не было настроения вилять. Гривз сделал свой ход слишком поспешно. И воспользовался негодным оружием. Залп получился холостым.
— Простите, сэр, но я не могу подписать это прямо сейчас.
Он подчеркнуто старательно сложил письмо, прежде чем сунуть в нагрудный карман.
Гривз уставился на свои стиснутые, едва заметно дергавшиеся руки.
— Да, конечно. Но ты знаешь, что это создаст немало трудностей для некоторых очень занятых людей.
— Вполне вероятно. Но, думаю, мне давно уже пора взять на себя ответственность за собственное будущее. Пожалуй, стоит позвонить… — он снова развернул письмо и прочитал название юридической фирмы, — этим Бартлеби и, Сомсу. Попрошу назначить мне время для беседы по поводу состояния моего трастового фонда. И обязательно извещу вас о дате встречи, на случай если вы тоже захотите присутствовать.
Гривз был явно и окончательно выбит из колеи. Он, по всей видимости, настолько привык манипулировать напуганным одиноким ребенком, что не сумел вовремя заметить, когда тот повзрослел. И теперь лихорадочно искал выход.
Наконец Гривз схватил перо, как будто незамеченное Лаки, и снова поднял отчет о посещаемости.
— Что ж, если ты не изменишь своих планов, я буду принужден зафиксировать твое намерение грубо нарушить школьную политику посещения церковных служб.
— В таком случае, — улыбнулся Лаки, — я счастлив уведомить вас, что собираюсь компенсировать январский пропуск службы посещением церкви в канун Нового года.
Он встал, подхватив с пола сумку для книг.
— О чем ты говоришь? Школа в каникулы закрыта.
Лаки небрежно, если не сказать грубо, потянулся за лежавшим на столе расписанием церковных служб.
— Может, это и так, сэр, но в правилах говорится иное. Послушайте, что тут написано: «Посещение церкви обязательно весь декабрь по утрам в понедельник, за исключением первого понедельника после Рождества, и по всем пятничным вечерам, исключая сочельник». И поскольку тут нет специальной записи о кануне Нового года, думаю, он тоже считается обязательным.
— Но это очевидная ошибка, недосмотр! — почти взвизгнул Гривз.
— Ни от кого не ожидают посещения церкви в праздники!
— Однако я собираюсь в церковь. И некоторые из моих друзей тоже. Мало того, я намереваюсь привести девушку, — почти развязно сообщил Лаки. — И, по-моему, не стоит изменять расписание на этом этапе, сэр. Слишком поздно. В конце концов, правила есть правила.
И впервые в жизни Лаки вышел, не дожидаясь, пока его отпустят.
Диана подняла глаза от замусоленного «Космополитена». При виде беспечной улыбки Лаки, скука во взгляде уступила место изумленному восхищению.
— Итак, на чем мы остановились? Как насчет ужина у «Сейди» в канун Нового года? Скажем, в шесть часов? А потом можем пойти в церковь (многозначительный кивок) для укрепления духа, прежде чем ударить по барам.
И еще громче, чтобы слышали навострившие уши женщины:
— Ты, конечно, захочешь рассказать подругам по команде о посещении церкви в канун Нового года. Уверен, они, скорее, предпочтут пойти на службу, чем провести следующее лето в Святом Иуде.
Истолковав ошеломленный взгляд Дианы как согласие, он кивнул, подмигнул Энджи и исчез.
Элуин щебетала что-то насчет сломанной расчески. Люк изо всех сил старался изобразить интерес, однако то и дело уносился куда-то мыслями. Он знал почти все, что она скажет в следующую минуту: знакомое ощущение после регулярных вмешательств Лаки. И пытался не давать волю угрызениям совести. Кроме того, он чувствовал растущую пропасть между собой и Элуин. Трудно упрекнуть ее в склонности к пустой болтовне, значит, она тоже старается возродить былую близость. Правда, уж очень сильно отвлекает мельтешение остальных обедающих. Каждый считает своим долгом кивнуть или помахать Элуин, хотя немногие отваживаются сунуться в тихий уголок, где сидят они с Люком.
— Поэтому я опрокинула на ее голову овсянку и подожгла дом.
— Прости?..
Сухая усмешка.
— Значит, мне наконец удалось привлечь твое внимание?
Поразительные серо-зеленые глаза, россыпь веснушек, густые золотистые волосы с оттенком платины. Эти глаза все еще сохраняют прежний блеск, смягченный преждевременной печалью и мудростью. Глаза Целительницы.
За долю секунды Люк увидел Элуин ребенком, женщиной, старухой, безмятежно прекрасной в любом возрасте. Сердце пропустило удар.
— Я пыталась рассказать тебе о будущем ребенке Кандры. Пока ты сегодня трудился над ножками для стола, я сделала пару визитов на дом. Без приглашения.
Очередная сухая усмешка.
— Вероятно, ты не знаешь, что обоим деревенским целителям сейчас не до пациентов. Один болен, второй отправился на другой конец долины навестить родственников. Хорошо еще, что я здесь.
Люк пожал плечами и улыбнулся, признав свою неосведомленность.
— Так или иначе, а это ее первенец, и она ужасно нервничает. Нужно сказать, не без причины.
Люк вопросительно вскинул брови.
— Женщины в ее роду все узкобедрые, рожают тяжело. И точно, мне пришлось поворачивать младенца. У Кандры все саднит, и возможно, она до сих пор проклинает меня, но теперь роды должны пройти благополучно.
— Значит, сегодня тебе придется быть рядом с ней? — не сдержав разочарования, выпалил Люк.
— Нет, но я обещала взглянуть на нее после ужина. Она родит не раньше завтрашнего дня, да и то в лучшем случае. Дети являются на свет, когда сами захотят, и ни минутой раньше.
Элуин прервала свое повествование ровно настолько, чтобы подобрать подливу кусочком хлеба. Ее руки, мозолистые от тяжелой крестьянской работы, все еще были изящными.
— Хотелось бы мне быть таким же уверенным в выборе профессии.
— Ты превращаешь дерево в прекрасные и практичные вещи. Все так говорят.
Грустная улыбка.
— Но ты не так меня понял. В нас, целителях, меньше уверенности, чем смирения. Мы делаем все, что можем, и уповаем на лучшее. Очень многое зависит от удачи!
Люка снова укололо чувство вины, а мысли вновь попытались вырваться на волю. Он взял себя в руки. Сейчас не время предаваться горьким размышлениям, тем более что Элуин рядом.
Но Элуин, как часто бывало в прошлом, спасла его. Отодвинула миску, вытерла руки и лукаво ухмыльнулась.
— Вот и ужину конец. А теперь расскажи, чем ты так озабочен. Ты ни разу не поддел меня за последние два часа. Теряешь хватку!
Люк умел флиртовать не хуже, чем делать мебель. Поэтому, расплывшись в привычной улыбке, уже хотел было достойно ответить, но вовремя сдержался. Не с этой женщиной. Не сегодня.
Серьезно, даже чуть мрачно:
— Видишь ли, по правде говоря, сам не знаю, чего боюсь больше: твоего согласия или отказа.
Поднятые брови.
— М-м-м… пожалуй, стоит принять это как комплимент.
В голосе слышалось нечто большее, чем кокетство.
— А если я скажу «нет», чего ты боишься?
Он заставил себя взглянуть в эти серо-зеленые глаза, рискуя утонуть.
— Я знал тебя всю свою жизнь. Иногда как друга. Иногда как сестру. — И, немного подумав, добавил: — Иногда даже как вторую мать, а иногда как Целительницу. Но сейчас гляжу на тебя, слышу твой голос, и единственное, чего я хочу, — быть с тобой. Всегда.
Лицо Люка озарила чуть глуповатая улыбка.
— Знаю, звучит по-идиотски, но это чистая правда. Я действительно хочу быть с тобой сегодня ночью.
В этот момент в зале материализовался хозяин гостиницы. Собрал посуду и наполнил чаши сидром. Люк уже достаточно выпил, чтобы распустить язык. Приятный шум в голове — это неплохо, но ему не хотелось выставить себя дураком. Не с этой женщиной. Не сегодня.
— Хорошая речь, — заметила Элуин. — Может, я ошиблась, и ты не теряешь своей хватки.
Склонив голову набок, она откинулась на спинку стула.
— А если я скажу «да»?
— Не хочу рисковать, потеряв тебя, как друга, сестру, мать и/или Целительницу.
Она потянулась к нему и взяла за руку:
— Весьма мало шансов на это, о друг, брат, дитя и/или пациент, — заверила она, лениво массируя костяшки его пальцев. — Ты нуждаешься в друге, чтобы потолковать по душам? В сестре? Матери? Целительнице?
— Никак не соображу. Знаю только, что вдруг возникла тысяча вопросов — и ни одного ответа.
— Прости, я не даю ответов. Зато могу снабдить полезной информацией, что позволит многое увидеть в истинном свете.
— Идет!
Длинная пауза.
— Мне придется кое-что сделать, и очень скоро. И хотя это правильно и необходимо, все же не могу решиться.
— А может быть, это не так уж правильно и необходимо, по крайней мере для тебя? Так в чем же дело?
— Срок моего ученичества подходит к концу, и Керис хочет взять меня в партнеры.
— И что тут такого? Ты любишь работать по дереву, и Керис человек хороший. Однако ты еще не готов осесть. В тебе кипит жажда приключений. Охота к перемене мест, которая сожрет тебя заживо, если ее не удовлетворить. Почему бы тебе не выпросить у Кериса небольшой отпуск, прежде чем станешь его партнером?