В следующую секунду я открыл глаза.
— Что им за дело до нашего корабля? — спросил я, но Заброди не ответил. Выпрямившись во весь рост, он смотрел куда-то поверх моей головы. Я обернулся и увидел Джонсона. Снова легкое головокружение, ощущение полета, и я окончательно пришел в себя. Я сидел на стуле в каюте Джонсона и пялился на экран, на котором застыло изображение Заброди.
— Вместо меня должен появиться полицейский, — объяснил Джонсон. — Полицейский, который арестует Заброди за проповедь в парке, так как это противоречит условиям его лицензии.
— А какую роль играет Сеть? — спросил я. Джонсон нахмурился.
— О чем ты, малыш?
— Я заплатил Заброди, и он велел мне закрыть глаза. Когда я сделал это, со мной соединилась Сеть, летатели… Они сконцентрировали свои ментальные усилия на корабле, чтобы успокоить пассажиров. Почему? Зачем им это понадобилось?
— Сукин сын!.. — Лицо Джонсона начало багроветь. — В этом эпизоде нет никакой Сети!
— Говорю вам, я соединился с ней, и… Джонсон скрипнул зубами.
— Я показал тебе этот кусок, потому что думал, ты сумеешь его оценить. Это отличная сцена — я не писал ничего подобного уже почти тридцать лет. Какого черта ты приплел сюда эту свою Сеть? Может, этот мерзавец Лэттри сумел тебя убедить?… Я знаю, ты встречался с ним сегодня утром. Что он тебе наплел? Что я могу создавать шедевры только с помощью летателей?
— Но послушайте!..
— Убирайся отсюда, немедленно!
— Выслушайте меня, Джордж. Граф Лэттри здесь ни при чем. С начала этого полета Сеть выходила со мной на контакт уже трижды. Вы же знаете, я способен чувствовать летателей, где бы они ни находились. Мне незачем лгать. Ведь вы репортер, правда? Неужели вам не хочется узнать, в чем дело?
Джонсон наклонился так близко ко мне, что наши носы едва не соприкоснулись. От него пахло мятными карамельками.
— Заруби себе на носу, Собака-Поводырь! Я не репортер, я писатель, понятно?! А теперь убирайся, да поживее, пока я тебе все кости не переломал.
— Но послушайте же!..
— Вон!!!
Сам того не заметив, я поднялся со стула, и Джонсон с силой толкнул меня к выходу. Я попятился, но когда дверь за моей спиной отворилась, я зацепился за порожек и буквально вывалился в коридор.
— Чтоб ты сдох, ублюдок! — рявкнул Джонсон, захлопывая за мной дверь.
Я был зол и растерян, к тому же, падая, я довольно сильно ушибся.
— Сам иди к дьяволу, Джонсон! — крикнул я закрывшейся двери.
— Могу я чем-нибудь помочь, сэр? — раздался рядом чей-то голос. Обернувшись, я увидел одного из корабельных стюардов.
— Что вам нужно? — мрачно спросил я.
— У меня для вас послание от мисс Пеннебакер. — Стюард помог мне подняться. — Она спрашивает, не могли бы вы встретиться с ней в оранжерее в ближайшие полчаса.
— Хорошо, — кивнул я. — Сейчас иду.
И я отправился в центральную зону. По дороге мне встретилось несколько пассажиров, уже одетых в маскарадные костюмы из блестящего ярко-алого, зеленого и золотого атласа. Перед входом в оранжерею я невольно замедлил шаг, внутренне приготовившись к контакту с Сетью, но ничего не произошло. Я ощутил лишь легкое покалывание, от которого у меня слегка закружилась голова. Впрочем, это скоро прошло. Оглядываясь по сторонам в поисках Одри, я спросил себя, как люди могут находиться здесь и не чувствовать, что поле пронизывает их тела. Впрочем, из всех пассажиров, наверное, только я был наделен способностью ощущать его, а может, лишь мне одному поле не казалось приятным — так, насколько я понял, выразилась Одри.
Потом я заметил ее. Она сидела на скамье возле фонтана. Одри тоже увидела меня и махнула рукой. Постаравшись придать своему лицу суровое выражение, я двинулся в ее сторону.
— Спасибо, что пришел, — мягко сказала она, когда я приблизился. — Я боялась, что ты больше не захочешь меня видеть. То, что между нами произошло…
— Пустяки, — холодно сказал я.
— Нет, это не пустяки, — возразила она. — Знаешь, мне ужасно жаль!
— Жаль чего?
— Что я так на тебя разозлилась. И еще, что показала отцу записку. Наверное, я поступила неправильно, но…
— А я думал, Пеннебакеры всегда все делают правильно. Одри опустила голову.
— Я знаю, что заслужила подобное отношение. И все же я должна сказать тебе: после того, как ты ушел, я долго думала…
— Можно узнать, о чем?
— О реакции моего отца. Ведь когда он прочел записку, он и глазом не моргнул! И чем больше я об этом думала, тем яснее понимала: с тех пор как мы стартовали из Хейвена, папа ведет себя очень странно.
Интересно, как она может об этом судить, подумал я, но спросил о более существенном:
— И в чем же заключается странность?
— Ну, во-первых, он стал каким-то рассеянным. Когда я к нему обращаюсь, он отвечает, но вид у него такой, будто мысли его витают где-то очень, очень далеко. Утром, когда ты пришел с этой запиской, мы как раз пытались закончить подготовку к карнавалу — решить, кому еще послать приглашения, спланировать порядок прохождения нашей командой на Большом параде и так далее… Папа очень любит карнавал Марди-Гра, но сегодня… сегодня мне вдруг показалось, что ему все равно. Честное слово, СП, он почти не участвовал в обсуждении, и я… Я боюсь! Может быть, он все-таки подвергся «промывке мозгов»?!
— Кстати, о «промывке мозгов», — сказал я. — Посмотри-ка на этих троих!
И я показал на столик неподалеку от нас. Сидевшие за ним пассажиры не мигая уставились в свои аппараты для чтения. Казалось, они полностью захвачены содержанием книги — их лица были расслаблены, а рты слегка приоткрылись.
— Странно, как много людей читает! — добавил я. Одри огляделась по сторонам.
— Практически все, — сказала она озадаченно.
— Подожди минутку, я хочу взглянуть, что за книга так их увлекла Я поднялся со скамьи и двинулся к ближайшему столику. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как «Стелла» вдруг дернулась, а потом резко легла на левый борт.
В первое мгновение ничего не происходило. Потом я услышал шум. Он был похож не то на взрыв, не то на горный обвал — глухой, протяжный гул, который становился все громче, пока не превратился в громкий треск, эхом прокатившийся по всему кораблю. Ему вторил громкий звук ломающейся мебели, скрежет и стон раздираемого металла и расходящихся соединений. Это продолжалось несколько секунд, потом обломки — и пассажиры — начали падать к центру корабля, но это падение было медленным. Не сразу я сообразил: что-то случилось с искусственной гравитацией. Как бы там ни было, мне хватило времени, чтобы машинально вцепиться в край стола; когда же я немного пришел в себя, то обнаружил, что спокойно удерживаюсь, зацепившись пальцами одной руки. Обернувшись через плечо, я увидел, что Одри медленно уплывает от меня к нижнему ярусу балконов, выходивших внутрь оранжереи. Она дрыгала ногами и делала руками плавательные движения, пытаясь вернуться ко мне, но продолжала удаляться. Машинально я потянулся к ней, но тут стол, за который я держался, оторвался от палубы, и я беспорядочно закувыркался в воздухе. В какой-то момент я обнаружил себя сидящим верхом на стуле, который величественно плыл под парящим в воздухе столом, на котором каким-то чудом держались чашка и низкая широкая миска с салатом из свежей зелени. Стол медленно поворачивался вокруг своей оси, грозя нанести мне удар ножкой по переносице, и я, оттолкнувшись от стула, уцепился за ствол одной из оранжерейных пальм. Это было надежное убежище, и я поискал глазами Одри, но она уже исчезла. Тогда я поднялся вверх по стволу и, крепко ухватившись за прочные пальмовые ветви, постарался успокоиться.
Отовсюду неслись испуганные крики. Мелкие капли воды от водопада, разлетевшись по всей оранжерее, оседали у меня на лице и на волосах. «Стелла» судорожно вздрагивала, словно запаленная лошадь, которая рухнула на землю и теперь силится подняться. Я почувствовал, как меня охватывает панический ужас. Я боялся умереть. У меня даже закружилась голова. Это от страха, подумалось мне, и тут я снова почувствовал их. Как и в прошлый раз, Сеть обрушилась на меня со всей своей силой, и я скорчился от невыносимой боли. Впрочем, в глубине души я знал, почему так произошло. Причиной был все тот же страх. Сеть боялась того, что происходило со «Стеллой». Я чувствовал, как она собирает, концентрирует свои ментальные силы, и на мгновение отчетливо представил себе, что творится сейчас на Древе: все движение остановилось, все дела заброшены; разговоры, полеты, размышления — все отставлено. Каждый летатель замер неподвижно и пытается сосредоточиться, собрать все свои силы, чтобы послать их далеко-далеко через пустоту. И, дотягиваясь на пределе своих возможностей, я вдруг услышал их — услышал их мысли и чувства и понял, что они делают. Летатели пытались успокоить пассажиров.
«Стелла» еще раз судорожно дернулась, а затем медленно, словно нехотя, начала выравниваться. Люди и предметы, которые скатились к правому борту и не запутались в ветвях и лианах или в ограждении, заскользили в обратную сторону. Пальма, за которую я держался, с силой распрямилась, едва не сбросив меня с вершины.
В тот же миг контакт прервался. Сеть не сумела удержаться и исчезла, оставив горький, как желчь, привкус паники. Но не успел я вздохнуть с облегчением, как снова раздался треск и грохот. Корабль закачался и запрыгал, словно на невидимых ухабах, и улегшийся было страх вновь начал набирать обороты. Пассажиры — по крайней мере те, которых я видел из своего укрытия — буквально задыхались от ужаса. В довершении всего вернулась сила тяжести, и люди попадали на палубу, а сверху на них обрушились обломки столов и стульев. Кто-то так и остался лежать, но большинство вскочило и стало беспорядочно метаться из стороны в сторону. С вершины пальмы, на которой я по-прежнему сидел, это выглядело каким-то диким танцем.
Потом глаза у меня неожиданно наполнились слезами, а в горле запершило. В воздухе запахло чем-то резким, но от этого запаха почему-то клонило в сон, и я с трудом удерживался от того, чтобы не разжать руки и не свалиться с пальмы вниз. Тем временем крики в зарослях начали стихать. Смахнув слезы, я раздвинул листья, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел капитана Признера. Он (вернее — его гигантское изображение) повис в воздухе в самом центре просторного зала. Фуражка у капитана была размером с футбольное поле, но сквозь нее явственно просвечивала дальняя стен