Сейчас времена осмеянных рецензентами мускулистых героев и обнаженных красоток снова вернулись, уже в исполнении наших мастеров пера, кисти и 30-графики. Но с существенным для читателей отличием: если героиня произведения — сухопарая блондинка и дырявит бластером жукоглазых супостатов, то именно это она и проделывает на обложке, а не выглядит полногрудой брюнеткой, расчленяющей мечом косматых обезьян…
Читатель, порядком ошалевший от того, что его постоянно дурят обложками, готов за «правду жизни» простить и более низкий художественный уровень, и ляпы композиции, и кукольных героев. Тем более, что со временем наши иллюстраторы стали мастеровитей, появились художники, специализирующиеся именно на НФ-литературе. Рынок же западной иллюстрации был почти совсем убит тем, что нередко обложки книг разных авторов делались с одного роскошного слайда, кочующего из издательства в издательство. Отсюда столь категоричное мнение участников голосования: 56 процентов голосов за российского художника и лишь один за иноземца.
На первый взгляд, картина понятная и даже благостная. Ведь как бы это цинично ни звучало, по нынешним временам та обложка удалась, которая улучшает продажу книги. Мы уже свыклись с тем, что книжное производство ничем не отличается, скажем, от деятельности Энского колбасного комбината. Что книга и у нас превратилась в такой же товар, как любой другой, выставленный на рынок. Наши издатели давно уже поняли, что для грамотного оформления книги им нужны не ранимые творцы, которые «так видят», а крепкие иллюстраторы, которые нарисуют «в текст» и «как надо». Упаковочка, дизайн «тары» влияет на уровень продаж, против маркетологов здесь не попрешь.
Собственно, в этом нет ничего плохого. Оформление книги задает тон или, если угодно, дает установку на восприятие произведения. Эскапистский характер фантастической литературы предполагает своеобразный механизм взаимодействия контента и воображения, произведение должно «цеплять», необходима некая эмпатия… Вот обложка и является такой пружиной, запускающей механизм поглощения, погружения читателя в мир произведения. Человек смотрит в окно — и вдруг видит невероятный ландшафт.
Возникнет у него желание попасть туда, пройти с героем, изображенным на обложке, по его тропам — зависит от мастерства, от таланта художника. Может, поэтому столь важна прорисовка, почти фотографическая точность изображения, адекватность текста и картинки. А если на обложке мешанина стреляющих, летающих и еще невесть каких устройств, если вместо одного, максимум двух персонажей куча мала людей или нелюдей… Но может в какой-то момент и такой продукт будет пользоваться успехом. 13 % за коллаж — вполне весомый результат, и число потребителей такого продукта может возрасти в зависимости от причуд моды.
А мода переменчива. Одни издатели пытаются не отстать от нее, вторые хотят стать ее законодателями, третьи заботятся о коммерческом успехе и воспроизводят находки вторых методикой первых.
Пусть это каждодневная работа, конвейер, но ведь и ремесленник, достигая вершин своего мастерства, становится практически волшебником…
И все бы хорошо, но эти 25 % своим выбором смазывают картину. Можно, конечно, найти объяснение и этому феномену. Вот, к примеру, сейчас пользуются определенным спросом «кирпичи», оформленные под академические издания. Возникает новый ресурс товарности — респектабельность, претензия на лоск. Книга, выламывающаяся из пестрой мешанины однотипных обложек, к тому же притягивает взор пресыщенного покупателя, зашедшего в отдел фантастики. Изысканная обложка, как правило, дополняется изрядной ценой… Нет, все же не складывается мозаика. Каким образом коррелирует дискриминация зарубежных иллюстраторов с устойчивым, хоть и небольшим спросом на коллаж — считавшийся низким штилем оформительского искусства? Почему любителей обложек в исполнении наших художников всего в два раза больше, чем тех, кому по барабану любое оформление? Есть ли общая тенденция во всех этих процессах за последние годы?
Оказывается, есть. Тиражи-то, господа хорошие, падают. У отдельных корифеев, конечно, еще зашкаливают за сотни тысяч экземпляров, но таких можно пересчитать по пальцам. Фантастика перестает быть массовой литературой. Всплески интереса к фантастике — как к приему — еще будут, особенно в свете нынешних кинематографических прорывов, но пока неизвестно, кто воспользуется этим прорывом — производители книг или компьютерных игр?
Издатели могут пойти на эксперимент и выпускать фантастическую литературу, допустим, в строгих одинаковых обложках, на которых черным по белому указаны лишь автор и название, ну и пусть еще «жанр». Почему-то кажется, что радикальных потрясений на книжном рынке не случится. Популярных авторов поклонники не оставят вниманием и рублем, а дебютанты получат свои пять тысяч экземпляров.
Иными словами, так называемый «массовый читатель» исчез и его место занял «квалифицированный потребитель», вкусам которого не всегда легко угодить, но который зато хорошо знает, что ему нужно.
Иначе бы он не принимал участие в этом опросе и не читал эти строки.
Вл. Гаков
НЕОПИСУЕМЫЙ ЧУДАК ИЗ ГЛУБИНКИ
Именно таким был недавно ушедший Р. А. Лафферти, всего двух лет не доживший до своего девяностолетия. Как всякий чудак (многие, впрочем, не колеблясь, называли его гением), он нередко попадал в поле зрения критиков.
Однако, основательно «покопавшись» в его корнях и его творчестве, большинство отступалось, разводя руками. Решительно невозможно описать эту странную личность! Тем более не поддается рациональному анализу еще более «неописуемое» творчество Лафферти. Но с тем, что без этого автора современная фантастика заметно поблекла бы, сегодня согласны все, в том числе, наверное, и читатели журнала «Если», в котором Лафферти был одним из самых публикуемых зарубежных авторов.
В биографии писателя при всем желании не отыщешь ничего, что дало бы исследователю хоть малюсенький ключик к его творчеству.
Родился Рафаэль Алоизиус Лафферти 7 ноября 1914 года в маленьком городке Ниоле, затерявшемся в одном из самых «деревенских» штатов Америки — Айова. Отец будущего писателя владел небольшой фермой (к землице его потянуло только после того, как он в пух и прах проигрался на бирже), а мать работала учительницей в сельской школе. В 1918 году семейство Лафферти перебралось еще дальше на запад — в штат Оклахома, сначала в деревушку Перри, а потом в город Талсу. В Талсе Рафаэль Лафферти прожил всю оставшуюся жизнь, почти никуда из своей глубинки не выезжая. У него даже машины не было — не потому, что не на что было купить, а потому, что за почти девять десятков лет жизни Лафферти так и не удосужился обзавестить правами. В Америке одно это гарантирует постоянное, внимание прессы — чудак, эксцентрик! Но писатель и журналистов не жаловал, что уже делало его личностью подозрительной.
Впрочем, один «ключик» все же имелся. Родители Лафферти были ревностными католиками и своих детей воспитали соответствующе. Как вспоминал потом писатель, в его детстве было только два ярких события — первое причастие и горящий крест куклуксклановцев на соседнем пустыре. Вообще-то ревностный католицизм среди американских фантастов — явление не менее редкое, чем отсутствие автомобильных прав. Кордвайнер Смит, Уолтер Миллер да Джин Вулф — вот первые, кто приходит на ум, и во всех этих редких случаях научная фантастика тоже получается редкая, «штучная».
После католической школы жизнь его была исключительно приземленной, если не сказать рутинной: незаконченная учеба в местном университете, затем заочные инженерные курсы и работа в компании по производству электрооборудования. В эту рутину вторглась война: в 1942-м после Перл-Харбора рядовой Лафферти отправился сражаться с японцами на Тихом океане. Он дослужился до сержанта и вернулся в Талсу с боевой медалью за участие в кампании по освобождению Новой Гвинеи. После этого почти тридцать лет проработал на одном месте и ушел на пенсию в 1971-м. Впрочем, к этому времени у Лафферти появилась и другая работа, по душе. Это была литература.
Писать он начал также необычно поздно — по американским стандартам.
Первая публикация 45-летнего дебютанта увидела свет в провинциальном литературном журнале, издававшемся в соседнем штате Нью-Мексико. Это был реалистический рассказ «Повозки». А в следующем, 1960 году вышел и первый научно-фантастический рассказ Лафферти — «День ледника». За последующие два десятилетия писатель опубликовал более 200 рассказов, составивших два десятка сборников, и более двадцати романов.
Казалось бы, неплохой творческий «выход»… Но беда в том, что большинство произведений Лафферти увидело свет в так называемых «малых» издательствах, выпускавших книги и сборники небольшими тиражами, как правило, посвящая их экспериментальной прозе, не рассчитанной на коммерческий успех.
А проза Лафферти вся от начала до конца была экспериментальной. Он за двадцать лет перепробовал все, что мог, ни разу не соблазнившись уютным в материальном плане «плаванием по течению». Потому его так любили печатать составители авангардных антологий (типа серии «Orbit» под редакцией Даймона Найта), но редко отмечал премиями американский фэндом. Как точно заметил легендарный американский составитель антологий Мартин Гарри Гринберг:
«Лафферти — самый причудливый, заковыристый, смешной и в то же время совсем не «центровой» писатель в истории научной фантастики. Хотя он собрал достаточное количество самых превосходных эпитетов в свой адрес и даже завоевал одну премию «Хьюго», ему явно не светит коммерческий успех многих из тех, кто недостоин таскать за ним его пишущую машинку. Сдается, что в этой стране странность — все еще не лучший товар для продажи».
Славу Лафферти принесли рассказы, а не романы — еще одна из длинного списка его странностей в мире англоязычной НФ. Рассказ «Плотина Евремы» (1972) принес писателю его единственную высшую премию — «Хьюго»