Пять пальцев одной рукиГенри Лайон Олди, Андрей Валентинов, Марина и Сергей Дяченко. «Пентакль». ЭКСМО
Из всех романов великолепной украинской пятерки лично мне больше всего нравился «Рубеж», который как раз и был написан впятером. Каждый соавтор выводил в нем свою, милую сердцу, мелодию — в результате вещь прозвучала сложно и слаженно. Аналогов этой масштабной и многоплановой эпопеи у нас не было, пока не появился «Пентакль» (М.: ЭКСМО, 2005. Серия «Триумвират»), с отдельными рассказами-главами из которого читатели «Если» уже имели возможность познакомиться в октябрьском номере прошлого года.
«Пентакль» — вещь несколько в другом роде. В ней сильнее элемент игры (предполагается, что мы должны угадывать авторов каждой новеллы), он фрагментарен — каждая новелла представляет собой законченный сюжет. Но мозаичные фрагменты истории и современности «Нового Миргорода» — районного центра Ольшаны — складываются в цельную многокрасочную картину. Ольшаны — микромодель Украины, мир-город, пользуясь терминологией самих авторов. Здесь стояла панская усадьба с крепостным театром и садом с мраморными девками; выращивал экзотическую бахчевую культуру — арбузы — инфернальный немец-управитель; гуляли запорожские казаки, позже — отряд красноармейцев во главе с товарищем Химерным и отряд белогвардейцев во главе со штабс-капитаном Вершининым и ротмистром Клюке фон Клюгенау. И уже на излете XX века здесь жили бухгалтеры и «челноки», парикмахерши и сапожники, бизнесмены и сантехники… словом — люди.
«Пентакль» не летопись, а мифология: вместо арбузов на баштане лежат головы мертвецов; штабс-капитан и ротмистр, разгневав местного колдуна, обречены вечно скитаться между мирами; на сельском погосте раз в год воскресают и мирно беседуют бывшие классовые враги… Да и в нынешних, современных Ольшанах немало практикующих ведьм с мобильными телефонами, оборотней в погонах (в буквальном смысле), а бывает, что и африканская черная магия вмешается в судьбы горожан. Ольшаны — город маленький, герои новелл не раз пересекутся друг с другом, еще теснее сплетая нити повествования…
Новеллы нынешних Ольшан самые страшные — именно за счет обыденности, узнаваемости среды, в которой прорастает Инферно. Мачеха-оборотень и падчерица-колдунья, убийца-парикмахерша, Карлсон-удавленник, живущий в подвале… Зловещий санаторий «Ладушки», комната страха в парке, где происходят вещи «по-страшней, чем харакири».
Пентакль (он же — пентаграмма) — именно та магическая фигура, при помощи которой гётевский Фауст поймал Мефистофеля. Вот и здесь без черта не обойдется; только будет он пользоваться вполне современными средствами — компьютером, например. И профсоюз ведьм здесь есть — куда же ведьмам без профсоюза… И «корни домов», подобно мрачным подвалам человеческого подсознания, здесь будут населены жутковатыми существами, которым нет названия даже в богатой украинской мифологии.
Традиция украинской фэнтези восходит к Николаю Гоголю — авторы «Пентакля» в своих новеллах не раз сошлются на него; некоторые истории являют собой прямое продолжение или интерпретацию гоголевских «Вия», «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Миргорода». Насколько удалась такая перекличка — судить читателю; я же отмечу только, что казаки из «Проданной души» все же выглядят гораздо сусальней и безобидней кроваво-роскошных запорожцев Гоголя.
«Пентакль» вообще интересен тем, что ломает стереотипы — от стереотипа «славянской фэнтези» с ее псевдобылинной стилисткой до стереотипа «авторского почерка». Лично я не берусь гадать, кто автор той или иной новеллы. Сами же соавторы утверждали, что здесь имел место элемент розыгрыша — киевляне и харьковчане имитировали стиль друг друга, обманывая ожидания читателя. Что ж, вырваться из привычных рамок полезно и для тех, кто пишет, и для тех, кто читает.
А вот обширное послесловие В.Бычинского, объясняющего, как именно, с его точки зрения, следует понимать ту или иную новеллу, мне показалось совершенно лишним. Тем более, что пересказ всегда упрощает произведение.
Многотомные эпопеи и сериалы, растиражированные в последнее десятилетие по сугубо коммерческим причинам, не то чтобы дискредитировали крупную форму, но заставили наиболее ярких наших фантастов искать ей некую альтернативу. Только за последний год в отечественной фантастике появилось несколько «романов в новеллах», сразу причисленных к литературным удачам — «Портрет кудесника в юности» Евгения Лукина, «Алмазный дождь» Юлия Буркина, «Академонгородок» Александра Бачило, «Песни Петера Сьлядека» Г.Л.Олди.
«Пентакль» наверняка не затеряется даже на этом фоне.
Мария ГАЛИНА
КРИТИКА
Джек ЧалкерДемоны на радужном мосту; Бег к твердыне хаоса; Девяносто триллионов Фаустов
Москва: АСТ — Люкс, 2005. — 813 с. Пер. с англ.: И.Тетерина, М.Николаев, А.Нестеренок. (Серия «Золотая библиотека фантастики»). 7000 экз.
Так уж случилось, что русское издание «Кинтарского цикла» совпало со смертью Чалкера, превратившись в своеобразное посвящение фантасту.
Таинственный артефакт, неожиданно обнаруженный в еще не обжитом уголке Вселенной, привлекает к себе внимание трех империй и становится главной целью, а заодно и призом развернувшейся гонки, итог которой определит развитие цивилизаций.
Завязку сюжета, который пронизывает три книги, составляющие «Кинтарский цикл», вряд ли можно назвать оригинальной.
Однако черт, как известно (а именно на чертей похожи фигуры, обнаруженные внутри артефакта), скрывается в деталях. Так и фантастическое произведение следует оценивать не только по новизне идеи, но и по мастерству ее воплощения. И на этом поле поспорить с Дж. Чалкером сложно. Виртуозно выстроенная из довольно заезженных НФ-штампов конструкция представляется отнюдь не безжизненной. Пусть повествование и не лишено противоречий.
Любопытно сравнение трех соперничающих империй: Биржи, основанной на приоритете свободного предпринимательства, индивидуализма и либерализма, доведенного до крайности; Мицлаплана — религиозного государства общинного типа; а также Империи миколианцев, иначе как воплощение зла никем не воспринимаемых. Однако описанием устройства империй и их противостояния автор не ограничивается, включая в орбиту романа и отдельных персонажей: телепата, обремененного инопланетным паразитом, команду искателей приключений, ведущих разведку вновь открытых миров, эмпатку, синтезированную для плотских утех…
И неслучайно каждый из романов трилогии посвящен мастерам фантастики, от Клиффорда Саймака до Эрика Фрэнка Рассела. Ведь если для открытия новых горизонтов нужны пионеры, то заселение фронтира — дело обычных поселенцев. А жизнеспособность литературных течений зависит не только от отцов-основателей, но и от продолжателей традиций.
Сергей Шикарев
Евгений ПрошкинИстребитель «Родина»
Москва: ЭКСМО, 2005. — 416 с. (Серия «Русская фантастика»). 6000 экз.
Для московского интеллектуального анархиста Евгения Прошкина это очень необычный роман. От его «фирменной» манеры остался только сюжет, предельно усложненный, завязанный в десяток морских узлов. Основательное, «медленное» изложение заменено значительно более драйвовым, рефлексия изгнана за пределы текста, фраза строится короче, жестче. Новый роман значительно ближе к классическому НФ-боевику, чем все иные книги этого автора.
Визитной карточкой Прошкина довольно долго был «маленький человек». Но он понемногу таял, таял, а здесь пропал совсем. Вместо него «коренником» работает… нет, не Конан-модель-3999, а обычный человек. Не герой, но и не размазня — крепкий середняк, попавший в крайне сложные обстоятельства. Да, в конце романа он побудет какое-то время монстром, но сути дела это не меняет.
Философский пласт здесь значительно уже, чем, скажем, в романе «Твоя половина мира» или «Загон», однако без него текст не обошелся.
Фактически, Прошкин написал интеллектуальный боевик. Не столь важны в нем фокусы с темпоральными аномалиями. Не столь важны и перипетии борьбы инопланетных спецслужб за матушку-Землю, рассматриваемую как новое колонизационное пространство.
Гораздо важнее авторская версия ответа на вопрос: что остается у человека, если его лишить дома, семьи, свободы, разрушить в его сознании главные маяки самоидентификации? Иными словами, за какие соломинки цепляется «Я», когда оно полностью оголено — как в самом начале романа Р.Желязны «Создания света, создания тьмы»? По версии автора, человеку позволяет кем-то стать прежде всего стремление к свободе, никем и ничем не ограниченной.
Не зря на последней странице романа главный герой говорит: «У нас вообще ничего нет… кроме желания самим жить на своей Земле». Курсив — мой.
Дмитрий Володихин
Нил ГейманДым и зеркала
Москва: АСТ — Люкс, 2005. — 378 с. Пер. с англ. А.Комаринец, Н.Эристави. (Серия «Альтернатива. Фантастика»). 5000 экз.
Тот, кто начал знакомство с творчеством британца Нила Геймана романом «Американские боги», будет одновременно и обрадован, и разочарован, открыв этот сборник. Обрадован тем, что и в «малой форме», в коротких и даже суперкоротких рассказах, Гейман остается Мастером — великолепным стилистом и писателем с необузданным, ничем не ограниченным воображением. А вот разочарование вызовет поэзия английского фантаста. Чтение этого стихотворчества навевает такую же смертную тоску, как и поэтические потуги двух других выдающихся прозаиков — Р.Брэдбери и С.Кинга.
Зато прозаические тексты, напротив, рождают в читательской душе восторг. Даже формально реалистические произведения Геймана («Пруд с декоративными рыбками и другие истории», «Одна жизнь под соусом из раннего Муркока») несут мощный отпечаток магии — магии литературы, магии кино. А что касается «чистой» фантастики, то практически каждая новелла представляет собой маленький шедевр. Даже рассказ «Перемены», написанный вообще-то в чуждом Гейману жанре классической НФ.