— Нам направо, — сказал я.
Через маленькую дверцу мы вошли в питомник.
Там плохо пахло. Все вокруг было загромождено клетками. В клетках стрекотало, пищало, шуршало, шипело и даже чирикало.
— Хорошие мышки, — сказал Билли.
— Это крыски, — сказала всезнайка Пенни. — Черные норвежские.
— Черные крысы? Они белые и мелкие!
— Билли, последние семьдесят лет они размножались исключительно в лабораториях. Ты бы от такой жизни тоже усох и обесцветился.
Мы миновали клетки с пауками, кузнечиками, змеями, обезьянами, кроликами и морскими свинками.
— Почему наука, предоставленная самой себе, немедленно принимается мучить беззащитных животных? — вздохнув, спросила Пенни. — Надо у Квина поинтересоваться. А вот и они, маленькие!
Отдельно стояли четыре стеклянных ящика. К каждому шла труба вентиляции. За стеклом, понурившись, сидели четыре маленьких и мохнатых существа, весьма похожих на Терри. У одного был длинный раздвоенный пушистый хвост. У другого — удивительные уши, похожие на фейерверк. У третьего через левый глаз шла черная полоса, как повязка у пирата. На четвертом вся шерсть стояла дыбом.
— Покемоны, чувак! — уверенно сказал Билли. — Я знаю, я видел.
Но глазки у всех, как у плюшевых мишек. Пуговички.
На каждый ящик спереди был наклеен клочок желтой бумаги.
Я оторвал один. ШТАММ KG/OD2, 05/11/05, 2:32 РМ.
— Давай, Билли, — сказала Пенни. — Выпускай.
Билли задумался. Вы думаете, такие ящики открываются просто? Как бы не так! Но Билли все-таки разобрался. Открыл ящик. Немедленно взвыла сирена.
— Черт, — сказала Пенни. — Черт, черт, черт…
Ну, не «черт»… А с виду приличная девочка.
— Лифт, типа, единственный путь на поверхность? — спросил Билли, запихивая вяло отбивающегося пушистика в рюкзак.
— Еще служебная шахта, — ответил я. — Лиззи рассказывал.
Из рюкзака остались торчать большие уши.
— Tcheburashka!
Билли совал в рюкзак третьего пушистика. Рюкзак жертву принимать не хотел. Пушистик протестующе попискивал.
Четвертого Пенни, сжалившись, сунула в откинутый капюшон ветровки.
— Быстро, — сказал я. Отвел их к ближайшей вентиляционной решетке.
Решетка крепилась к стальной раме четырьмя болтами. Запасливый Билли достал из рюкзака пару Гаечных ключей. Мы с Пенни подтащили к вентиляции столик на тонких хромированных ножках и опасливо на него вскарабкались. Через минуту мы аккуратно прислонили решетку к стене. Решетка упала с громким звоном. Подняли. Поставили. Сняли мелкую сетку, очень пыльную.
Сирена печально выла. Но на ее зов никто не спешил.
Билли запихал в отверстие рюкзак, придерживая за ремешок. Рюкзак бодро пополз вперед. Забуксовал.
— На, держи, — Билли сунул ремешок Пенни.
Задрал футболку, вытащил «беретту», отдал ее мне.
— Держи, чувак. Я попробую выбраться на лифте.
— Это еще почему?
— Не пролезу. Не спорь, не пролезу. И вообще, у меня боязнь тесных, замкнутых пространств. Я серфер. И кто потом решетку на место поставит?
— Давай, Майки! — прошипела Пенни. — Вперед!
Я ухватил зубами поводок рюкзака, подтянулся (у вентиляционной шахты, между прочим, очень узкие и острые края) и заполз внутрь. Чуть не раздавил рюкзак с пушистиками. Встал на четвереньки, пополз, толкая перед собой рюкзак. Темно и тесно. Сзади вскарабкалась Пенни.
Билли с лязгом поставил на место решетку. Прошипел что-то неразборчивое, снял решетку — она опять с лязгом упала — поставил сетку, затем решетку и начал завинчивать. Винты мерзко заскрежетали. Хорошая у них в трубе акустика. Уши закладывает.
— А у меня фонарик есть, — сказала Пенни.
— И так видно.
Сбоку из решеток в трубу сочился слабенький свет.
Впереди самостоятельно уползал по трубе рюкзак. Я бросился за ним, больно ударившись головой о потолок. Сзади пыхтела Пенни.
— Стой, Майки.
— Чего тебе?
— Устала я!
— Поймают — будет плохо.
— Сама знаю. Мне страшно.
— Ну включи фонарик.
Включила.
— Хм-м, знаешь Пенни, а ты ведь… красивая.
— Ох. Самое время. Самое место.
— Правду говорю.
— А глаз?
— А что глаз? Тоже красивый. Серенький.
— Ох, Майки… Ты мне очень нравишься, но… Не в вентиляции же!
— А почему нет, Пенни?
— Да потому, что это хуже, чем на заднем сиденье «фольксвагена»!
— Не знаю, не пробовал.
— Но кто целуется в вентиляции, Майки? Русские?
— Всего один разочек, Пенни!
— Ну ладно.
Поцеловались. В вентиляции.
— Ты чего так дышишь?
— Я взволнована, Майки.
— Хм-м… А давай… Ой, что это?!
— Это у меня зверек в капюшоне.
— Пенни, а давай еще раз?
— Ползи. Дурак.
Не заметили, как доползли до служебной шахты. Рюкзак в нее благополучно ухнул. Я рванулся вперед и поймал его за ремень. Пенни пришлось ловить за ремень меня. Она бы меня, конечно, не удержала, но, по счастью, совсем рядом на стенке шахты поблескивали стальные скобы. Для ремонтников. Свободной рукой я вцепился в скобу.
Знаете, как неудобно выбираться из шахты в положении «головой вниз»? Не знаете.
Рюкзак я не уронил. И сам не упал. И Пенни за собой, что характерно, не утащил. Потому что координация движений хорошая!
Ладно, координация тут ни при чем. Я прошипел Пенни «тащи!» и принялся перебирать скобы. Вот и все.
Нет, спорт — это не мое.
— Уф-ф. Ты жив, Майки? Где мы сейчас? И куда ползем?
Я вспомнил Лиззи. У него были планы вентиляции. Зачем? Он из них Кишки Смертельной Гробницы делал. Лабиринт для игрушки. Откуда? Ему кто-то из друзей совершенно секретные чертежи скопировал. На папином ксероксе.
— Мы сейчас в служебной шахте. Тут вытяжка идет. И еще электропроводка, трубы всякие. Американский стиль. Ползем наверх.
— А далеко ползти?
— Ну, метров сто — сто пятьдесят.
— Майки, не выпендривайся.
— Пятьсот футов, Пенни.
— Ой! Лучше было в метрах.
Поползли. Очень тяжело. Мне уже после двух скоб захотелось передохнуть. А уж после трех-то как захотелось!
А Пенни вдруг петь начала. Низким, хрипловатым голоском.
— Лягушонок Джеремия другом был моим… Хоть не мог сказать ни слова… Вместе пили с ним…
Название песенки я забыл.
— Радость мальчишкам и радость девчонкам… Радость щеночку и радость котенку… Радость кораллам на дне… Радость тебе и мне…
Слуха у Пенни не было. Совсем.
Позли часа три. С перерывами. Отдыхали, привязавшись моим ремнем к скобе. Петь Пенни быстро перестала. Когда уже думали, что не выберемся, наткнулись на нишу для отдыха ремонтников. Там нашли небольшой аварийный лючок — заглушку, открыть которую можно было лишь изнутри. Открыли ее. Вылезли. Увидели лес, небо.
Ни серого одноэтажного здания, ни КПП поблизости. Мы долго лежали пластом.
— Майки… А где рюкзак? — слабо спросила Пенни.
Я пошарил рукой рядом с собой. Рюкзака не было.
Он уполз! В капюшоне Пенни тоже оказалось пусто.
Пенни грызла яблочко.
— Знаешь, почему детей учат считать на яблоках? — спросил у нее Квин. Он лежал на диване, прижимая ко лбу пузырь со льдом. — Почему Библия начинается с яблока? Почему именно яблоко бьет по башке измученного бессонницей физика?
— Нет. Почему?
— Яблоко — это единица мироздания, Пенни.
— Это вы говорите или Терри?
— Какая разница?
— Лучше спросите, знает ли он, где его друзья.
— Знает. Но нам не скажет. Так будет лучше.
— А знает ли он, где Билли? Мы очень беспокоимся о Билли.
И с хрустом откусила огромный кусок.
— Пойдемте в кино, мистер Квин?
— А как же Билли?!
Раздался звонок в дверь. Мы все, включая гиков, сели прямо.
— Это, наверное, Билли! — обрадовалась Пенни. — Я открою.
Вспорхнула по ступенькам. Вернулась в подвал.
— Это не Билли. Это агенты ФБР.
— Сами с ними разбирайтесь, — сказал Квин.
И спрятался в шкаф.
— Мистер Квин? — позвала Пенни. — Я думаю, будет гораздо лучше, если с ними поговорит кто-нибудь взрослый.
— Только не я! С детства боюсь ФБР.
Пенни вздохнула.
— Все приходится делать самой… Майки, открой дверь!
Я хотел сказать что-нибудь умное, передумал, поднялся по ступенькам и открыл дверь. На пороге стояли двое. Тощие, высокие, бледные. Мрачные. В темных костюмах. Походили на продавцов энциклопедий. Или на налоговых инспекторов. На незваных гостей, короче.
— Агент Брэйн, — представился один гость. — Это агент Пинки.
— Удостоверения, — пискнула Пенни, высунувшись из-за моего плеча.
— Мы их уже показывали дверному глазку.
— Ну и что, вы дверному глазку еще и представились.
Брэйн вздохнул, показал удостоверение.
— А вот это бледное существо, что, заменяет вам красивую, скептически настроенную напарницу, агент Брэйн? — спросила Пенни.
Теперь вздохнул уже Пинки.
— Можно нам пройти в подвал? — спросил Брэйн. — Мы привыкли работать в подвале.
На солнце оба тяжко страдали. Гики, проведшие за столом в подвале три четверти жизни, отнеслись к просьбе агентов с пониманием. Проводили их в подвал. Терри сидел в центре стола и притворялся плюшевым мишкой.
— Приступим, — сказал Брэйн. — Из местного фармакологического центра пропали четыре подопытных экземпляра. Бюро известно, что все четыре экземпляра — внеземного происхождения. Вам ведь это тоже известно.
— С чего вы взяли?
— Билли раскололся.
Мы с Пенни переглянулись. Она едва заметно качнула головой.
— У вас есть две минуты, чтоб вернуть похищенное, — сказал Пинки странным бесцветным голосом. — Потом…
Он снял перчатки, сложил из бледных пальцев решеточку и показал ее всем присутствующим.
— Никогда! — сказала Пенни. — Вы ничего не докажете. Ведь правда, Майки?
— Не знаю, Пенни, — пробормотал Лиззи. — Вспомни, что они сделали с «Напстером».
Присосался к ингалятору. У него от переживаний астма разыгралась.