— Когда Вы поняли, что можете стать настоящим писателем? А когда — что стали?
— Что «могу» и что «стал» я понял одновременно — когда получил членский билет СП СССР. Ощутил себя профессионалом и вскоре ушел из редакции «Уральского следопыта» на «вольные хлеба». Жена боялась: «На какие деньги будем жить?» Но ничего, не померли…
— Какая книга или книги более всего повлияли на становление Крапивина-писателя? А Крапивина-фантаста?
— Стать писателем помогло мне творчество Константина Георгиевича Паустовского. Особенно его «Золотая роза» и «Повесть о жизни». А что касается фантастики… Хотите — верьте, хотите — нет, но лучшим фантастическим произведением на свете я всегда считал «Вечера на хуторе близ Диканьки». А еще многому учился у А. Беляева, Брэдбери и братьев Стругацких.
— В Ваших книгах, даже самых что ни на есть реалистических, обязательно присутствует фантастический, мистический элемент. А в жизни случались ли события, которые можно назвать фантастическими?
— Сколько угодно. Например, разве не мистика, что начало романа «Голубятня на желтой поляне» я со многими подробностями увидел во сне? Или вот житейский пример. В период затяжного безденежья, когда не было денег даже на бутылку пива, сижу и думаю: а не пошарить ли в карманах старых штанов и курток? Вдруг случится чудо? Полез в карман ветхого пиджака и нашел аккуратный конверт с двумя бумажками по 50 тысяч (такие тогда были масштабы цен). Без мистики явно не обошлось…
— Недавно Вы переехали жить из Екатеринбурга, с которым Вас многое связывает, в Тюмень, город своего детства. Сказалась ли столь серьезная смена обстановки на мировоззрении, изменились ли какие-либо творческие императивы?
— Термин «творческие императивы» для меня не совсем ясен. А мировоззрение осталось прежним. Ну как оно может перемениться из-за смены места жительства, если тебе под семьдесят? Поздно уже менять, переезжай хоть в Африку…
— Теперь Вы — преподаватель, профессор Тюменского университета. Видите ли Вы в своих студентах (пусть и не во всех) ту искру Божью, что сможет в будущем вывести нашу литературу на новый уровень?
— Искра Божья у студентов, конечно, есть. После двух семестров мы составили пухлый сборник с литературными творениями слушателей нашей Школы литературного мастерства. Скоро должен выйти из печати. Но что касается «нового уровня» нашей литературы — не знаю… Вернуться хотя бы к старому…
— Как вообще обстоят сейчас дела в нашей детской литературе вообще и в детской фантастике в частности? Способны ли мы выдержать конкуренцию со столь популярной сейчас современной западной сказкой — вроде книг Роулинг, Колфера, Страуда, Пулмана?
— Дела в детской литературе, на мой взгляд, обстоят неважно. Есть отдельные авторы, понимающие проблематику жизни нынешних ребят, но… во-первых, таких авторов немного, а во-вторых, им трудно пробиться к читателям. Тиражи мизерны, литературная пропаганда практически отсутствует. Я убежден, что не может быть настоящей детской литературы без массовых журналов — таких, какими были когда-то «Пионер», «Костер», «Уральский следопыт». Именно они давали возможность миллионам ребят знакомиться с произведениями, где говорилось о наболевшем… А сейчас что?
Что же касается конкуренции с западной сказкой, то мне не совсем ясно: зачем вообще в литературе конкуренция? Не стадион ведь. Нужно творческое содружество, при котором талантливые произведения одних авторов стимулируют творчество других.
— Расскажите о Вашей именной литературной премии. Ее цели, задачи, итоги, перспективы?
Рассказывать об этой премии здесь нет смысла. Материалы и документы о ней есть в Интернете — со всеми подробностями. В этом году премию будут вручать третий раз. Есть очень интересные кандидаты, но пока, до вручения, я не могу говорить о них…
— Ваши произведения неоднократно экранизировались. Однако пока не было ни одной экранизации фантастической или сказочной вещи. Как обстоят дела на этом фронте (слышал, что кто-то занимается «Детьми синего фламинго»)?
— Если верить прессе, «Дети синего фламинго» действительно снимаются в Екатеринбурге. Но я не знаю никаких подробностей. До сих пор (я говорю это в начале августа) студия ни разу не информировала меня о ходе работы над фильмом, даже сценарий не показала. А неизвестность всегда вызывает опасения, поэтому будущую кинокартину я ожидаю с некоторой настороженностью…
— Как Вы относитесь к «пограничным» с литературой медийным жанрам? Как бы Вы отнеслись к компьютерной игре по Вашим произведениям? А к манге или комиксу? Или уже есть подобные проекты?
— Я человек старого воспитания, поэтому очень слаб в нынешней терминологии. Что такое «медийные жанры»? Надеюсь, не то же, что «комедийные»? А «манга»? Ассоциируется с соком манго или мангустой… А компьютерных игр по своим книжкам я не хочу. Видимо, я консерватор. Кому интересны мои персонажи — пусть читают повести и романы.
— У Вас довольно много фанатичных поклонников? Как Вы относитесь к ситуациям, когда начитавшиеся Ваших книг молодые (и не очень) люди начинают на полном серьезе искать Дорогу, строить теорию Великого Кристалла, пытаться проникнуть в Безлюдные пространства? Чувствуете ли ответственность «за тех, кого приручили»?
— Я не считаю, что «приручил» тех, кто пытается заменить реальность литературным миром. Это разные вещи. Я всегда объяснял, что книги могут помогать в жизни, стимулировать ее, но подменять не должны. И прятаться в книги с головой (кстати, как и в компьютерные игры) не следует. Надо все-таки чувствовать грань между литературой и реальным бытием — хотя бы для того, чтобы стремиться улучшать это бытие…
— Вы довольно часто общаетесь с читателями в Интернете. Нет ли ощущения, что революционный рост коммуникативных возможностей для отдельных читателей не только не полезен, но и вреден?
— Для отдельных читателей безусловно вреден. Иногда диву даешься: откуда у человека столько времени и энергии для интернетных диспутов, форумов и т. д. Думаешь: он в жизни еще чем-нибудь занимается или полностью. сросся с компьютером?
— Традиционный, даже банальный журналистский вопрос. Над чем Вы работаете, за что планируете взяться в ближайшее время?
— В мае я закончил роман «Бриг «Артемида» — немного сказочный, немного исторический… Он — о приключениях мальчишки, жившего в Тюмени в середине девятнадцатого века. Это была первая книга задуманной дилогии. Сейчас работаю над второй книгой, где события развиваются в наши дни. Общее название дилогии — «Стальной волосок».
Мария ГАЛИНА, Глеб ЕЛИСЕЕВ
ПРО ЭТО… ИЛИ, СКОРЕЕ, ПРО ТО
Кратенько, на ходу, ни про ЭТО, ни тем более про ТО не поговоришь. Поэтому два критика снова встретились, чтобы продолжить беседу.
Г.Е.: Пора поговорить о литературе фэнтези. Тем более, что есть и другой распространенный мифологический сюжет, невольно подтолкнувший писателей к спекуляциям на биологическую тему: это появление на свет потомков людей и богов или людей и демонов. В классической мифологии такие существа могли быть восхитительными, как Геракл или Тезей, или чудовищными, как Минотавр, однако в них безусловно верили. Торжество науки после века Просвещения заставило авторов «твердой» НФ маскировать подобные истории. Зато в фэнтези или в литературе ужасов невозможные гибриды чувствуют себя столь же комфортно, как и во времена Древней Греции. Создатели фэнтезийных эпопей даже не задумываются над таким «пустяком», как биологическая несовместимость, и начало этой традиции заложил великий Дж. Р. Р. Толкин. И во «Властелине Колец», и в «Сильмариллионе» частенько упоминаются «полукровки», в жилах которых течет одновременно и человеческая, и эльфийская кровь. И что при этом любопытно — никогда не возникает симбиозов эльфов и орков. А ведь согласно «Сильмариллиону» эти существа представляют собой один биологический вид. Гоблины — те же эльфы, но изувеченные в ходе сложных экспериментов властелина зла Моргота. Идейная составляющая оказалась в очередной раз сильнее «научной достоверности». В фэнтези межвидовые союзы стали до такой степени привычной вещью, что А. Д. Фостер в цикле «Чародей с гитарой» откровенно поиздевался над этой традицией, описав мир, населенный разумными животными, среди которых нормой считаются постоянные сексуальные контакты между видами. Тех же, кто, подобно главному герою, не желает этого делать, обвиняют в шовинизме.
Не лучше обстоит дело с соблюдением элементарных принципов биологии и в хорроре. Даже до тотальной реабилитации ничем не ограниченной мистики, произошедшей в 1960-е годы, фантасты все равно проповедовали явное торжество сил Зла над биологическими законами. И если в раннем «Великом боге Пане» А. Мейчена гибрид человека и демона появляется в ходе спиритуального контакта с потусторонним миром, то в более поздних текстах, вроде «Черной печати» или «Огненной пирамиды», речь идет о существах, возникших в ходе непосредственного полового контакта между людьми и чудовищными обитателями полых холмов. В мифологии ужасов, созданной Г. Ф. Лавкрафтом, значительную роль также играют невозможные помеси между представителями хомо сапиенс и других разумных существ, тайно обитающих на Земле. В первую очередь, это так называемые глубоководные человекообразные амфибии, обитающие в городах на дне моря и поклоняющиеся древним богами Дагону и Гидре. Такие существа охотно вступают в контакт с людьми, создавая целые поселения полукровок. И вот как в рассказе «Данвичский ужас» описывается один из персонажей, потомок земной женщины и демона Йог-Сотота: «Выше пояса существо было антропоморфным, хотя его грудь была покрыта сетчатой кожей, наподобие крокодиловой. Спина пестрела желтыми и черными пятнами, напоминая чешую некоторых змей. Ниже пояса, однако, дело обстояло хуже, поскольку тут всякое сходство с человеческим заканчивалось и начиналась область полнейшей фантазии. Кожа была покрыта густой черной шерстью, а из области живота мягко свисали длинные зеленовато-серые щупальца с красными ртами-присосками».