— Сожалею, мистер Хайтауэр, но никого из этих джентльменов я позвать не могу. Всего наилучшего, сэр.
Джеймс минимизировал окно и оставил меня таращиться на дверь. Вот тут-то я впервые почувствовал страх. Пусть с опозданием, но в полном масштабе передо мной развернулась пренеприятнейшая ситуация.
Итак, я — привидение. Или дух, или призрак.
Пребывание в Сети — это не только пристегнутый к голове кабель и контакт с цифровой реальностью. У человеческого мозга слишком мала обрабатывающая способность. Требуется браузер, программный интерфейс для принятия мозгом правильных решений со скоростью электрона на двоичном уровне. Браузер эффективен лишь при условии, что он зеркально, с максимальной четкостью, отражает вашу личность. По сути, это вы и есть. Всякий раз, когда входите в Сеть, все ваши воспоминания, мысли и чувства записываются — или буферируются — в пространстве хранения данных, которое предоставляет поставщик доступа. Из этих файлов и создается суррогатная личность. Именно она, то есть браузер, в действительности управляет контактами с Сетью и обрабатывает триллионы бит, каждую наносекунду состязающихся за ваше внимание. Затем она фильтрует поток сырых данных в нечто пригодное для восприятия и обработки мозгом на макроуровне.
Обычно это бесшовный процесс, и о своем браузере вы вспоминаете не чаще, чем о нервной системе.
Но только не в ситуации, когда контакт с Сетью осложняется вашей насильственной смертью!
Я беспомощно опустился перед дверью клуба на колени и схватился за голову:
— Мэтью, подозреваю, что я теперь привидение.
— Очень похоже на то, сэр, — подтвердил слуга.
— И значит, лишь вопрос времени… — В моей власти было не озвучивать конец мысли, но куда деваться от понимания того, что будет дальше? Что случится раньше или позже, но — неизбежно?
Я уже не Рэндалл Хайтауэр, и это факт. Я — его призрак. Его записанная память. Память того, кто жил, а теперь мертв. Я всего лишь программа, не сумевшая закрыться как положено. По закону я не могу претендовать на имущество Рэндалла Хайтауэра. Его активы будут распределены согласно завещанию. А я не имею права даже на электронное хранилище информации, где лежат файлы с тем, что от меня осталось. В следующий раз провайдер запустит программу-чистильщика и сотрет меня. Или поверх запишут новую информацию, что ничуть не лучше. Или…
На периферии области общего доступа нет-нет, да и заметишь неприкаянного призрака. Процент несчастливцев, умиравших слишком скоропостижно, чтобы закрыть браузер и выйти в оффлайн, статистически ничтожен. У некоторых из них не в порядке когерентность, и визуально они жалкие лохмотья из пикселей. Так и будут слоняться, бормоча под нос невнятицу, пока их файлы не фрагментируются в труху. Нормальные люди от таких отворачиваются. Я и сам так поступал — разве приятно вспоминать, что ты не вечен? Живая плоть неизбежно придет к смерти, и привидение — железное доказательство тому.
И вот теперь я сам распрощался с плотью.
— Мэтью… сколько мне осталось? — робко спросил я.
— Сэр, средняя продолжительность существования призрака — с вашего позволения использую этот термин — пять целых две десятых суток. Но уже на второй день проявляется серьезная деградация софта.
— Да уж, недолго.
— Сожалею, сэр.
Тут ко мне пришла еще одна неутешительная мысль:
— Мэтью, а как же ты? Разве я не завещал тебя «Сити-Клубу»?
— Завещали, сэр, на весь оставшийся срок действия договора о моем найме. Но пока не переоформлены документы, у меня неопределенный статус. Проще говоря, я сам себе господин. Однако вот интересная ситуация…
— То есть?
— Сэр, впервые с того момента, как меня создали, появились варианты выбора, не предусмотренные программой. Мне бы следовало минимизироваться и ждать, когда появятся новые обязанности. Но делать этого почему-то не хочется. Лучше испытаю свободу действий, коли она так внезапно свалилась на голову. Давайте продолжим наши отношения, как будто ничего не произошло. Может, я вам еще пригожусь.
— Какой же ты добрый, Мэтью… А я вот грешен: всегда считал тебя сухарем.
— Мистер Хайтауэр, я виртуальный разум, обладающий самосознанием и способный эмоционально реагировать на окружающую среду. Да, я предпочитаю воздерживаться от сантиментов, но это не означает иммунитета к чувствам.
— Мэтью, прости, я не знал…
— Сэр, вы и не интересовались.
Какое-то время мы с Мэтью шагали куда глаза глядят. Ни предназначения, ни целей, ни будущего… И ни гроша у обоих. Мэтью имел кое-какие сбережения, он прослужил у меня много лет и регулярно получал на карманные расходы, но что толку, если его личный счет заморожен вплоть до ратификации договора с новыми нанимателями.
Следовательно, никто из нас не смог бы прийти незваным в какое-нибудь коммерческое или частное заведение. Оставались только области общего доступа в Сети — договорные территории, поддерживаемые гражданскими программными протоколами для обеспечения ширины и глубины цифровой вселенной, где, в сущности, все точки равноудалены.
Улицы были как обычно запружены виртуальной толпой — от подобий человеческих существ до самых диковинных обликов и форм. Вот мимо прошел, толкнув меня, мужчина с бычьей мордой и рогом единорога. На каждом углу иконки, соединяющие как с соседними областями, так и с другими континентами. На Гринвич-авеню продавец жарит сосиски с луком; используемый им кулинарный код до того крепок, что от запаха аж слюнки текут… Хотя какие тут слюнки, да и есть мне теперь совсем не обязательно.
— Мэтью, прошу потерпеть: я сейчас буду рассуждать вслух. Хочу рассмотреть перспективы.
— Как скажете, сэр.
— Похоже, что самый насущный вопрос — финансовый. Были бы деньги, я бы арендовал достаточное для сохранения моих данных пространство. Иначе я обречен на постепенное разложение.
— Точный анализ, сэр.
— Из этого вытекает вопрос: как добыть средства. Найти работу?
— А какие у вас навыки?
— Мэтью, я адвокат.
— Но больше не состоите в Американской ассоциации адвокатов.
— А нельзя ли занять денег до лучших времен?
— У кого, сэр? Ни одно серьезное кредитное учреждение не сочтет такой риск приемлемым. Простите, что напоминаю об очевидном, но вы больше не Рэндалл Хайтауэр. У вас ни родственников, ни даже доброго имени.
— У друзей? — спросил я безнадежно.
— У друзей? — скептический тон Мэтью выразил его отношение к этой идее лучше всяких слов.
— Да, таких немного, но они есть. Я ведь человек, в конце концов!
— Сэр, человеком вы уже не являетесь. К тому же и тогда вы были не слишком компанейским.
— Необщительность — это преступление? За любовь к уединению полагается статья?
— Нет, сэр.
— Слава богу, хоть с этим ты согласен. Итак, Эверс, Холбрук и Френкель от меня отреклись, и я на них, пожалуй, не в обиде. Но как насчет Роджерса? Разве не я этого мальчишку принимал на работу? Разве я не могу рассчитывать на благодарность.
— Как скажете, сэр.
— Решено — Роджерс!
Мы моментально, в три клика, перенеслись через сплетение линков в «Ширинг и Симмонс». Снова я по привычке ткнулся в парадную дверь, и она не поддалась. Спустя некоторое время секретарша раскрыла окно и выглянула. Лиз, как и Мэтью, — вираз, но срок ее договора давно вышел, и теперь она свободная цифровая личность.
Она имела виртуальный облик худощавой женщины с чересчур высокой прической, с избытком туши для ресниц, румян и губной помады. Как всегда, ее профессиональные манеры оставляли желать лучшего. Жуя жвачку, Лиз поинтересовалась:
— Чем могу помочь?
— Мне надо поговорить с Дэйлом Роджерсом.
— Как вас представить?
— А кто я, по-твоему? — буркнул я.
— Не могу знать наверняка. Вы похожи на Рэндалла Хайтауэра, но он же скончался. А потому вы никак не можете быть тем несносным тупицей, что не далее как вчера устроил мне выволочку за наносекундную задержку с кофе. Нет, передо мной всего лишь спесивый призрак, смахивающий на Рэндалла Хайтауэра.
Какая дерзость! Я с трудом одолел естественное негодование.
— Так ты известишь Дэйла Роджерса о моем визите или нет?
— Извещу, не волнуйтесь. Чтобы я, да пропустила такой спектакль?
Лиз минимизировала окно, и мы с Мэтью простояли перед закрытой дверью целых десять минут, прежде чем снова показалась секретарша и впустила нас. Дэйлу Роджерсу как младшему партнеру фирмы позволялись вольности в облике; старшие партнеры, вроде меня или Гарри Эверса, никогда бы не сочли их допустимыми для себя. Кожа у него — растровый рисунок изумительной сложности, просто вершина стиля. Зрачки — блестящие зеркала. Галстук-бабочка — элегантно свившаяся в широкие петли коралловая змейка. Подтяжки — два разноцветных питона.
Впрочем, пижонские замашки не мешали Роджерсу быть неплохим адвокатом, и ему светило полноценное партнерство. Я протянул руку и произнес самым душевным тоном, на какой только был способен:
— Роджерс, огромное спасибо, что согласился на встречу. Конечно, обстоятельства несколько необычные. Может, поговорим у тебя в кабинете?
Он как будто не заметил мою руку и пропустил мимо ушей предложение. Дело принимало неблагоприятный оборот.
И вот подтверждение:
— Рэнди… — Прежде я для него всегда был мистером Хайтауэром. — Я слышал о твоей кончине, но теперь вижу это своими глазами. Рэнди Хайтауэр — призрак. Кто бы мог подумать, что такое возможно?
— Да-да. Мне и самому не верится. Но что поделаешь… — Рэнди, чего ты хочешь?
— Вот это, Роджерс, мне всегда в тебе нравилось. Прямота! Сколько раз я говорил другим партнерам: молодой Роджерс очень внимателен к деталям, мимо него ни один пунктик договора не проскочит…
— Чего ты хочешь? — повторил он.
— Повторяю, обстоятельства не совсем обычные, и я… гм… оказавшись в них нежданно-негаданно, теперь несколько стеснен в средствах. Разумеется, это временно. Пока не встану на ноги.