— Именно так, сэр, — подтвердил Мэтью.
— Давай на время отложим версию лейтенанта. Допустим, я убит одним из тех, с кем имел отношения. Хотя Перуск отсеял две тысячи пятьсот сорок два человека из записной книжки. Что это может означать?
— Что убийца не принадлежит к ближайшему кругу ваших знакомых.
— Один из тех, кто знал меня достаточно хорошо, чтобы получить выгоду от моей смерти, но не настолько хорошо, чтобы угодить в список подозреваемых. А теперь скажи-ка, Мэтью, какой мотив может быть у подобного типа?
— Ничего личного, сэр.
— Правильно. А безличный мотив — либо профессиональный, либо финансовый. С точки зрения профессиональной, трудно представить того, кому могла быть выгодна моя смерть. Без ложной скромности, я отменный адвокат, но уверен, Роджерс и Френкель уже разобрали мои дела и отлично справляются. Нет, Мэтью, я начинаю подозревать, что все это имеет финансовую подоплеку. Как в старину говорили, «следи за деньгами»? Вот и давай проследим за ними.
— Сию минуту, сэр.
Мэтью вынул из головы иконку, похожую на крошечную стопку бумаг. Расширил до удобной для чтения величины и раскинул листы на песке. Обычная текстовая преамбула, дальше — электронная таблица с распределением наследства. В первой колонке научные фонды и благотворительные организации, которым положены доли. Во второй указаны денежные суммы или предметы имущества. Третья содержит поля хранения текста, это инструкции и комментарии. А в четвертой колонке только даты записей. Завещание я правил ежеквартально.
Итак, 237 строк. В самом низу ячейка с полной стоимостью имущества. Цифра «играла», так как цена акций, которыми я владел, менялась в зависимости от конъюнктуры рынка. Я коснулся левой ячейки в шапке и преобразовал таблицу в алфавитном порядке. В основном известные названия: Ассоциация американских адвокатов, «Сити-Клуб», Федералистская партия, «Юнайтед Уэй», Союз молодежи Вьетнама; но хватало и малознакомых, поскольку я часто пополнял список под впечатлением от газетных статей или присланных этими организациями просьб о пожертвованиях. Я ткнул пальцем в верхнюю ячейку средней колонки, и цифры рассортировались по убыванию. Тоже никаких сюрпризов. Список теперь возглавляли предназначенные «Сити-Клубу» $ 125 000, а в самом низу притулилась тысяча для Американского общества защиты животных.
Но как я ни корпел над завещанием, извлечь из него что-нибудь полезное для расследования не удавалось.
— Сэр, вы позволите высказать предположение? — спросил Мэтью.
— Весь внимание.
— Возможно, вопрос не в том, почему вас убили, а в том, почему убили не раньше и не позже.
— Мэтью, я понимаю, что ты имеешь в виду. А почему, кстати? — Я нажал на четвертую колонку, и записи распределились в порядке их внесения. За последние два квартала я сделал девять дополнений и поправок. В пяти случаях увеличивал или уменьшал уже назначенные ранее суммы — значит, их можно не брать во внимание. Что же остается?
— Полагаю, Ассоциацию помощи цифровым личностям можно смело вычеркнуть, — заметил Мэтью.
— Как и «Pro Bono», поскольку я знаком с несколькими учредителями. Остаются фонд «Бэйсик» и «Фикшн-трест». Я мало что помню о них. Мэтью, не сочти за труд, поищи сведения.
— Будет сделано, сэр.
Он извлек из груди две куклы с такими же постными, как у него, физиономиями, шепотом проинструктировал, они кивнули и разбежались искать в Сети ссылки на фонд «Бэйсик» и «Фикшн-трест». Я свернул завещание, и тут меня пронзила острая боль. Исчезло левое запястье, как ножом отрезало.
Пока мы ждали возвращения кукол с информацией, я решил еще раз поискать средства к существованию. Мы с Мэтью в шесть шагов добрались от Кони-Айленда до Департамента общественных служб и пристроились в длинную очередь. Через час я очутился у приемного окна и получил номерок. А еще через час номер засветился — мне позволили перейти из зоны ожидания в лабиринт коридоров. Наконец я отыскал нужную дверь и вошел в кабинку, где женщина с бледной кожей и губами в форме розы приняла меня в самой унизительной манере.
— Имя, фамилия, идентификационный номер.
— Рэндалл Хайтауэр, ноль семьдесят пять — пятьдесят — шестьдесят девять — ноль пять.
Она глянула на висящий над краем стола дисплей и нахмурилась, после чего строго произнесла:
— Правило такое: я задаю вопросы, вы отвечаете честно и исчерпывающе. Только при соблюдении этих условий наше общение будет продуктивным. Итак, имя-фамилия.
— Я уже сказал: Рэндалл Хайтауэр.
— Рэндалл Хайтауэр, ноль семьдесят пять — пятьдесят — шестьдесят девять — ноль пять, умер.
— Ну конечно, он… то есть я вчера умер. Потому-то я и здесь. Хочу попросить о… о споспешествовании. — Последнее слово настолько меня смутило, что я его едва выговорил. Разве не я недавно воскликнул: «Рэндалл Хайтауэр не станет клянчить милостыню!» Впрочем, сейчас и вправду казалось, что это было не со мной.
— О споспешествовании? — переспросила женщина. — Еще бы!.. И здесь вы это получите, на то мы и Департамент общественных служб. Однако необходимо пройти соответствующую процедуру. Нам требуется знать ваши фамилию и идентификационный номер. А еще понадобится удостоверение личности, годится свидетельство о рождении или, если вы вираз, сертификат подлинности и трудовой договор с истекшим сроком действия. Располагаете этими документами?
— Нет.
— Значит, вам нужно обратиться в Иммиграционный департамент за временным разрешением на проживание. Возвращайтесь с разрешением сюда, и мы рассмотрим ходатайство.
— И сколько времени это займет?
— Три-четыре недели. Бывает и дольше.
— Да вы что, не понимаете? — возмутился я. — К тому времени я буду мертв. То есть я уже мертв, а теперь вообще исчезну. Неужели нет другого способа?
Женщина поколебалась и ответила:
— Вообще-то есть альтернатива.
— Ну, слава богу!
— Сейчас в нашем департаменте нехватка квалифицированного персонала. Если подпишете трудовой договор, мы обойдем основную рутину и дадим ход вашей просьбе.
— На какой срок?
— Обычно не менее двенадцати лет.
— А что за специфика? Юридическая защита?
Женщина устало вздохнула:
— Юридический отдел укомплектован полностью, а вот уборщика поди найди.
— Конечно же, отказался, — сообщил я Мэтью. — И адвокатская работа не сахар, но промыкаться лет двадцать уборщиком! Чистить обои от жучков, стирать вирусы, а в конце дня выметать временные файлы! Лучше смерть, чем такая судьба.
— Вы уверены, сэр? — Голос вираза был сдержанным, но тон заставил усомниться в сказанном мною. Я вдруг понял, что как раз такую службу и исполнял Мэтью много лет. И хоть бы раз пожаловался, уклонился от обязанностей. Самой черной работой не брезговал, напротив, как будто за честь почитал.
Мы сидели в мини-парке. Позади шумел индиговый водопад, струи разлетались на брызги в чаше над нашими головами. Я помахал культей:
— Извини, брякнул сгоряча. Ах, Мэтью… Наверное, я всегда был таким эгоцентричным, эгоистичным, высокомерным болваном?
— Сэр, вы всегда были само совершенство.
— Но теперь уже не таков. Ладно, не знаю, каким я был, зато знаю, что оставаться таким не хочу. Надо ли удивляться, что среди двух тысяч пятисот сорока двух знакомых не оказалось ни одного друга. Даже Сиси нельзя особо винить, да и Дэйла Роджерса. Скажи, ведь я с ними вел себя по-свински?
— Не мне судить, сэр.
— Кому как не тебе? Кто еще знает меня как облупленного? Кто был рядом столько лет?
Тут пришла грустная мысль. Не хотелось высказывать ее вслух, но сколько можно прятаться от себя самого?
— Мэтью, ответь как на духу, без уверток. Почему ты до сих пор не ушел? Чтобы увидеть своими глазами, как я… получу по заслугам? Ответь честно. Я бы на твоем месте так же поступил.
С этими словами я отвернулся, но почувствовал, как напрягся Мэтью.
— Мистер Хайтауэр, это предположение оскорбительно. Постараюсь стереть его из памяти. Я служу вам, и тот факт, что закон более не обязывает этого делать, никак не уменьшает мою ответственность. У разумного существа должны быть определенные жизненные принципы, и я всегда старался быть честным перед собой.
Тут у меня затуманился взор. Неужто слепну из-за разрушения программы? Нет, это всего лишь слезы.
— Мэтью, похоже, я ошибся. Один друг у меня все же есть, но его имя отсутствует в записной книжке. И я такого друга не достоин.
— Сэр, вижу, наш поиск дал результаты. Продемонстрирую, если не возражаете.
Две куклы вскарабкались по рукам Мэтью и скрылись в туловище. Рассеянно глядя вдаль, он проанализировал данные и сообщил:
— Фонд «Бэйсик» — действительно то, за что себя выдает. Но что касается «Фикшн-треста» — есть любопытные нюансы. Во-первых, средний годовой доход в последние семь лет заявлен в размере ста шестидесяти двух тысяч долларов. Шестьдесят четыре процента от этой суммы — наследство, а не пожертвования. Наводит на мысли. Сэр, а вы помните, почему решили завещать деньги тресту?
Я напряг память.
— Получил брошюру о его деятельности, она показалась полезной. К тому же, Мэтью, тебе известно, я всегда любил раннюю популярную литературу. Не бог весть какое хобби, но уж больно хорошие попадаются авторы. Браннер, Дэвидсон, Хилл, Вэнс, Пауэрс, Кэйди, Суэнвик, Ши. Жаль, некоторых книг нынче днем с огнем не найдешь. Позор, если такие писатели окажутся забыты.
— Ваши сантименты оправданы, сэр. Также я изучил организационную схему треста. Есть номинальное правление, оно собирается ежегодно. Его члены не получают зарплаты, этого требует некоммерческий статус организации, но труд остального персонала оплачивается. Каковой состоит из одного сотрудника.
Мэтью щелкнул пальцами, и возник портрет человека с широким лбом, тонкими губами и носом-картошкой меж синих глаз. Неприметное лицо — увидь хоть тысячу раз на улице, не запомнишь.
— Говард Феликс Дитмар, исполнительный директор, — сказал Мэтью.