Джон и Кэйти вошли в дом.
Когда дверь за ними захлопнулась, я топнул ногой и закричал:
— Чертовы роботы! Идите вы к черту со своими тупыми законами и со своей идиотской щемящей грустью! Меня чуть кондрашка не хватил из-за вас! Козлы вы! Чтоб вам пусто было! К ним со всей душой, а они играются… Роботы фиговы! А я для вас готовил, старался! С этих пор никогда не буду стараться! Черта вам в зад!
Я ругался очень долго и громко.
А потом сел в катер и улетел.
На корабле меня никто не встречал. Заурядная миссия, зачем пышные встречи? Подумаешь, отвез колонистам еду.
Я заглянул на мостик. Капитан стоял у штурвала и смотрел на звезды.
Я сказал:
— Эх, намаялся я с этими колонистами…
Может, все-таки похвалит за удачное выполнение миссии?
Капитан выглядел усталым.
Он спросил:
— Что у тебя с голосом?
— А что?
— Хрипишь. Будто с футбольного матча вернулся.
Я откашлялся:
— Так лучше?
Он буркнул:
— Еду доставил?
— В наилучшем виде! — похвастался я.
— Колонистам понравилось?
Я засмеялся:
— Жевали так, что за ушами трещало.
Капитан глянул на меня исподлобья и спросил:
— Откуда у тебя револьвер?
Я тронул кобуру на поясе и сказал:
— Сувенир от колонистов. Кажется, он ненастоящий.
Капитан спросил:
— А с головой у тебя что?
Я притронулся ко лбу:
— Пустяки. Царапина.
Он сказал:
— Я не о том.
Я удивленно приподнял бровь.
Капитан пробормотал, вглядываясь в космические глубины:
— М-да… — Он поправил фуражку и спросил: — Маркин, что ты знаешь о Дагоне?
Я пошевелил извилинами. Имя звучало смутно знакомо.
— Знаю, что это нечто очень важное, — сказал я. — И что это — цель нашего путешествия. Или одна из целей.
Капитан кивнул и хотел что-то сказать, но тут в комнату вбежала инопланетянка Марина. Глаза девочки напоминали плошки, она задыхалась и не могла вымолвить ни слова. Мы переполошились.
— Что? Что такое?
Капитан тряс Марину за плечи:
— Девочка моя! Тебе плохо? Что случилось? Скажи, что произошло?! — Он кричал: — Живот болит? Живот?! Скажи правду!
Марина собралась с духом и выпалила:
— Печка заболела!
Мы онемели от ужаса.
И кинулись на кухню.
Рядом с печкой хлопотали Людочка и Ярцева. Печка жалобно стонала и хлопала дверцей духовки:
— Ох, мочи моей нет! Что же это делается, граждане? Что же творится…
Мы с капитаном спросили хором:
— Печка, что с тобой? Заболела?
— Душа у нее болит, — ответила Ярцева, поглаживая печкин бок.
Печка зажгла сразу все конфорки и простонала:
— Плохо мне! Ой, плохо, граждане! Душу рвет не по-детски, когтями ядовитыми терзает, зубами гнилыми треплет, матом ругаться хочется на жизнь распроклятую!
Капитан облегченно вздохнул, прислонил грузное тело к стене и строго произнес:
— ПОГ-2, немедленно прекрати паясничать.
Ярцева возмутилась, нервными пальцами схватившись за беджик:
— Она по-настоящему!
— А если по-настоящему, — сказал капитан, повышая голос, — пусть завязывает с бабскими истериками. ПОГ-2 демонстрирует поведение, недостойное русской печи, создающей в доме тепло и уют. Настоящая русская печь и в огонь, и в воду, и коня на скаку… а это что? Это не коня, и не воду, и не огонь… Нет, так не годится. Совсем не годится, если желаете знать мое мнение!
Печка не обращала внимания на капитана и продолжала стенать. Капитан поправил фуражку, закатал рукава и сказал:
— По-моему, кого-то пора отшлепать.
Печка тут же возмутилась:
— Как это отшлепать? Не имеете права! Нарушение моих конституционных прав! Я жалобу настрочу куда надо!
Капитана передернуло:
— Ах, жалобу, — угрожающе произнес он. — Жалобу, значит… пригрели, называется, змеюку на пузе. Мы все для нее, а она… жалобу, ишь ты! Сейчас я тебе покажу, четырехконфорочная гадюка, из чего кулаки настоящего мужчины сделаны! — Капитан стал неумолимо надвигаться на печку. Ярцева смело загородила печь собой и беджиком. Капитан остановился, тяжело дыша и сверля навигатора взглядом. Ярцева не боялась гнева капитана и продолжала твердо стоять.
— Так, оглоеды, — сказала Людочка, вклиниваясь между ними. — Перестаньте немедленно!
Капитан произнес сурово:
— Людочка, я вас бесконечно уважаю, но вы же видите, что творится! Должны, черт подери, видеть!
Людочка кивнула:
— Я вижу. Вы нервничаете. Ярцева нервничает. Все нервничают, потому что наш полет затянулся. Верно, Маркин?
Я пожал плечами:
— Мое дело — печь пирожки и жарить яичницу, а не нервничать.
Людочка сказала:
— Вот видите, Маркин не нервничает. Значит, он и поговорит с печкой и успокоит ее. В конце концов, печка — лучший друг нашего дорогого повара. Верно, Сережка? — Не дожидаясь моего ответа, она потянула в коридор капитана и Ярцеву. У двери в коридор их встретила Маринка с револьвером в руке. Я хлопнул себя по поясу: кобура опустела. Стащила, негодница! Когда успела?
Марина прицелилась в Людочку и с криком: «Смерть хомо сапиенсам!» попыталась нажать на курок, но не успела — капитан выхватил у нее револьвер и, укоризненно покачав головой, взял в щепотку ухо девочки.
— Ой-ой, больно, — запищала Марина. — Простите, дяденька, я больше не буду!
Капитан строго произнес:
— Марш в угол!
Печка грустно спросила:
— Ну что, будешь успокаивать меня?
Я заметил:
— Сначала неплохо бы узнать, что с тобой приключилось.
Печка сказала:
— Сама не знаю. Нашло… Истерика бабская, как верно подметил наш мудрый капитан. Теперь вот стыдно.
Я поставил на конфорку сковороду и сказал:
— Не ври, пожалуйста. Я не самый проницательный человек на свете, но я знаю жизнь. Вернее, притворяюсь, что знаю, и поэтому притворяюсь, что могу распознать твое вранье. В общем, я тебя раскусил.
Печка сказала:
— Мучает меня, Маркин, что-то вроде когнитивного диссонанса. Понимаешь, когда я узнала, что мы с тобой полетим вместе, я ждала другого.
— Другого? — удивленно переспросил я. — Чего другого?
Печка раздраженно хлопнула дверцей:
— Помолчи. Так вот. Ждала я другого тебя. А получила — друга. Понимаешь? Конечно, понимаешь. Никто не понимает меня лучше тебя, гражданин Маркин.
Я разбил яйца и выпустил желток и белок в свободное путешествие по сковороде. Действие было привычным до одури. Как будто я этим всю жизнь занимался. Но, наверное, когда-то я занимался чем-то еще, раз печка ждала другого меня.
Печка спросила:
— Ты помнишь, что случилось на планете, с которой поступил сигнал бедствия?
Я сказал:
— Конечно, помню. Я отвез колонистам еду. Они ее стрескали и получили необходимые для организма витамины и минералы.
Печка вздохнула:
— Маркин, в том-то и дело. Потому-то мне душу и рвет. Друг ты мне, а помочь я тебе не могу. Ты сам себе можешь помочь. Но после этого мы друг друга не увидим.
Я кинул в сковороду щепотку соли и спросил:
— Ты о чем?
Печка сказала:
— Скоро узнаешь, Маркин.
Она добавила в конфорку огня и сказала:
— Я все это время наблюдала за тобой. Дикое зрелище эта последняя планета. Ну, куда ты еду возил. Хуже Парадиза. Парадиз — глупый парк развлечений. Здесь же… слов не хватает. А причина — Да-гон. Он — цель нашего полета. Маркин, скажи, мои слова находят в твоем сердце отклик?
Яичница получилась отменной. Желтки не повреждены, сверху — тонкий слой яичных сопелек. Идеальная яичница для моей возлюбленной Людочки.
Я сказал:
— Капитан тоже Дагон упоминал. Дагон — это планета такая, верно?
Печка прошептала:
— Эх, граждане, что же это творится… — Она больно ударила меня дверцей духовки по ноге и сказала: — Маркин, ну подумай хорошенько. Что случилось на Парадизе? Что случилось на безымянной планете? Вспомни, пожалуйста.
Я потер ушиб и попытался думать о Парадизе, но вместо этого стад почему-то думать о Людочке. О моей Людочке на кухне. О смеющейся моей Людочке. О моей Людочке, которая говорит: «Боже, я ведь спала с тобой…», а я отвечаю: «Да, мы трахались…». Я помотал головой. Откуда взялось последнее воспоминание?
Включился сигнал тревоги. Тревожно замигала красная лампочка у потолка. Я вздрогнул.
Печка сказала:
— Иди, Маркин. Тревога.
Я сказал:
— Но…
Печка перебила:
— Гражданин, не задерживайтесь. Действуйте строго по уставу. А я пока уйду в себя. — Она сказала: — Надо кое-что обдумать.
Весь экипаж, не считая печки, собрался на мостике. Капитан лежал рядом с капитанским креслом. Он был тяжело ранен в живот. Маринка сидела на полу в углу, прижав к груди сумочку. Ее глаза тускло светились. Побледневшая Ярцева стояла с револьвером в дрожащих руках и целилась в Людочку. Людочка смотрела на капитана.
В моих мыслях Ярцева часто целилась в кого-то. Но в глубине души я не верил, что такое произойдет. Я и сейчас не верил своим глазам. Может, это сон?
Ярцева сказала:
— Всем можно с ума сходить, а мне — нет? Я давно мечтала об этом, шалашовка. Коза крашеная! Ты увела его! Ты!
Людочка спросила шепотом:
— Кого?
— Его! — заявила Ярцева.
«Кого она имеет в виду?» — подумал я, озираясь.
Кого моя невинная Людочка могла так подло увести?
Людочка смотрела на капитана.
Она сказала:
— Ярцева, капитан умирает. Надо помочь ему. Пожалуйста, убери оружие.
Ярцева закричала:
— О чем ты говоришь?! О чем, черт возьми, ты говоришь? Я убила капитана! Пути назад нет!
Людочка посмотрела на нее и сказала:
— Если он не выживет, путь назад есть. Всегда можно вернуться на правильную дорогу. Мы это обсудим потом. Пожалуйста, позволь мне спасти капитана. — Она попросила: — Прошу тебя, опусти оружие.