Корпус жил поздней вечерней жизнью. Кто-то ходил по коридорам, громко стуча башмаками. Где-то смеялись, где-то еле слышно плакали. Начальственно взмывали голоса воспитателей. Хлопали двери.
Урчали водопроводные трубы. Здание недавно ремонтировали – видно по свежей плитке в местах общего пользования, по замененным кранам и розеткам. Канализация работает, вода уносится в стоки с немыслимой скоростью. Это надежное, даже комфортное убежище. Перевал вот-вот закроется, мы останемся в безопасности на шесть месяцев.
Он повторил «мы в безопасности» десять раз и заснул, сбившись со счета. И вот проснулся среди ночи от дикого холода.
Из неплотно закрытой форточки несло морозом. Снаружи завывал ветер. Луна исчезла, но какой-то свет все-таки был: Руслан ловил очертания предметов расширенными до предела зрачками. Все окна надо утеплить, сказал себе Руслан. Странно, что до сих пор этим никто не занимался.
Он встал, чтобы согреться. Сделал несколько упражнений, ударился рукой о сломанный стул и зашипел от боли. В корпусе теперь было тихо, ни звука, кроме завывания ветра. И отдаленных шагов. Кто-то из дежурных воспитателей обходил коридоры.
Потом хлопнула входная дверь. Она была железная и запиралась на ночь. Значит, кому-то понадобилось ее отпереть.
Хлопнула вторая дверь – маленького тамбура. Идущий совсем не беспокоился о ночной тишине. Он шел через холл торопливо, почти бежал.
Шаги зазвучали совсем близко. Человек прошел – просеменил – по коридору, торопливо поднялся по лестнице. Руслан прижал ухо к двери.
Человек кого-то позвал – приглушенно, но все равно оказалось громко. Руслан не расслышал имени. В голосе, далеком и неразборчивом, было нечто такое, что у Руслана подтянулся живот.
Хлопнула дверь. Снова послышались шаги. Трое или четверо мужчин быстро шли по коридору и переговаривались на ходу – сдавленными голосами, то и дело переходящими от шепота к глухому крику. –…Это точно, вот как я тебя вижу! Я вчера еще… за генераторной…
– Так что же молчал?! –…проверить. Отказаться от всего, завалить проект… –…мать твою?! Водители завтра… –…и бежать отсюда, пока перевал…
– Если он открыт… Снег был…
– Заткнись!
Они остановились неподалеку. Теперь Руслан мог расслышать больше половины сказанных слов. –…нас запрут. Когда вернемся с такими… Мы же контактные…
– Не успеют. Что творится на санитарном посту… –…зато здесь мы точняк подхватим! За шесть месяцев! Останемся тут с мертвяками…
– Что ты паникуешь? – Руслан узнал голос коменданта. – Что ты паникуешь, как баба? Сколько их, ты знаешь? Может, один всего или два? Запремся, пересидим…
– Идиот! – рявкнул надтреснутый тенор, кажется, врача. – «Пересидим»! Если мертвяки захотят войти – они войдут, ты же не знаешь, придурок, что это такое!
– А ты знаешь? А хоть кто-то знает?!
Послушалось глухое сопение. Возня. Неразборчивые реплики. Резкий голос бросил: «Хватит!».
– Поднимать всех и уматывать…
– Ночью через перевал? Уж лучше сразу вниз головой…
– Водители пускай спят. Как только развиднеется…
– Заткнитесь оба! Надо думать, как остаться. Спалить их можно? Слить солярку… –…иди, зажигай! Спалил один такой… –…а не драпать в первую же… –…дорога закроется!
– Не паникуй. Не паникуй! Есть шансы…
Теперь они удалялись, продолжая говорить. Руслан перестал разбирать слова.
Его все еще трясло: он не мог понять, от холода или предчувствия. Где-то снова хлопнула дверь, прошел по коридору кто-то тяжелый, сонный. Руслан выбрался из комнаты-склада и пошел, ведя рукой по стене, ему вдруг захотелось оказаться рядом с людьми.
В четверть накала горели лампы под потолком. За дверью женского санузла светилось ярко, весело. Щелкнула ручка, на линолеум упала полоска света. В коридор вышла девочка лет двенадцати, в домашнем махровом халате поверх пижамы. Руслан остановился – его поразил этот халат посреди казенной обстановки.
– Ты чего? – спросила она с опаской.
– Ничего. – Он отступил, чтобы ее не пугать. – Просто иду.
– У тебя губы синие, – сказала она, присмотревшись. – Ты замерз?
– Нет.
– У меня брат похож на тебя. – Она потерла нос указательным пальцем. – Был. Или есть. В карантине. У него губы синие, когда он мерзнет.
– Я уже согрелся, – соврал Руслан.
– Холодно, – она поежилась. – Идем к нам в комнату. Там тепло.
– Нельзя, – пробормотал он.
– Почему? Идем…
И она уверенно пошла по коридору. Он, поколебавшись, последовал за ней. Она была очень наивна для своих лет. Совершенно домашняя, какая-то нездешняя девочка. Глупая. А может, немножко святая. Надо быть святой, чтобы разгуливать вот так спокойно по этому корпусу, где существует Джек.
Руслан вдруг подумал, что огромное мужество заключается в этом ее халате, и пижаме, и готовности быть такой, как обычно, посреди сиротского быта, куда ее ни с того ни с сего забросила судьба. Посреди того, что творится с человечеством. Быть собой в спокойной уверенности, что если мир можно обустроить в отдельно взятой комнате, то и в глобальных масштабах все как-нибудь образуется.
– Только тихо. Все спят.
Она уверенно пригласила его внутрь. Как дома, наверное, позвала бы к себе в комнату – посмотреть книжки, или альбомы, или еще что-то. Руслан вошел, не смея отказаться. Комната была типовая, такая же, как у парней, и на пяти кроватях спали, натянув одеяла до ушей, неразличимые в темноте девчонки. Шестая койка пустовала.
Здесь было тепло, даже душно. Гораздо теплее, чем в коридоре, и несравнимо теплее, чем в комнате-складе. Щели в раме были забиты тряпками и заклеены газетными полосками.
Девочка указала ему на стул. Руслан сел, зажав холодные ладони между коленей. Девочка опустилась на кровать, и сетка скрипнула.
– Что-то случилось? – спросила она еле слышно. Он подумал. Потом кивнул:
– Мы, наверное, уедем отсюда.
– Мы же только приехали!
– Кажется, – он заколебался, на этот раз не желая пугать ее, – кажется, кто-то из старших видел… здесь, за перевалом…
Он замолчал.
– Кого? – она явно не хотела сама додумывать худшее.
– Мертвяков, – признался Руслан.
– Не может быть, – она судорожно сжала край одеяла. – Здесь же никого не было… Только здоровые…
– Значит, кто-то был. Или пришел. Или приехал. Короче, их видели. А поскольку перевал вот-вот закроется, то…
Она поднесла ладонь к губам. Кто-то из спящих застонал и повернулся во сне.
– Но мы успеем, – сказал он, чтобы ее успокоить.
– Мы попадем в карантин, – сказала она безнадежно.
– Не обязательно. Но если мы останемся здесь, то наверняка попадем в карантин, само это место станет карантином, да и вообще…
– Я бы ни за что не осталась здесь с мертвяками, – ее передернуло.
Корпус понемногу наполнялся звуками. Где-то текла вода в жестяной поддон. На кухне включилась газовая колонка. Все чаще хлопали двери.
– Как тебя зовут?
– Зоя.
– Ты поаккуратнее с парнями. Здесь есть такие, что…
– Я знаю, – сказала она просто. – Думаешь, я не разбираюсь в людях?
– Не разбираешься, – сказал он грустно. Она упрямо помотала головой:
– Разбираюсь… Ты, например…
Она не успела закончить фразу. В коридоре чихнул и затрещал динамик.
– Подъем! – рявкнул бессонный злой голос. – Подъем, всем вставать! В программе произошли изменения, мы уезжаем!
В столовой всем выдали сухой паек: пачку печенья, сырок и пару вареных яиц. Яйца, по-видимому, сварили еще вчера – они были холодными и тяжелыми, как булыжники.
Водители разогревали двигатели автобусов. Было еще темно, выхлопные хвосты сизо мотались в свете фонарей.
– В каждый автобус – по ящику воды! Сопровождающие групп, возьмите воду и стаканы!
Руслан зашел в свою комнату за рюкзаком и испытал минутное удовольствие от того, что эта палата, эта кровать, залитая мочой, и эти соседи больше не будут портить ему жизнь. Ни Джеку, ни Пистону не было до него дела – они висели на подоконнике, высматривая что-то в медленно сереющем мраке.
– Я вроде видел, – неуверенно сказал Хрустик. Джек тяжело глянул на него. Хрустик проглотил язык.
– Если ветер с той стороны, то может лихорадку принести, – пробормотал Пистон. – По ветру.
– До ветру! – зло рявкнул Джек. – Кретины косорукие, не могли выжечь пару мертвяков…
– Может, их не пара, – сказал Пистон. – Мы не знаем. Может, их пара десятков. Там вроде старая турбаза, ну, что от нее осталось…
Джек плюнул на пол.
– Уматываем отсюда, – сказал сквозь зубы. – Полгода сидеть взаперти с мертвяками… нафиг!
Они вышли, не глядя на Руслана. Тот вздохнул с облегчением, поискал на полке фанерного шкафа свою вязаную шапку и не нашел. Беззвучно застонав, заглянул под кровати; шапка нашлась у дальней стены, ею, кажется, играли в волейбол. Ничего страшного.
Он отряхнул шапку. Автобусы начали заунывно сигналить – Руслан не видел их, окно комнаты выходило на другую сторону. Сам собой погас свет: наверное, вырубили электричество по всему корпусу. В сереющем сумраке проступили лесок на склоне напротив и крыша генераторной – где-то там техник видел мертвяков.
Руслан бегом спустился по лестнице. Дверь туалета стояла распахнутой настежь. Руслан заскочил на секунду.
Туалет был просторный, кабинки разделялись фанерными стенками. Между стенками и полом оставалось сантиметров двадцать пять, чуть больше – между стенками и потолком. Как только Руслан закрыл за собой задвижку кабинки, в туалет вбежали, топая, несколько человек.
Тусклый свет проникал из высоких окошек, забранных стеклоплиткой. Послышалось сдавленное хихиканье, дверь кабинки чуть дернулась, и в щель между дверцей и полом Руслан увидел две пары ног в знакомых ботинках.
– Джек! – рявкнул он. – Пошел вон!
Дверь кабинки дернулась снова. Джек заржал, на этот раз не прячась, и ботинки исчезли. Надсадно гудели автобусы, снаружи выкрикивал что-то мужской голос. Руслан толкнул дверь и, как в кошмарном сне, понял, что она не открывается.